После

– У меня же есть парень, помнишь?

Он придвигается ко мне.

– Так… но это не значит, что ты не можешь трахнуться с Хардином – просто не верится! Мне казалось, вы друг друга ненавидите. Ну, Хардин всех ненавидит. Но я думала, тебя он ненавидит даже больше, чем обычных людей. – Она смеется. – Тогда хоть как так получилось?

Я сажусь на ее кровать и лохмачу волосы.

– Не знаю. В общем, в субботу, когда ты уехала с вечеринки, я оказалась в его комнате, потому что один гад пытался меня изнасиловать, а потом я поцеловала Хардина. Мы обещали, что не будем больше об этом говорить, но сегодня он пришел и начал обнимать меня, но не больше. – Я показываю на кровать, но Стеф только еще шире ухмыляется. – Он стал разбрасывать мои вещи, я его толкнула, а потом… в общем, мы оказались на кровати.

В пересказе звучит ужасно. Я действительно потеряла голову, как говорит моя мама. Закрываю лицо руками. Как я могла снова так поступить по отношению к Ною?

– Вау, классно! – говорит Стеф, и я опять закатываю глаза.

– Нет, это ужасно и неправильно. Я люблю Ноя, а Хардин – болван. Я не хочу быть его очередной победой.

– Ты могла бы многому научиться у Хардина… в смысле секса.

Вылупляю глаза. Она что, серьезно? Неужели она сама делала что-то подобное… и может быть… с Хардином?

– Нет, я ничему не собираюсь учиться у Хардина. Или у кого-то еще, кроме Ноя, – отвечаю я.

Не могу себе представить себя и Ноя, занимающихся чем-то подобным. В памяти всплывают слова Хардина: «Ты такая сексуальная, Тесс». Ной никогда не говорил мне такого, да и никто раньше не называл меня сексуальной. Мои щеки вспыхивают, когда я это вспоминаю.

– А ты? – спрашиваю я, немного помявшись.

– С Хардином? Нет. – Чувствую, что у меня на душе становится легче от ее ответа. Она продолжает: – У меня не было секса с ним, была пара попыток, когда только мы познакомились, но все каких-то неловких. Ничего не вышло; примерно неделю мы были чуть больше, чем друзьями.

Она говорит так, что я понимаю: это не слишком важный эпизод в ее жизни, но все равно не могу подавить поднимающуюся ревность.

– А… чуть больше? – уточняю я.

Во рту у меня пересыхает, и я внезапно раздражаюсь на Стеф.

– Да ничего особенного. Так, несколько раз жесткий петтинг, тискали друг друга там и сям. Ничего серьезного, – отвечает она, и мое сердце ноет.

Я не удивлена, конечно, но лучше бы было не спрашивать.

– И много у Хардина таких чуть больше, чем друзей?

Я не хочу слышать ответ, но не могу не спрашивать.

Стеф фыркает и садится напротив меня.

– Да, хватает. То есть не то чтобы сотни, но он довольно… шустрый парень.

Я понимаю, что она видит реакцию на ее рассказ и пытается подсластить пилюлю. Мысленно я в сотый раз принимаю решение держаться от Хардина подальше. Не хочу быть чьей-то чуть-больше-чем-подругой. Никогда.

– Он не обманывает и не использует девчонок; по большей части они сами на него вешаются. Но он им сразу дает понять, что не будет с ними встречаться, – говорит она.

Я помню, она уже это говорила. Но ведь сейчас говорил мне, когда мы…

– Почему он ни с кем не встречается?

Почему я не могу не задавать эти вопросы?

– По правде сказать, не знаю… Слушай, – говорит она с беспокойством, – думаю, с Хардином неплохо развлечься, но мне кажется, для тебя это может кончиться печально. Если ты не уверена, что сможешь контролировать свои чувства, я бы держалась от него подальше. Я видела много девушек, которых он бросил, и это не очень приятно.

– Поверь, у меня нет к нему никаких чувств. Не знаю, о чем я думала, – смеюсь я, надеясь, что это звучит искренне.

Стеф кивает.

– Ну ладно. А много было проблем с мамой и Ноем?

Я рассказываю о нотации, умолчав о части, в которой мне не рекомендовали с ней дружить. Остаток вечера мы проводим, болтая о занятиях, Тристане – обо всем подряд, кроме Хардина.

