Страница 114 из 119
Когда только что появились первые признаки рассвета, по водной глади озера с противоположного берега до моего слуха донеслись отчетливо слышные какие-то крики и переполох в Колоднице. Я мгновенно проснулся и стал прислушиваться. По крикам, доносившимся с противоположного берега, я понял, что местные жители поспешно убегают из деревни по кустарникам к берегу озера, а потом и к тому полуострову Выспа, на котором находился когда-то наш отряд. Минут через двадцать я услышал звонкий мальчишеский голос:
— Мамка! Наши пришли!
Это кричал какой-то мальчик с противоположного берега озера. «Кто это, наши — Красная Армия или полицаи?» — подумал я и решил разбудить Цымбала.
— Что случилось? — спросонья спросил он меня.
— Андрей, вставай! Что-то непонятное происходит в Колоднице.
Мы вышли из хаты и стали в бинокли внимательно рассматривать противоположный берег озера. Уже рассвело, и на том берегу мы увидели всадников, которые поили своих коней в озере. Кто были эти всадники, разглядеть трудно.
В лучах восходящего солнца наша деревня и легковая трофейная автомашина были очень хорошо видны с противоположного берега. Там, наверное, была видна и грузовая машина, поэтому я подумал, что если это какая-то кавалерийская часть Красной Армии, то, обнаружив немецкие автомашины, кавалеристы ударят по деревне из минометов или орудий. Я сказал об этом Цымбалу, и мы решили поднять по тревоге всех партизан и местных жителей и отойти в лес, а из деревни послать на лодке в Колодницу кого-нибудь из местных жителей. Одна молоденькая девушка согласилась и отправилась в Колодницу.
Часа два мы с нетерпением ждали возвращения нашей юной разведчицы. Наконец она появилась в сопровождении офицера связи среди молодых сосенок окраины леса, где находились мы. Увидев их, мы с Цымбалом поспешили им навстречу. Официально доложив, что мы партизаны бригады Гудкова, а офицер связи, в свою очередь, доложил, что является связным гвардейского кавалерийского корпуса, командир которого — генерал-лейтенант Осликовский, мы крепко обнялись и расцеловали друг друга. Партизаны, выбежавшие из леса, с радостными криками обступили нас. На глазах у многих навернулись слезы радости, что наконец-то наши страдания кончились и мы теперь с родной Красной Армией. А наш неутомимый разведчик Василий «Хорек» уже успел принести трофейные бутылки «шнапса» и несколько стаканов.
— Товарищи партизаны, — обратился к нам лейтенант, — я очень благодарен за вашу теплую встречу, но мне долго задерживаться здесь нельзя. Меня ждут в нашем штабе, поэтому прошу, чтобы кто-нибудь из вас поехал со мной в штаб и доложил нашему командованию об обстановке в вашей партизанской зоне.
— Давай, Андрей, поезжай ты в штаб, а я останусь здесь с партизанами. Только обязательно попроси командование кавалерийского корпуса, чтобы они как можно скорее двигались в сторону Палика, где находятся наши партизанские бригады, зажатые в кольце блокады. Объясни им, в каком тяжелом положении они там находятся. Пусть выручают их из беды.
— Хорошо, комиссар, оставайся здесь, а я поехал.
Мы все пошли провожать лейтенанта и Андрея к деревне, где стояли лодки местных жителей. И только мы всей толпой стали подходить к ней, как в воздухе из-за леса появились летящие на небольшой высоте немецкие самолеты. «Воздух!» — подал команду Цымбал. Но самолеты противника летели бомбить не нашу деревню, а расположенные на том берегу озера передовые отряды гвардейского кавалерийского корпуса. Немецкие летчики, обнаружив пасущихся коней кавалерийского корпуса, уже начали перестраиваться в воздухе для нанесения бомбового удара по кавалеристам, как вдруг из леса с противоположного берега озера по самолетам противника ударили зенитки. Огонь их был настолько метким, что сначала один самолет, а потом второй потеряли управление и, задымившись, пошли к земле. Остальные самолеты, не принимая боя, сбросив беспорядочно бомбы, развернулись и пошли на свой аэродром.
