Страница 43 из 48
— Правильно отвечала. Надо думать, интересные разговоры у тебя с колхозниками бывают.
— Шуму-то сколько на беседе! А потом косу в руки и пошла вместе с колхозниками. Они сначала недоверчиво на меня смотрели. Куда, дескать, лезет, литовку-то не поднять! Правда, первое время трудно было. Коса втыкалась в землю, прокос корытом получался, после первого же прогона поясницу разламывало. Думала — упаду и не встану. А потом втянулась, не стала от них отставать. По-другому тогда заговорили. Любила я сено косить. Здесь не так жарко, как на пашне, да и косить куда интереснее, чем осот дергать. Все руки в кровь исколешь. Ну, да и там попривыкла. Попросил нас бригадир картофель прополоть. Я к ребятишкам: — Товарищи! Да-да, не ребята, а товарищи! Получена боевая задача! — и остановилась. Ребятишки так все и потянулись ко мне, глазами спрашивают: что за боевая задача, говорите скорее! А я не спешу. Так и так, продолжаю. Наша часть попала в окружение, красноармейцы в изнеможении героически сражаются, но врагов много и бойцам надо срочно оказать помощь. Быстрее бегите за оружием и на сборный! Ясно? Все хором: «Ясно, Вера Ефимовна!» Вернулись быстро, все с тяпками. Пришли на поле. Видите, говорю, сколько врагов окружают каждого нашего бойца? Это фашисты, их надо всех до единого уничтожить.
Разделила поле на равные участки и предупредила: кто выполнит задание, сразу же домой пойдет.
Первым кончил Сережа Брусков, младший Романа Филипповича. Подбежал ко мне, доложил о выполнении задания и спросил:
— Теперь мне можно домой идти?
— Иди, говорю, только вспомни, о чем читали в рассказе «В походе».
Сережа зашмыгал носом и заморгал глазенками.
— Там говорится, как у слабых товарищей, которые отставали в походе, те бойцы, которые были сильнее, брали вещевые мешки, противогазы, винтовки. И как они пришли все вместе, и все вместе победили фашистов.
— Хорошо, ты помнишь рассказ. Иди, Сереженька, домой, — сказала я ему и отвернулась.
Сережа постоял минутку, пошмыгал носом и со всех ног побежал к Мише Бабкину.
— Давай, я тебе помогу, а то тебе за два дня не выполоть.
— Да, понимаешь, руку смозолил, — со слезами в голосе сообщил Миша и показал большой водянистый волдырь на ладони.
— В Красной Армии это называется ЧП, за это на гауптвахту садят. Это мне тятя говорил.
— Что это... ЧП?
— Это... это... Ну, в общем, каждый красноармеец должен следить, чтобы у него не было мозолей, а то как же он будет немцев бить, с мозолями-то!
Вдвоем быстро закончили работу да еще и девочкам помогли.
...Никита смотрит на бледное под лунным светом лицо жены и с горечью думает о нелегкой доле солдатки. Целует ее горячую руку, смотрит внимательно.
— Что, не похоже, что рука учительницы?
— Такая еще милее.
Сзади раздаются веселые голоса комсомольцев.
— Эй ты, уснула, — громко крикнул парень девушке, свернувшей в сторону.
— Ты сам не усни, — бойко отвечает та, поворачивая лошадь на дорогу.
Чтобы согреться, ребята затевают возню на дровнях, барахтаются, а то припустятся по целине наперегонки с лошадьми, кидаются снежками.
Незаметно доехали до последнего остожья. Дальше дороги нет. Подводы остановились. Одна лошадь свернула с дороги и сразу же провалилась по грудь в снег.
— Петька, пускай Чалого, — крикнул кто-то сзади.
Пустили вперед Чалого. Конь, сделав несколько прыжков, выбросил на наст передние ноги, остановился. Он тяжело дышал, с боков валил пар.
Собрав вокруг себя комсомольцев, Комлев сказал:
— Так дальше дело не пойдет. Лошадей измучаем, сами измучаемся, а привезем на один жевок.
— А что же делать? — спросил один паренек.
— Надо к стогу дорогу проложить.
— Фу! Как же мы ее проложим?
— По-фронтовому! В колонну по два становись! — скомандовал Комлев. — За мной, шагом арш!
