Страница 11 из 20
Фитцджеймс-старший был неспокоен, но не вмешивался в их разговор, а Финли не смотрел на отца.
– Будьте любезны, дайте мне адрес мистера Спендера, – вежливо попросил полицейский. – Или, лучше, номер его телефона, если он у него есть. Так мы быстро все проясним.
Челюсть у Финли отвисла:
– Я… я… дам вам его адрес. Не знаю… есть ли у него телефон.
– Я думаю, можно справиться у вашего дворецкого, – быстро нашелся Томас и повернулся к старшему Фитцджеймсу: – Могу я к нему обратиться?
Лицо Огастеса застыло.
– Вы хотите сказать, что мой сын говорит вам неправду, мистер Питт?
– У меня и мысли такой не было, – ответил полицейский, положив руки на подлокотники и зеркально повторив позу хозяина. Финли, сидевший на краешке кресла, выпрямился.
Старший Фитцджеймс, шумно вздохнув, передумал и потянулся к звонку.
– Я… возможно, ошибся на день; кажется, все это было позавчера. Мы ведь говорим о вчерашнем вечере, не так ли? – сказал вдруг Финли с еще более смущенным видом. Теперь его щеки горели, руки сжимались в кулаки, и он ерзал в кресле.
– Тогда где вы были вчера вечером? – не удержался Питт. Он не имел права отступать.
– Э… честно говоря, инспектор… – Молодой человек отвернулся, но тут же снова посмотрел на суперинтенданта. – Я сильно выпил и не очень помню… Где-то в Вест-Энде. Да, там. Я и близко не подходил к Ист-Энду. Мне там нечего делать. Я в таких местах не бываю.
– Вы были одни?
– Нет, нет, что вы!
– Кто был с вами, сэр?
Финли снова переменил позу в кресле.
– О, разные люди, в разное время… Я не веду списка тех, с кем встречаюсь. Так, бывают разные случайные встречи, в каком-нибудь клубе или в пивной, сами знаете. Хотя что я, откуда вам… – Он и сам не знал, хотел ли он обидеть этим гостя или нет. На его лице была растерянность.
– Возможно, когда вы вспомните, то дадите мне знать, – согласился Томас со сдержанной вежливостью.
– Зачем? – встрепенулся Финли. – Я ничего не видел. – Он нервно хихикнул. – Какой из меня свидетель в таком виде?
Огастес, не выдержав, решительно вмешался в разговор:
– Мистер Питт, вы явились в мой дом без приглашения и в самое неподходящее время. Вы заявили, что где-то в Ист-Энде было совершено убийство… Ист-Энд – большой район. Вы не сказали нам, кто был убит и какое это имеет отношение к кому-либо в этом доме, не говоря уже о значке какого-то клуба, членом которого много лет назад был мой сын. Насколько нам известно, этого клуба давно не существует. Для того чтобы отнимать у нас время, у вас должны быть более серьезные причины.
– Убийство совершено в Пентекост-элли, в Уайтчепеле, – ответил полицейский и повернулся к Финли: – Когда члены «Клуба Адского Пламени» собирались вместе в последний раз, мистер Фитцджеймс?
– Ради бога! – запротестовал молодой человек, раздражаясь. – Это было давно! Какое это имеет значение? Значок можно обронить на улице… или в клубе, если уж на то пошло. – Он беспомощно развел руками. – Это ни о чем еще не говорит. Он мог завалиться куда-то… и пролежал там бог знает сколько… месяцы… годы!
– У значка весьма острая булавка, – напомнил ему Питт. – Он найден в постели. Проститутка не могла его не заметить. Тем более что она лежала на нем.
– Она сказала вам, как он там оказался? – окончательно рассвирепел Фитцджеймс-старший. – Вы не можете утвердить слово проститутки против слова джентльмена! Тем более что джентльмен этот – мой сын.
– Проститутка ничего мне не сказала. – Томас посмотрел сначала на отца, а потом на сына. – Она была мертва. У нее поломаны ногти на руках и ногах, а сама она, зачем-то облитая водой, была задушена собственным чулком.
Финли чуть не задохнулся и побелел как мел. Тело его обмякло в кресле.
Его отец медленно и глубоко втянул в себя воздух, а затем, задержав его, так же медленно сделал выдох. Резкие складки у его рта побелели, а на щеках, наоборот, появились два красных пятна. Взгляд Питта он встретил холодно и враждебно.
