Страница 92 из 93
Неожиданно слова Виктора, усиленные через МГУ, заглушила целая серия глухих взрывов. Толик увидел, как небо в том месте, где оно только что было окрашено багрянцем, ярко осветилось.
«Артиллерия бьет! — моментально понял Толик. — Гитлеровцы пытаются прорваться! Мне немедленно нужно добраться до Виктора!»
Охваченный тревогой, Анатолий побежал дальше, все еще надеясь, что за следующим холмом увидит радиомашину. Но его надежды не оправдались.
Толик прислушался. Грохотала гитлеровская артиллерия. Вот к ней присоединилась и советская артиллерия, а с неба донесся гул самолетов: не оставалось никаких сомнений, что настал кульминационный момент битвы под Корсунь-Шевченковским.
Когда грохот артиллерийской канонады разорвал тишину и на горизонте показалось кровавое зарево, Виктор прервал свою передачу и попросил радистов показать ему на карте ближайшее село, расположенное в том направлении.
— Это Шандеровка! — почти одновременно ответили оба радиста.
Виктор нахмурился. Шандеровка была самым крупным населенным пунктом, все еще находящимся в руках окруженных немецких войск.
«А если горит Шандеровка, — думал Виктор, — то это означает, что немцы начали попытку на прорыв».
— Продолжаем нашу передачу! — громко сказал он радистам. Ему хотелось использовать для дела каждую минуту. — Возможно, что в нашем распоряжении вообще осталось не более получаса, а то и меньше.
Виктор взял микрофон и начал говорить, вкладывая в свои слова всю силу убеждения. Он апеллировал к здравому смыслу окруженных, к их чувству, не забыв напомнить о родных и близких, которые ждут их дома.
Когда Виктор делал короткую передышку, чтобы перевести дыхание, к микрофону подходили Цингет или долговязый Ханнес, чтобы еще раз зачитать воззвание Национального комитета.
Виктор снова подошел к микрофону и начал говорить о пароле для желающих добровольно сдаться в плен к русским, и в это время начался сильный артиллерийский обстрел.
В этот момент капитан Малкин, сидевший рядом с Виктором, приказал немедленно прекратить передачу и уезжать отсюда. Не слушая возражений Виктора, Малкин взял у него из рук микрофон и выключил питание.
Виктор крепко сжал губы и задумался. Предстоял нелегкий обратный путь: сначала нужно было проехать порядочное расстояние в западном направлении, а затем в северо-восточном, удаляясь от места вероятного прорыва противника. Виктору удалось убедить капитана Малкина, что им лучше ехать не по открытой местности, а добраться до ближайшего села и, спрятав машины, дождаться конца операции. Отступающие гитлеровцы вряд ли появятся в населенных пунктах: в таких случаях немцы обычно обходят их стороной.
Когда же они въехали в село и поставили машину в полуразрушенном сарае, Виктор попросил у капитана разрешения взять ОГУ и, выдвинувшись на окраину села, провести очередную передачу. Малкин согласился.
— …Камараден! Более восемнадцати тысяч немецких солдат, правильно поняв пароль «Свобода», перешли на нашу сторону, на сторону комитета «Свободная Германия». А где находитесь вы? Мы ждем вас!..
Услышав снова голос Виктора, Толик вздрогнул и остановился. На место первой остановки радиомашины паренек опоздал: она уже уехала, и он пошел по следам ее колес. Правда, шел он намного медленнее, потому что трудно было идти по глубокому снегу.
Время от времени он останавливался и прислушивался. Впереди, почти у самого горизонта, виднелось какое-то село. Однако голос Виктора доносился не оттуда. Толик пошел не по колее, а прямо на голос. Грохот артиллерии и рокот танков усилился. В небе появились самолеты. Воздух содрогался от взрывов. Горизонт полыхал огнем.
Все эти звуки не были для Толика новыми, однако он не сумел определить по ним расстояние. К тому же ветер относил звуки в сторону. Толик побежал, оглядываясь. Он видел в стороне колонну танков, над головой его не раз пролетали самолеты, до него доносились голоса людей.
