Страница 22 из 46
– Гм-м, – продолжал рассуждать патриций. – И основная черта легенд – это, разумеется, их легендарность.
– Именно, ваша милость.
– Однако, если это так… – Сделав паузу, патриций некоторое время смотрел на Воунза. – Хотя ладно, – опомнился он. – Ты, в общем, разберись. И слышать не желаю о каких-то там драконах. Такого рода штуки вселяют в людей беспокойство. Разберись и пресеки.
Оставшись один, лорд Витинари встал и сумрачно оглядел из окна двуединый город. Опять начало моросить.
Анк-Морпорк! Кипящий вечными сварами город с населением в сотню с лишним тысяч! Это так говорилось, но реальное население, согласно личным подсчетам патриция, превышало данное число раз в десять. Юный дождик поблескивал на фоне панорамы башен и крыш, в своей свежести понятия не имеющий о том переполненном, кишащем злобными живыми существами мире, куда он ронял свои капли. Дождь поудачливее моросил бы на горные луга с овечками, мягко перешептывался над лесами или топотал, подобно букашкам, по поверхности моря. Однако дождю, выпадающему на Анк-Морпорк, грозили серьезные неприятности. С водой в Анк-Морпорке творили жуткие вещи. Во-первых, ее пили – но это меньшее из зол.
Город действовал, жил, и патриций радовался, окидывая его взглядом. Красотой Анк-Морпорк не блистал, не был он таким уж новым, не мог похвастаться отлаженной системой канализации и уж безусловно не являлся шедевром архитектуры; даже самые горячие приверженцы Анк-Морпорка согласятся, что если поглядеть на этот город с высоты птичьего полета, то создастся впечатление, будто кто-то с помощью камня и дерева попытался достичь эффекта, обычно связываемого с тротуаром возле круглосуточно работающей помойки.
Но город действовал. Этот мир жизнерадостно вращался вокруг своей оси, подобно гироскопу, выписывающему последнюю кривую. И это, согласно твердому убеждению патриция, объяснялось тем фактом, что ни одна группировка не обладала достаточным могуществом, чтобы нарушить существующее равновесие. Купцы, воры, убийцы, волшебники – все они изо всех сил боролись за первое место, не отдавая себе отчета, что никакой нужды в гонках нет. Просто они не настолько доверяли друг другу, чтобы остановиться и задуматься, а кто, собственно, разметил маршрут и держит стартовый флаг.
Патрицию не нравилось слово «диктатор». Оно оскорбляло. Он никогда никому ничего не диктовал. Да это было и ни к чему, вот в чем прелесть. Большую часть своей жизни он занимался тем, что изо всех сил поддерживал нынешнее состояние дел.
Разумеется, существуют группировки, жаждущие его ниспровержения, – это правильно и уместно, так и должно быть в живом, функционирующем обществе. И здесь тоже нельзя сказать, что он кого-то там притесняет. Ведь он лично основал большинство таких группировок. И самое прекрасное заключается в том, что почти все свое время они проводят в междоусобных сварах.
Патриций всегда утверждал, что человеческая природа – это удивительная вещь. Главное – нащупать рычаги.
Но по поводу всех этих драконьих делишек у него было неприятное предчувствие. Если и есть на свете существо, у которого нет рычагов, так это дракон. Да, надо бы побыстрее разобраться…
Ненужной жестокости патриций не одобрял[13]. И в бессмысленную месть он не верил. Но всегда искренне верил в то, что нужно вовремя со всем разобраться.
Забавно, конечно, но капитан Ваймс думал о том же. Он обнаружил, что идея о превращении граждан, пусть даже обитающих в Тенях, в огнеупорное покрытие ему не больно-то нравится.
И это сделали на глазах у Ночной Стражи. Ну, то есть более или менее на глазах. Как будто присутствие городских стражников ничего не значит, как будто стража всего лишь незначительная часть ландшафта. Вот что оскорбляет.
Вообще-то, это правда. Но от этого только горше.
А еще он не исполнил приказ – и это тоже выводило из равновесия. Разумеется, следы он все уничтожил. Но на самом дне выдвижного ящика древнего письменного стола, согнувшегося под грудой пустых бутылок, лежал гипсовый отпечаток. И присутствие этой улики ощущалось даже сквозь три слоя древесины.
