Страница 43 из 143
Знаю, что надо будет не упускать ни малейшего его промаха без серьезного замечания. Но мой выигрыш в том, что я буду воспитывать только одного человека, а уж через него остальных, а не непосредственно.
{182} Затем большие перемены с должностью библиотекаря, которая так же поставлена широко. Здесь должен быть идеальный порядок со всеми пьесами, ролями, книгами, монтировочными и т. д. — все по каталогу, с расписками о выдаче на сцену и обратно, здесь переплеты и пр. Здесь в идеальном порядке все письменные принадлежности, бланки и т. д. Здесь полный архив дел, афиш, писем. Здесь переписка бумаг, циркуляров, писем и пр. на ремингтоне. Здесь же, наконец, афиши и программы.
… А библиотеку со всеми канцелярско-афишными делами поручил сестре Тихомирова и Ольге Михайловне Мейерхольд[383]. По 30 р. каждой, под наблюдением И. А. Тихомирова за 15 р. в месяц — те же 75 р., но порядок будет превосходный. И Тихомирова, и Ольга Михайловна, и сам Тихомиров в восторге, так как все они очень и очень нуждаются в каждом рубле. Тихомиров будет вести альбомы и архивы. Он очень любит возиться со всем этим.
Теперь я совершенно доволен конторой, если принять во внимание, что и Фессинг и Зоткин — отличные работники и на их обязанностях будет так называемая хозяйственная часть, а Павлова должна переписывать своим прекрасным почерком все важнейшие бумаги, которые неудобно было бы давать ремингтоном.
И если Рындзюнский не обманет моих надежд, то никаких Осиповых, Казанских и т. п. мне не надо[384].
Вишневскому я написал о том, что отнимаю у него даром выдаваемые 50 р., накидывая на жалованье 150 р. в год (он получает 2 250 р.) за дела поездок. Так что 450 р. сэкономил. Он ответил очень милым письмом.
Перехожу к другому пункту Вашего письма — о материальном будущем. С Морозовым я обедал, но ни одного звука не сказал о том, что денег у нас нет. Правда, он так много вложил уже, что если бы и нельзя было получить от него больше, все-таки было бы бессовестно претендовать. Но очень может быть, что без него не обойтись. О свидании с Осиповым я Вам писал (по адресу Вашего брата — Новая Бавария). Завтра буду иметь ответ от той барыни, у которой в прошлом году занимал 2 тыс. Теперь прошу 5. Вероятно, завтра же буду {183} иметь адрес Фирсановой и Козлова[385]. Затем двигаюсь к Варваре Алексеевне Морозовой и Бахрушину, у которого, может быть, смотря по его тону, попрошу взаймы. Но только может быть. А затем, волей-неволей, обращусь за советом к Морозову.
Между тем, помимо этого временного затруднения, надо, конечно, очень заботиться о том, чтобы сезон прошел без дефицита. …
74. К. С. Станиславскому[386]
30 июля 1899 г. Москва
30 июля
Москва
О двух пьесах. 1. «Одинокие люди». Прочел. Пьеса бесподобная, ее надо непременно ставить, и честь Вам и слава, что Вы ее обрели. Позор мне, потому что мне уже не раз говорили о ней: когда я получил Ваше письмо, меня точно по лбу ударили.
Перевод очень плохой — лица, мне не известного. Берется перевести в неделю Эфрос[387] — за 250 р. С одной стороны, приятно дать Эфросу этот заработок, с другой — скорее можно исправить существующий перевод с оригиналом в руках, который тоже есть (у Эфроса, он дает). Он пьесу знает и также расхваливает, говоря только, что она чересчур мрачна и пессимистична.
Я нахожу следующее.
В первом акте высмеяние пастора, может быть, и нецензурно и не очень необходимо. Надо знать только, что одинокие души потому одиноки, что они отрицают существующее и [не] нашли еще своего бога. Здесь важно и отсутствие бога и отрицание того, чем живут старики. Есть дивные сцены, требующие особенно тщательной философской и психологической разделки. Таковы в особенности все сцены Анны, наиболее интересной фигуры в общественном значении, как человека будущего, цельного и строго выдержанного. Ганнес связан женитьбой, условиями своей семьи, а она — свободна, чиста, прекрасна. Очень боюсь за эту фигуру в цензурном отношении. {184} Ведь она друг всех ссылаемых за политические преступления, даже в других государствах.