– Прискорбно, – сказал он, с трудом сдерживая себя. – Но какое мы имеем к этому отношение? – Огастес посмотрел на суперинтенданта так, словно хотел испепелить его взглядом. – Финли, изволь дать инспектору имена и адреса всех тех, кто, по-твоему, был членом этого злосчастного общества. Больше мы ничего для вас не можем сделать, сэр.
Томас снова посмотрел на подозреваемого:
– На значке, который мы нашли, ваше имя.
– Мой сын сказал вам, что уже много лет не общается с членами этого клуба, – опять вмешался старший Фитцджеймс, повышая голос. – Покидая эту организацию, или, как они ее называли, этот клуб, он, без сомнения, вернул свой значок ее председателю, а тот мог его потерять. Все это никак не связано с личностью того, кто убил эту несчастную женщину. Я полагаю, что ее занятие всегда было связано с крайней степенью риска.
Питт ответил на это не сразу. Ему понадобилось какое-то время, чтобы подавить свое негодование и собраться с мыслями для достойного ответа этому невыносимо заносчивому господину. Он хотел сказать Огастесу что-то такое, что заставило бы его увидеть Аду Маккинли и других, таких, как она, женщин глазами самого Томаса – так, как он увидел их вчера. Пусть они некрасивы, неумны и отнюдь не безгрешны, но они такие же люди, как и все.
Ада так же умела надеяться и страдать, как и юная дочь Фитцджеймса, сидящая сейчас в красивом муслиновом с кружевами платье в роскошной столовой отцовского особняка. Правда, этой девушке неведомы ни голод, ни физические страдания, и самыми большими ее проступками в глазах общества пока останутся появление в гостях в таком же платье, как и у хозяйки дома, и нечаянный смех после чьей-то скабрезной шутки.
Но Питту так и не пришла в голову мысль, способная поставить Фитцджеймса на место. Как бы он ни пытался, тот не изменит своего мнения об Аде Маккинли.
– Конечно, – холодно сказал суперинтендант. – Полиция не может позволить себе такую вольность, как самой выбирать для себя дела об убийствах и определять конечный результат расследования. – Он постарался, чтобы его слова прозвучали как можно более двусмысленно, даже если его собеседники и не поймут этого.
– Да, разумеется, – согласился Фитцджеймс-старший, мрачно нахмурившись. Дальнейшее продолжение разговора он считал бессмысленным: это было написано на его лице. Он повернулся к сыну: – Ты можешь вспомнить, когда в последний раз видел эту эмблему?
У Финли был несчастный вид. Его состояние можно было объяснить многими причинами: отчаянием от того, что он оказался втянутым в дело об убийстве проститутки, стыдом, что он умудрился напиться до полного беспамятства, страхом, что теперь он вынужден втянуть в это разбирательство своих друзей и назвать их имена. А еще, возможно, сомнением, что кто-то из них мог быть в этом замешан. Впрочем, причиной тревоги могло быть просто неизбежное объяснение с отцом, которое начнется, как только Питт покинет их дом.
– Я… право, не знаю. – Молодой человек посмотрел в лицо Томасу. Теперь он сидел скорчившись и прижав руки к животу. Возможно, ему было нехорошо после вчерашнего безоглядного пьянства. Под глазами у Финли красовались отеки, и Питт не сомневался в том, что голова у него трещит с перепоя. – Это было так давно, – честно признался подозреваемый. – Около пяти лет, не меньше. – Он избегал отцовского холодного взгляда. – Я потерял его еще тогда. И сомневаюсь, что кто-то из моих друзей мог его найти. Возможно, только случайно, и вся эта история со значком – не более чем злая шутка.
Томас был уверен, что он что-то недоговаривает, но, взглянув на Фитцджеймса-младшего, встретил взгляд, полный отрицания, – в нем не было даже удивления. Казалось, вопрос незваного гостя не стал для него неожиданностью: он словно ждал его. Неужели это было отрепетировано?
– Мне нужны имена, – устало сказал Питт, начиная чувствовать, как сказывается на нем бессонная ночь, чужое горе, темные улочки, вонь свалок и полная безнадежность. – Мне нужны их имена, мистер Фитцджеймс. У кого-то был ваш значок, и он оставил его возле тела убитой.