Никита с Верой первыми пошли к видневшемуся вдали стогу. Комсомольцы парами двинулись за ними. Где наст был очень твердым, приходилось его разбивать. Снег доходил до пояса. Ребята падали, поднимали друг друга, выбивались из сил, но безропотно шли за проводниками.
— Жарко! — обронил кто-то.
— Фу, как в бане, — тяжело дыша, ответил другой. Уставшие, но довольные добрались до стога, и громкое «ура-а-а!» прокатилось по снежному ночному полю.
Вокруг стога ветер выдул снег до земли узким кольцом. Оставив четырех человек с лопатами расширять кольцо, Комлев с остальными ребятами по старому следу возвратился к лошадям. Теперь по протоптанной тропе можно было ехать к стогу.
С шутками и смехом весь стог сложили на дровни. Лошади легко вывезли большие возы на накат. Обоз тронулся в обратный путь.
...В небе на продолговатом облачке стоит горбатая луна.
— Вера, глянь-ка, как парусная лодка!
— Ой, как красиво! И впрямь, как парус одинокий, — восхищенно ответила Вера и тихо запела:
Никита поддержал:
Прервав пение, Вера обняла Комлева и поцеловала, нежно шепча:
— Мятежный ты мой! Тяжело вздохнула.
— Вот, немножечко легче тебе стало, и ты уж не можешь сидеть на месте, все что-то волнуешься, куда-то тебе надо мчаться. Дома ребятишки еще не наигрались с тобой, мать не насмотрелась на тебя... А скоро умчишься, и опять жди, тревожься. Когда же все это кончится?
Некоторое время ехали молча, только плотнее прижимались друг к другу.
— Значит, скоро? — нарушила молчание Вера.
— Да, скоро.
— Ты еще так слаб. Сходил бы на комиссию, тебе продлят отпуск. Ведь многим дают отсрочку.
— Не могу, Верочка, надо ехать. Долечусь в дороге...
— Не любишь ты нас, — с грустью прошептала Вера.
— Фу ты, ясное море! Ну зачем так говоришь? Солдат ведь я.
— Ладно, никуда уж не ходи, — покорно отозвалась Вера. — А то, я вижу, ты в тоске по друзьям еще сильнее заболеешь. А как не хочется расставаться! С тобой так хорошо... Так и поехала бы на край света, только бы вместе.
ГЛАВА II
1
В Заполярье идет третья военная весна, весна 1944 года. И пусть еще кругом снег, временами свирепствуют бури, крепкие утренники щиплют нос и уши. Ярости жестоких бурь хватает ненадолго, снег одряб и побурел, кое-где появляются зеленые островки. Воздух все больше насыщается испарением земли: пахнет мхом, лишайником, прелыми листьями. Однобокие, обожженные злыми северными ветрами сосенки и худосочные заполярные березки сбросили снежные покрывала и стоят посвежевшие, радостные, словно девушки-подростки, собравшиеся на праздничный хоровод.
В ясный солнечный день Комлев вернулся в родную семью летчиков.
В полку, за время отсутствия Комлева, произошли большие события. Многие из них радовали сердце. Часть была преобразована в гвардейскую, на ее знамени появился боевой орден. И сейчас, когда майор Комлев, вместе с молодыми летчиками полка, принял гвардейскую клятву и поцеловал бархатное полотнище знамени с вышитым на нем портретом Ленина, командир полка, гвардии подполковник Локтев, вручил ему знак «Гвардия».
Комлев вспомнил майский день 1942 года, когда он получал командировочное предписание в отделе кадров Главного политического управления Красной Армии. Отдавая предписание, батальонный комиссар сказал:
— Едете в гвардейский полк, смотрите не подкачайте. Деритесь с врагами так, как гвардейцы капитан Алексей Поздняков и старший лейтенант Алексей Хлобыстов. Читали, что сегодня написано про них в «Красной Звезде»? В одном воздушном бою совершили три тарана. Это настоящие русские богатыри.
Признаться, лестно было Комлеву слушать, что он будет служить в гвардейском Яолку. Но в политуправлении Карельского фронта переиначили, и пришлось ему немало поработать, понюхать пороху, прежде чем получил право называться гвардейцем. «Да так и лучше, по крайней мере, никто не скажет, что примазался к чужой славе», — подумалось Комлеву.