Роли чрезвычайно трудные, но удивительно благодарные. Роль жены — дивная — трудна по драматизму настроения, но [роль] Ганнеса особенно трудна — по сложности и дифференциации его душевного склада.
Есть незначительные длинноты, делающие пьесу местами неясной. Обиднее всего было бы, если бы общественное и психологическое значение фигур и самой пьесы не дошло до зрителя.
Очень скоро, никак не позже, чем через неделю, я вышлю Вам режиссерский экземпляр. А если хотите — сделаем так. Пришлите мне режиссерский по французскому экземпляру, а я переведу его на русский. Наконец, всего лучше — мы можем один день посвятить нашим делам. Если бог пошлет мне устроиться с театральными финансами, я 8‑го августа буду уже в Крыму. Между 8 и 15 могу приехать с женой в Феодосию на один день и одну ночь. Мы там и погуляем все вместе и обговорим. Не думаю, чтоб Марья Петровна что-нибудь имела против такого одного дня на лоне природы. Мы сделаем это и беззаботно и деловито.
В Крыму я буду в Ялте, гостиница «Россия».
Роли распределять, по-моему, так:
Ганнес — Мейерхольд, хотя Ганнес и красивее и внутренне подвижнее, чем Треплев. Ганнес живой, очень склонный к веселости, к беспредельной любви. Его лицо, кажется мне, часто озаряется детски радостной улыбкой. И только все эти условности, вся эта устарелая мораль, которые так давят свободный дух человека, ищущего новых идеалов, все это постепенно вытесняет из него радость. Я не совсем уверен, что Ганнес не влюблен в Анну, как в женщину, но его отношения к ней чрезвычайно чисты. Во всяком случае, Анна выше его.
Кэте — конечно и безусловно — Марья Петровна. Может сыграть идеально. Думаю, сладит ли она со столькими пьесами, но надо сделать так: Эльфштедт передать Комиссаржевской совсем. Разве уж если Марье Петровне очень захочется сыграть разок-другой. Машу в «Чайке» нельзя передавать никому. А Соню, если Марья Петровна будет уставать {185} (в первые разы непременно надо играть Марье Петровне), будут дублировать и Комиссаржевская и Норова (Норова мне даже больше нравится, чем Комиссаржевская)[388]. — Так?
Анна. Совершенно верно, что могут играть и Книппер и Желябужская. По внешности, мне кажется, Желябужская больше подходит. В такой внешности больше стали, больше уверенности, что эта девушка пойдет на сильные подвиги. Зато Книппер внесет в лицо больше того, что сделает его трогательнее. Желябужская будет суше и возбудит в зрителе те же чувства, какие она возбуждает в старухе, а это было бы вразрез с основным замыслом автора, так как Анна должна находить себе подражательниц. Публика должна сказать: «Да, трудно быть такою, но надо». Порешим так. Оставим этот вопрос на короткое время открытым[389]. В зависимости от пьесы «игрек».
Старик-отец. Калужский — суховат. Это должно быть заразительное добродушие, спокойствие, благодушие человека, выросшего на определенном боге и никогда не мучившегося сомнениями. Отсюда — необычайная простота и искренность. Если бы Артем был не талантливейший старикашка, а актер полный сил, он был бы идеален, потому что здесь прежде всего — это благодушие. Москвин — очень хорошо, но он жидок по фигуре. Значит, кандидаты — Калужский, Шенберг, Москвин и Тихомиров. Выберите, взвесив все[390].
Мать — Самарова? Да.
Браун. Эту роль тоже надо актеру «обмозговать». Человек, который тоже не имеет бога, но проникся рутиной радикальных воззрений, перешедших уже в свинство в его натуре, и успокоился на этом. Такие есть тупицы и из консерваторов, и из либералов, и даже из радикалов. Он и в Цюрихе вращался среди революционеров, и связи с ними имеет, а все-таки он тупица и «лентяй мысли», потому что дальше «существующего» его голова ничего охватить неспособна. Что он — художник, это злая ирония судьбы. Это потому, что он просто лентяй и бездельник. И Ганнес и Анна гораздо больше художники, чем он. О Ланском и думать нечего, он не поймет ничего. Вишневский может сыграть, но не очень подходит. Адашев — ничего не поймет и мягок. Идеален был бы Садовский, {186} 10 лет назад. Я бы выставил кандидатов в таком порядке: Шенберг, Калужский («На хуторе», вспомните), Кошеверов, Баратов, Грибунин, Тихомиров[391].