Сначала он различал крики «ура!», но вскоре все они как бы слились в один протяжный вопль, доносившийся будто из-под земли.
Неподалеку около опушки леса показались советские танки Т-34. Вот они остановились, словно ожидая чего-то.
Толик забыл и о голоде, который его мучил, и о жажде, и об усталости. Несмотря на страшный шум боя, он ясно слышал знакомый голос Виктора Андреевича.
— Камараден! Командование Советской Армии гарантирует всем, кто сдастся в плен, жизнь! Вы меня слышите? Всем сохраняется жизнь: и солдатам, и офицерам!..
Держа ушанку в руках, Толик, миновав русские танки, побежал что было сил к лесочку, из-за которого доносился голос Виктора. Ветки больно хлестали его по лицу и рукам, иногда он спотыкался о корни деревьев и падал, но тут же вскакивал и снова бежал.
И вот мелколесье осталось позади. Тяжело дыша, Толик остановился. Перед ним расстилалась холмистая равнина, за которой снова начинался лес. Толик повернулся направо, откуда только что доносился голос Виктора. Сомнений быть не могло: за одним из тех холмов и находится Виктор со своей ОГУ.
Толик уже собирался надеть на голову ушанку и бежать дальше, как вдруг заметил на опушке леса гитлеровских солдат. Некоторые из них были в белых маскхалатах. Фашисты осторожно вышли из леса и, бросившись на землю, поползли к ближайшему холму, намереваясь охватить его кольцом.
Несколько секунд Толик наблюдал за ползущими по снегу гитлеровцами, а затем что было сил побежал к тому месту, где стояли советские танки.
Пока Виктор говорил в микрофон, он время от времени посматривал на узкую полоску горизонта, видневшуюся между двумя лесными массивами. Зарево больших пожаров, грохот пушек, стрельба из винтовок и пулеметов, крики множества людей, доносившиеся до него, мешали вести передачу, но в то же время придавали ему сил.
За прошедшую ночь к ним пришли двадцать семь немецких солдат и сдались в плен. Виктор, разумеется, понимал, что сделать это заставили их не столько его слова, сколько грохот советских батарей. Однако сейчас это было не столь важно: гораздо важнее то, что они не пожелали бессмысленно погибать.
Радист протянул Виктору бинокль, и Виктор внимательно осмотрел лежавшую перед ними местность. Почти у самого горизонта он увидел большую ветряную мельницу, длинный черный забор, круглый колодец, избы под соломенными крышами, сады — и все это горело. Между домами в панической спешке отступали в западном направлении колонны солдат, среди пеших изредка попадались конные повозки, легковые и грузовые машины. Время от времени в самой гуще бежавших разрывались снаряды, и тогда вся эта масса бегущих, почти неуправляемых людей в тот же миг бросалась врассыпную.
Через минуту колонны отступавших были остановлены советскими танками, которые врезались в эту массу, сея еще большую панику…
Случайно взглянув направо, Виктор заметил на недалекой опушке леса какое-то движение. По снегу ползли солдаты в белых маскхалатах, а тем временем из леса к ним подбегали новые и, упав на снег, ползли к холму, на котором находились Виктор и его товарищи.
— Виктор Андреевич! — схватил его за руку радист. — Посмотрите! Ведь они не побросали оружия, а ползут вместе с ним! Они хотят окружить нас!
Виктор перевел свой автомат, висевший у него за спиной, на грудь, готовясь встретить врага, и тут увидел, что из-за лесочка показался танк Т-34, мчавшийся к высоте. На броне танка сидели пехотинцы. Увидев ползущих гитлеровцев, пехотинцы открыли по ним огонь из автоматов. Гитлеровцы в панике бросились в лес, и оттуда, как только они в нем скрылись, заговорил станковый пулемет.
Не успел Виктор опомниться, как советский танк был уже на вершине пологого холма. Виктор и радист бросались ему навстречу. Танк затормозил, и пехотинцы помогли Виктору и радисту влезть на броню. Развернувшись, танк поехал на свою огневую позицию. Когда он остановился, из командирского люка показалась голова советского лейтенанта.