Страница 3 из 119
С большим напряжением мы следим за дальнейшим полетом этого бомбардировщика. И снова он делает разворот и летит в нашу сторону. Вдруг мы видим, как один из зенитных снарядов угодил в этого стервятника. Самолет загорелся и устремился вниз, как горящая ракета, оставляя за собой огненный след. Фашист получил по заслугам, и мы вздохнули с облегчением. После отбоя остаток ночи я очень плохо спал и ворочался с боку на бок на своей жесткой постели.
Днем мы первый раз получили почту. Мне прислали письма Ира и родители, которые сообщили, что мой брат Борис тоже мобилизован и находится где-то во Владимирской области. А Ира написала, что к ним в Егорьевск приезжала моя мать, нашла ее, и они познакомились друг с другом. Обе были на моей квартире, поплакали обо мне и о том несчастье, которое навалилось на нашу страну и на всех нас. Мама пригласила Иру к ним в деревню. Я был очень рад такому известию, а также тому, что моей маме Ира понравилась.
А на фронтах Великой Отечественной войны шли тяжелые оборонительные бои. Наша армия с большим трудом и с огромными потерями сдерживала немецко-фашистскую армаду, которая все дальше углублялась на нашу территорию. Мы все очень переживали временные неудачи нашей армии, рвались на фронт, чтобы оказать ей помощь. Мы возмущались, почему нас держат в Москве и заставляют заниматься строевой подготовкой, как будто это так важно в будущих боях.
Прошло около двух недель нашего пребывания в этих казармах. Однажды утром нам было приказано построиться с вещами, и нас повели в Военно-воздушную академию имени Жуковского. Там нас разместили в курсантском общежитии академии и стали обучать новой современной авиационной технике. Мы с Гречушкиным и еще несколько егорьевцев были зачислены на курсы мастеров авиавооружения.
Лекции и практическую подготовку с нами проводили военные специалисты, офицерский и технический состав академии. За очень короткий срок мы получили хорошие знания по нашей будущей специальности. Теперь нас больше не посылали дежурить на крыши зданий, а во время воздушной тревоги мы вместе с жителями укрывались в метро.
В первые недели войны, когда мы были еще в Вышнем Волочке, среди мобилизованных была низкая дисциплина. Были случаи, когда отдельные военные отлучались из части и отсутствовали по неизвестным причинам не только часами, но и днями. И все это им сходило, так как в Вышнем Волочке было огромное скопление мобилизованных, такая неразбериха, что всех нас учесть было очень трудно. В Москве эти разгильдяи почувствовали настоящую военную дисциплину.
В нашей курсантской команде был такой случай. Один из нас был жителем Москвы и повадился после воздушных тревог не являться в общежитие, а к утренней поверке появляться в нашем строю. Ему понравилось такое положение, он совсем обнаглел и не являлся на занятия два дня подряд. Командование объявило розыск этого дезертира. Его нашли и арестовали, но не у родственников, а на квартире у женщины. За дезертирство его судил Военный трибунал и приговорил к расстрелу. Но, учитывая некоторые смягчающие обстоятельства, расстрел был заменен посылкой его на фронт в штрафной батальон. Приговор Военного трибунала и приказ по Академии были нам зачитаны перед строем. Это явилось хорошим уроком всем, кто не хотел считаться с военной дисциплиной и фронтовым положением, на котором мы находились. В середине августа 1941 года мы успешно закончили курсы. Нам присвоили звания старших сержантов, аттестовали мастерами по авиавооружению и выдали соответствующий документ. Получили мы также направления в авиачасть.
Перед отправлением на фронт нам с Гречушкиным дали увольнительную на 12 часов. Мы тут же вечером устремились на Казанский вокзал, чтобы поехать в Егорьевск и еще раз повидаться и проститься со своими. На вокзале было людно, как всегда, но теперь стало больше военных и эвакуированных людей. Пассажирских поездов на Егорьевск не было, так как уже поздно, и мы решили доехать до станции Раменская, а там будет видно, что делать дальше. Сойдя в Раменской, мы некоторое время побродили по станции, и нам повезло. В направлении Воскресенска пошел товарный состав, на котором мы и поехали. Спрыгнув с подножки товарного вагона в Воскресенске и узнав у дежурного по станции, что никаких поездов на Егорьевск не будет, мы с Калинычем решили идти пешком по железнодорожной линии. Время было около девяти часов вечера. Уже стало темнеть, а до Егорьевска еще 22 километра. Молодость и любовь, а также возможность встречи с любимыми несли нас по шпалам, как на крыльях. Ночь была теплая, тихая и только изредка нет-нет да подует слабый ветерок, от которого шелестели листья на деревьях леса, через который протянулась дорога. Мы очень спешили, так как времени было мало, а хотелось еще разок, хотя бы на несколько минут, увидеть своих дорогих: я — Иру, а Калиныч — жену и маленького сына. Каждый из нас про себя думал, что эта встреча может стать последней, так как впереди у нас фронтовая жизнь. Кто знает, останемся ли мы живыми и будут ли живы наши дорогие и близкие?