Капитан Ваймс сам не понимал, что на него нашло. А теперь он собирался увязнуть еще глубже.
Он сделал смотр своим, за неимением лучшего слова, войскам. Велел старшим офицерам явиться в гражданской одежде. Это означало, что сержант Колон, всю жизнь не вылезавший из мундира, краснел и чувствовал себя неуютно в костюме, который обычно носил на похоронах. В то время как Шноббс…
– Я по-моему упомянул «гражданскую» одежду. Или у меня что-то не то с дикцией? – осведомился капитан Ваймс.
– Но, начальник, я всегда так одеваюсь, когда не на работе, – укоризненно ответил Шноббс.
– Сэр, – поправил сержант Колон.
– И разговариваю я сейчас тоже по-граждански, – возразил Шноббс. – То есть всячески выражаю инициативу.
Ваймс медленно обошел вокруг капрала.
– И твоя «гражданская» одежда не заставляет старух падать в обморок, а мальчишек – бежать вслед за тобой по улице? – спросил он.
Шноббс неловко затоптался. С иронией у него было туговато.
– Нет, сэр, начальник, – ответил он. – Это сейчас самое модное, самый стиль.
В общем и целом его слова соответствовали действительности. В ту пору в Анке была мода на большие шляпы с перьями, бриджи, камзолы с разрезами и шитыми золотом петлями, раздутые панталоны и башмаки с вычурными шпорами. Проблема, размышлял Ваймс, заключается в том, что большинство модников имеют между составными частями костюма большее количество тела, в то время как о капрале Шноббсе можно сказать лишь одно: где-то там, внутри, это тело, безусловно, присутствует.
Однако это может сыграть на руку. В конце концов, ни одному человеку, повстречавшему капрала на улице, не придет в голову, что перед ним офицер Ночной Стражи, скрывающий свою личность.
«А ведь я и представления не имею, чем живет Шноббс вне работы, – вдруг подумалось Ваймсу. – И даже не могу вспомнить, где этот человек живет». Все эти годы Ваймс служил рядом с ним, но и не подозревал, что в своей тайной личной жизни капрал Шноббс немного павлин. Да, возможно, несколько низкорослый и периодически ушибаемый тяжелыми предметами, но тем не менее павлин. И вот оно проявилось, а ведь никогда бы и не подумал…
Он вновь переключил внимание на непосредственную работу.
– Я хочу, – обратился он к Шноббсу и Колону, – чтобы сегодня вечером вы оба ненавязчиво или в твоем случае, капрал Шноббс, навязчиво смешались с толпой и попытались выявить, не происходит ли чего необычного.
– Например? – не понял сержант.
Ваймс поколебался. Он сам не был вполне уверен, что хочет найти.
– Ну, чего-нибудь этакого, имеющего отношение к делу, – неловко выразился он.
– А, – сержант Колон мудро кивнул. – Имеющее отношение к делу. Понятно.
Воцарилось неловкое молчание.
– Может, люди видели что-то странное, – продолжал капитан Ваймс. – Или стали свидетелями необъяснимых самовозгораний. Или замечали непонятно чьи следы. В общем, – в отчаянии заключил он, – я говорю о признаках присутствия дракона.
– Ты имеешь в виду, вдруг мы наткнемся на те груды золота, на которых обычно спят драконы? – уточнил сержант.
– Или на девственниц, прикованных к скалам? – понимающе дополнил Шноббс.
– Я смотрю, вы специалисты, – вздохнул Ваймс. – Просто сделайте все, что можете.
– А это, ну, как его, смешивание с толпой… – деликатно уточнил сержант Колон. – Оно означает посещение таверн, питье и прочее?
– В некоторой степени, – подтвердил Ваймс.
– А, – довольно отреагировал сержант.
– В умеренной степени.
– Так точно, сэр.
– И на ваши собственные деньги.
– О.
– Но прежде чем вы отправитесь, – остановил их капитан, – хочу спросить, никто из вас случаем не знает такого человека, которому было бы что-нибудь известно о драконах? Что-нибудь, кроме спанья на золоте и забав с девицами.
13
Но, разумеется, обеими руками защищал жестокость необходимую.