Глава 23

На следующий день перед занятиями встречаюсь с Лэндоном в кафе: надо уточнить задание по социологии. Я битый час собирала конспекты после выходки Хардина. Я хочу рассказать Лэндону, но боюсь, что он неправильно меня поймет, особенно теперь, когда я знаю о родителях Хардина. Лэндон наверняка много знает, и я постоянно удерживаю себя от вопросов. Вообще, меня не волнует, что там делает Хардин.

День пролетает быстро, наступает время лекции по литературе. Как обычно, Хардин садится сзади, но сегодня он, кажется, вообще не намерен смотреть в мою сторону.

– Сегодня мы заканчиваем обсуждать «Гордость и предубеждение», – говорит профессор. – Надеюсь, все с удовольствием его прочитали, и поскольку вы знаете финал романа, он и станет темой сегодняшней дискуссии. Ее тема: использование Джейн Остин элементов, позволяющих предопределить сюжет. Позвольте спросить: ожидали ли вы во время чтения, что они с Дарси в итоге будут вместе?

Несколько человек что-то невнятно бормочут, кто-то шуршит страницами книги, видимо, пытаясь с ходу найти там ответ, и только мы с Лэндоном, как всегда, поднимаем руки.

– Мисс Янг, – профессор указывает на меня.

– Когда я читала этот роман в первый раз, я сильно сомневалась, что в конце концов они будут вместе. Даже теперь, когда я прочитала его уже раз десять, я все еще в этом не уверена. Мистер Дарси слишком жесток и говорит такие неприятные вещи о Элизабет и ее семье, что я не уверена, сможет ли она его простить, не говоря уж о том, чтобы полюбить.

Лэндон кивает мне, и я улыбаюсь.

– Это приманка, – раздается в тишине голос. Голос Хардина.

– Господин Скотт? Хотите что-то добавить? – спрашивает профессор, весьма удивленный участием Хардина.

– Конечно. Я сказал, что это приманка. Женщины хотят того, чего у них нет. Именно грубое отношение мистера Дарси привлекло Элизабет, значит, было очевидно, что в конце они будут вместе, – произносит Хардин, после чего с видом полнейшего безразличия рассматривает ногти.

– Неправда, что женщины хотят того, чего не имеют. Мистер Дарси был так жесток с ней, потому что был слишком горд, чтобы признать, что любит ее. После того как он прекратил себя так вести, она увидела, что он действительно ее любил, – говорю я гораздо громче, чем хотела бы. Намного громче.

Осматриваюсь. Оказывается, что все смотрят на меня и Хардина.

Хардин фыркает.

– Не знаю, с какими парнями ты обычно сталкивалась, но я считаю, что если бы он ее любил, он не был бы с ней так груб. Единственная причина, по которой он даже попросил ее руки, это потому что она слишком крепко в него вцепилась, – говорит он с акцентом, и мое сердце падает. В конце концов, я узнала, что он думает на самом деле.

– Она в него не вцепилась! Она думала, что он добр, а он манипулировал ею и пользовался ее слабостью! – кричу я.

В аудитории наступает полная, абсолютная тишина. Лицо Хардина перекошено гримасой злости, и я думаю, мое тоже.

– Он манипулировал ею? Прочти еще раз, она… Я имею в виду, ей наскучила ее унылая жизнь, ей нужны были сильные ощущения – и, конечно, она в него вцепилась! – кричит он, схватившись руками за край стола.

– Тогда, если б он не был таким кобелем, он мог бы все это прекратить после первой же встречи и больше не появляться в ее доме!

Тут я осознаю, что мы находимся в центре внимания. В аудитории – хихиканье и шепот.

– Замечательно, какая оживленная дискуссия. Думаю, на сегодня мы оставим эту тему… – начинает профессор, но я, схватив сумку, выбегаю из аудитории.

В коридоре слышу сердитый голос Хардина позади себя:

– На этот раз ты не убежишь, Тереза!

Вылетаю на улицу и пересекаю лужайку, приближаясь к перекрестку. Он догоняет меня и хватает за руку, но я вырываюсь.

– Почему ты всегда так хватаешь меня? Попробуй меня еще раз так схватить, и я тебя ударю! – кричу я.

Я удивляюсь, как резко вышло, но с меня достаточно всей этой фигни.

Он снова хватает меня, но я не могу выполнить свою угрозу.