У деревни Кукшево, в двух километрах от Егорьевска, лес наконец кончился, и мы вышли к нашему аэродрому. Идя по высокой железнодорожной насыпи, мы невольно устремили свой взор на запад в сторону Москвы, где снова увидели яркие вспышки разрывов зенитных снарядов. Это был налет на Москву немецких бомбардировщиков.
В нашем городе было темно. Улицы совершенно безлюдны. Никто нас не остановил, как будто и нет войны и все на свете спокойно. Это нас очень удивило. Мы распростились с Калинычем, и каждый пошел в своем направлении. Наконец-то я на знакомой улице. Вот тот старенький двухэтажный дом, в котором живет Ира. Я всегда сигналил ей о своем приходе на свидание стуком по водосточной трубе, которая находилась близко от комнаты, где она жила. Постучав в трубу, я подошел к входной двери и стал с замиранием сердца ждать, боясь, что ее нет дома и все мои надежды на встречу пропадут. Но вдруг я услышал быстрые и такие знакомые шаги по лестнице. Я понял, что это идет Ира и что она меня ждала. Дверь открылась, и дорогая и любимая бросилась в мои объятия. Она крепко обняла меня и покрыла мое лицо жаркими поцелуями.
— Ох, как я соскучилась по тебе, — прошептала она.
— И я тоже.
Обнимая друг друга, мы поднялись по лестнице и зашли к ней в комнату. Таким уютом и теплом встретили меня эта давно знакомая мне комната и Ира, что совсем не хотелось думать о войне и о том, что через три-четыре часа мне надо будет уезжать. Я забыл, что очень устал и голоден. Было не до этого. Рядом со мной была моя любовь, моя нежная Ира. Уже было около двух часов ночи. Дома у Иры никого не было. Ее мама дежурила на швейной фабрике. Не было и ее сестры Тоси. Я умылся, так как был очень потным и грязным с дороги. Ира постелила мне постель.
— Ложись, Володя, ты очень устал. А я посижу около тебя, — сказала она.
Я разделся и лег. Рядом на кровать села и Ира. Мы долго говорили с ней обо всем. Потом, утомившись, Ира прилегла ко мне. Мы были во власти любви и страсти, ласкались друг к другу, но не переходили границ этой страсти. Я очень любил Иру и не хотел сделать ее несчастной в такое тяжелое для нас время. Нам было хорошо вместе. Весь остаток ночи мы провели, не засыпая и находясь в счастливой полудремоте. Утром пришла ее мама Александра Васильевна. Она очень приветливо встретила меня и начала хлопотать о завтраке.
Время моего увольнения подходило к концу. Позавтракав и сердечно распростившись с Александрой Васильевной, мы с Ирой пошли на железнодорожную станцию. Она проводила меня до самой станции. Тяжелое у нас было расставание. Я и сейчас помню ее грустные большие глаза, застывшие слезинки на щеках, ее влажные губы. Сердце разрывалось от горечи расставания с ней. Я не мог даже подумать, что и ей скоро придется испытать все ужасы фронтовой жизни…
Приехав в Москву, я еще успел зайти на квартиру к Петру Федосеевичу — мужу моей сестры. Был выходной день, и Петя с Зоей оказались дома, так как она приехала из деревни от наших родителей, чтобы навестить своего мужа. Они очень обрадовались моему приходу. Я им сообщил, что вечером должен уехать с Курского вокзала в свою авиационную часть и что сейчас спешу в Академию имени Жуковского, где проходил курсы мастеров по авиавооружению. Им я обещал перед отъездом обязательно зайти и окончательно попрощаться с ними.