Страница 15 из 22
Спустя две минуты мы уже стояли на площадке в шахте машинного отделения. Здесь стоял невероятный грохот от работающих двигателей и почти удушающе пахло маслом и разогретым металлом Что ж, звукоизоляция на судне отменная, подумала я про себя, мы находимся в непосредственной близости от чрева огромного корабля и при этом умудряемся спокойно спать.
Впрочем, теперь спокойно не поспишь, – даже в полной, даже в абсолютной тишине.
Несчастный случай.
Погиб человек.
– И часто у вас бывают несчастные случаи? – спросила я у Суздалева, пытаясь разглядеть работающие внизу механизмы.
Должно быть, мой вопрос показался Суздалеву чересчур циничным. Он поморщился, но все-таки нашел нужным ответить:
– На кораблях такого класса, с людьми такого класса… Это первый с начала перестройки. Спускайтесь вниз, только осторожно, очень крутые трапы.
Спуск в машинное отделение занял несколько минут: как оказалось, мой отважный оператор боится высоты. Пару раз мы останавливались на площадках, и Вадик вытирал тыльной стороной ладони крупные капли пота. Суздалев смотрел на оператора с состраданием, как на тяжело больного человека.
Наконец мы оказались в самом низу. Грохот здесь был изматывающим Я подняла голову вверх: ничего себе высота! Четырех – или пятиэтажный дом, не меньше. Я уже знала, что шахта машинного отделения насквозь пронзает корабль, от фальштрубы и до трюмов, и что попасть в нее можно с любой из палуб так же легко, как это только что проделали мы.
– Идемте, – поторопил нас Суздалев. – А вы, молодой человек, приготовьте вашу камеру.
Первым, кого мы встретили, был моторист Аркадьич. Дежурная, полагающаяся случаю скорбь, легкий Ужас и жгучее любопытство вели отчаянную борьбу за право поселиться на его разбойной физиономии. Скорбь вышла победительницей из схватки, стоило нам только приблизиться.
– Проводи ребят, Аркадьич, – сказал Суздалев мотористу. – А я пойду за адвокатишкой. Нам нужен хотя бы один представитель закона.
Аркадьич кивнул головой и судорожно сглотнул слюну. Суздалев же отправился в очередной челночный рейс.
– Объяснит нам кто-нибудь, в конце концов, что произошло, или нет? – обратил свой взор к мотористу Вадик.
– Сорвался, – кротко сказал Аркадьич. – С верхней палубы сорвался, прямо в шахту, – и фьюить… Нету больше старпома.
Машинное отделение поплыло у меня перед глазами. Я услышала то, что подсознательно уже готова была услышать: вот и кончился старпом Василий Митько, шантажист-любитель, мелкая сошка, вздумавшая играть в опасные игры. Я старалась отогнать от себя дурные мысли и дурные предчувствия, ведь даже неискушенному человеку понятно, что моряк, несколько лет проработавший в море, а тем более старший помощник капитана, не может просто так взять и упасть в шахту машинного отделения… Не поскользнулся же он на банановой кожуре, в самом деле. К тому же каждый пролет предохраняют защитные сетки.
…Открывшаяся нашим взорам картина моментально выбила все мысли у меня из головы. Несколько человек, среди которых я узнала капитана, одного из братков и губернатора Николая Ивановича Распопова, стояли полукругом и заслоняли от нас тело. Я видела только ботинки старпома.
– Вот, камеру привел, – сказал Аркадьич капитану и приклеился глазами к трупу.
– Хорошо. – Капитан был лаконичен. Но, увидев меня, разразился более пространной тирадой:
– Вам бы не стоило приходить сюда, девушка.
– Я не девушка, а режиссер съемочной группы, – решилась стойко придерживаться выбранной линии поведения.
– Здесь режиссировать нечего. – Капитан едва сдерживал ярость.
Я сочла за лучшее не вступать в дискуссии и промолчала.
Случившееся произвело на всех удручающее впечатление. Говорил только капитан. Вернее – кричал. Иначе расслышать друг друга было невозможно.
– Ну, что скажете, доктор? – обратился он к братку, возившемуся возле трупа.
Старпом Вася лежал возле одного из работающих двигателей лицом вниз, широко раскинув руки. Одежда его была изорвана во многих местах: должно быть, падая, он немилосердно бился о клапаны, трубы и арматуру, паутиной опоясывающие все машинное отделение. А стопы старпома были неестественно выгнуты, да и само тело, набитое раздробленными костями, больше напоминало желе. Именно так выглядят люди, упавшие с приличной высоты. Мой вгиковский друг Иван, когда-то давно выпавший из окна общежития, лежал в точно такой же позе. Тогда, много лет назад, при виде его тела я не испытала ничего, кроме исступляющей, разрывающей голову боли. Теперь же мной овладел страх.
Страх – и больше никаких эмоций.
Чтобы хоть как-то заглушить его, я придвинулась к губернатору и тихонько спросила его:
– Кто этот парень?
– Старпом, – так же тихонько пояснил Николай Иванович. – Черт возьми, замечательно начинается путешествие… Это дурной знак… Очень дурной. Не знаю даже, что делать…
– Да нет же, я знаю, что это старпом. Я имею в виду парня, которого капитан назвал доктором…
Губернатор обернулся и укоризненно посмотрел на меня: надо же, какая железобетонная дамочка, эмансипированная сучка без сердца, продвинутая потаскушка без капли сострадания, ты бы еще спросила, какой марки часы болтаются на запястье у трупа…
Черт возьми, почему же меня так интересует этот ярко выраженный браток, почему я цепляюсь за самые нелепые детали, например, за развязанный шнурок правого ботинка старпома? За аккуратную заплатку на его кителе, у накладного кармана, почему я раньше этого не замечала? Должно быть, старпом Вася Митько, перед тем как стать шантажистом, вполне удачно штопал себе носки…
– Этот парень, – тупо повторила я, – кто он?
– Говорят, крупный нейрохирург. Возглавляет клинику где-то под Питером…
Надо же, крупный нейрохирург. Он крупный нейрохирург, а ты, Ева, совершенно хреновый психолог, бездарный последователь теории Ломброзо! Принять уважаемого человека, почти медицинское светило, за бандита с большой дороги, за рэкетира со стажем, за владельца привокзального стриптиз-бара и банальной “Моторолы”! Нет тебе прощения, Ева!.. Интересно, кем же тогда окажется второй браток – специалистом по коронарному шунтированию или профессором-ортопедом?..