Мы увидели, как оторвавшиеся от самолетов бомбы летят прямо на нас. С замиранием сердца мы ждали своего конца. «Вот когда придется умереть, — думал я. — Какая обида, если в день встречи с Красной Армией будешь разорван на клочки этими шальными бомбами». Земля гулко задрожала вокруг нас от разрывающихся бомб. На меня посыпались куски земли, и через некоторое время все стихло. Поднимаю голову и сам себе не верю, что остался жив. На счастье, никто из нас не пострадал, так как бомбы упали в нескольких десятках метров в стороне от деревни, и они разорвались на ее задворках, совсем недалеко от того места, где мы лежали, маскируясь в межах огородов. Перепуганные этой неожиданной бомбардировкой, собрались партизаны в деревне, чтобы проводить лейтенанта и Цымбала через озеро в штаб кавалерийского корпуса.
Андрей вернулся из Колодницы только на другой день утром. Он нам подробно рассказал, как его встретили в штабе:
— Передо мной развернули карту нашей зоны и сказали: «Ну, командир, показывай, где здесь немецкие гарнизоны и укрепленные районы». Я им все показал и очень просил помочь нашим партизанам, находящимся в блокаде. В штабе меня заверили, что сегодня же к вечеру кавалерийский корпус будет уже там, у Палика.
— Вот это хорошо, — с удовлетворением отметил я.
— Да, а потом нам приказали собрать здесь всех партизан, которые будут приходить с Палика, и поставили перед нами задачу сделать партизанский заслон против немецких частей, которые еще бродят по лесам восточнее озера Селявы. Для этой цели мне дали несколько ящиков патронов.
— Ну что же, командир, давай, будем действовать!
— Вот что, комиссар, пока плыл на лодке через озеро, я составил такой план нашей операции. Ты с двумя или тремя партизанами останешься здесь в деревне. И не возражай! — увидев на моем лице отрицательную мину, заявил Цымбал. — Дело в том, что, во-первых, у тебя еще болят ноги и ходишь ты все еще в своих чунях, а во-вторых, и это самое главное, нам нужно будет иметь связь с Колодницей, куда могут прийти партизанские отряды, освобожденные из блокады. Их нужно будет направлять по берегу озера сюда к нам в лес, где мы окопаемся и сделаем засады для того, чтобы не пропускать немцев на запад по этому лесному массиву. Засады мы сделаем вдоль всей дороги от нашей деревни до той, где мы брали гусей и где находился тогда немецкий гарнизон. Вот эту лесную дорогу мы всю заблокируем, и тогда немцам некуда будет деваться, они или должны будут пойти через эту лесную дорогу и там встретят огонь наших автоматов и пулеметов, или по берегу озера мимо Колодницы на полуостров Выспа, а там их встретят партизаны, оставшиеся в Колоднице.
План у Цымбала был продуман хорошо, но маловато было пока нас, партизан, и я особенно возражать не стал. Мои ноги действительно еще сильно болели, и я с большим трудом передвигался на них. В деревне мы организовали подготовку пищи для партизан, находящихся в засаде, и отвозили ее к ним в бидонах из-под молока. Пока немцев еще не было, и в лесу было тихо. В деревне у нас остались четверо партизан, среди них и тот высокий незнакомец, который мне показался подозрительным.
На второй день к вечеру в Колодницу стали подходить изможденные и страшно худые партизаны первого отряда нашей бригады. Туда же пришли и партизаны пятого отряда. Там находился наш связной, который, все время курсируя на лодке, докладывал мне обо всех делах, происходящих в Колоднице. Гвардейцы кавалерийского корпуса сдержали свое слово и разгромили те немецкие части, которые блокировали в районе Палика наших партизан.
Временами передовые отряды немецких частей, оказавшихся в окружении, наталкивались на наш партизанский заслон в лесу и, отстреливаясь, уходили снова в глубь леса. Там изредка были слышны пулеметные и автоматные очереди. Мы пока потерь не имели, но двое наших товарищей были легко ранены и пришли к нам в деревню.
Через два дня наш связной доложил, что в Колодницу прибыл командир бригады Гудков, который взял все командование на себя и будет находиться в Колоднице. Я просил связного передать комбригу, что нам хорошо видно, как по их берегу озера и по кустам небольшими группами и одиночками перебегают немецкие солдаты в сторону полуострова Выспа, и попросил комбрига поставить там заслон из партизан, находящихся в Колоднице.