Страница 44 из 48
— Будет мальчик, — улыбнулась журналистка.
— Почему? — хмыкнул я. — А мне так кажется.
— И мне так кажется, — рассмеялся я. — Всего доброго.
— Удачи, — пожелали мне.
Ура! Да-да, удача, кажется, поворачивалась ко мне лучшей своей стороной. Бармалей! Самая надежная рекомендация для компании, поставляющей за бесценок достояние РФ в заморский край, где главная платежеспособная карточка у части мужского населения недействительна.
Теперь задача упрощается — найти Бармалея, взять его за борцовскую челочку и попросить быть откровенным, как на исповеди. Захочет ли он исповедаться? Не знаю. Но, думаю, металлический, пахнущий солидолом и смертью ствол у виска будет куда требовательнее, чем всепрощающий, добренький, католический папа римский.
Нетрудно догадаться, что моим следующим культурным мероприятием было посещение «Националя». Москва мерзла от февральского, порывистого, мокрого ветра. Колеса автомобилей и прохожие месили грязную снежную кашу. Казалось, весь продрогший, сумеречный город потерял веру, что когда-нибудь наступят другие времена. Теплые. Как острова в океане.
Гостиница встретила меня праздничными огнями, нахохлившимися проститутками и строгими фельдмаршалами в ливреях.
— Эй, куда, молодой человек? — подал голос алешка[82].
— Батя, бомба в здании, а вы хавы пооткрывали, — пошутил я.
— Бомба? Какая бомба?! — обмерли стражи у дверей.
— Авиационная, — брякнул я.
Тут к отелю подкатили два патрульных «мерседеса» с новогодними сигнальными огоньками на крыше. Как бы в подтверждение моих слов. И я смог спокойно продолжить свой путь. В гостиничных лабиринтах.
Найти человека в здании несложно. Как бомбу. Главное, чтобы он имел место быть. Тем более если его окружение похоже на него самого. Правда, высоким интеллектом спортсмены-братцы не обладали и принялись выпытывать, кто я такой и зачем мне Бармалей. Выразительно при этом играя дубовыми битами, решив, наверное, что моя голова самый удобный предмет для игры в бейсбол.
Пришлось доказывать обратное. С помощью «стечкина», который ржавел без работы. Знал, что оружие отрицательно действует на детскую психику, но, увы, я не Ушинский, это правда. Надо сказать, меня поняли сразу и соединили через космос с господином Бармалеем. Тот вспомнил меня, и я был любезно приглашен на прием. Что само по себе было приятным событием.
Кабинет напоминал выставку спортивных достижений общества «Трудовые резервы» — кубки из дешевеньких сплавов, хрустальные горшки, на стенах дипломы в рамочках. Застывшая память прошлых побед. Хозяин кабинета не изменился — был уверенный, как бандит, и деловой, как государственный чиновник.
Мы сели за столик с видом на Тверскую, погружавшуюся, как океанский лайнер, в пучину мглистой, вечерней пурги. Я коротко изложил проблему. Бармалей задумался, как депутат над нуждами народа. И своими.
— Тухлое дельце, да, — покачал головой. — Меня же уроют в три минуты, если… Сам понимаешь, мужик, да?
— Не понимаю, — проговорил я.
— Эх, Поля-Поля, знал бы… — Вздохнул. — Нет, мужик, ты меня прости… Но шкура мне моя…
Тут раздался хлопок, будто открыли бутылку шампанского. Или далеко взорвалась авиационная бомба. Нет, оказывается, это «стечкин» проявил самостоятельность, выплюнув пулю в сторону музея спортивной славы. И весьма удачно. Хрустальная ваза, искрясь алмазными кусками, разметалась по кабинету.
— Ты что, мужик? — последовал тихий и грустный вопрос. — Я из тебя….
Я занервничал от угрозы, и вторая стекляшка разметалась по стене. Красивым бисером. Такие мишени во всех отношениях удобны — сразу виден положительной результат.
— Ну все, все, да! — заорал Бармалей. — Что тебе надо?
— А еще есть «шевроле», — вспомнил я. — Люблю взрывать красивый тыхтун с вертуном.
— Ты — мент, да?
— Нет, товарищ, я куда хуже… Ты, детка, крутой, но я еще круче, как кипяток… — Много говорил, правда, имею такую слабость, но что делать, надо уметь переубеждать собеседников. — Смотри, не ошпарь шкуру…
— Да иди ты…
— Говори, куда, говори, к кому, пойду, родной…
И в этот напряженный момент — тук в дверь. И, не дожидаясь разрешения, проклюнулся дубовый, как бита, колган[83] исполнительного лакея:
— Артем Борисович, эвакуация. В здании бомба.
— Что?!
— Да-да, бомба… Срочная эвакуация.
— Что за бред? — не поверил Бармалей и посмотрел на меня.
— И, может быть, под «шевроле», — хмыкнул я. — С дистанционным управлением. — И похлопал себя по куртке. Аккуратно, но с чувством. — Ну, что? Считаем до трех? Раз…
У моего собеседника был выбор: верить или не верить. Наверное, мои предыдущие действия убеждали в том, что предпочтительнее первый вариант, чем второй.
— Два!
— Ну хорошо-хорошо, — пригладил свой чубчик. (Помнится, и я такой чубчик держал. Эх, Санька-Санька, где твой золотой чубчик, где те золотые деньки?) — Только уговор — я ничего…
— Нет проблем, — ответил я.
Что там говорить, приятно иметь отношения с теми, кто желает помочь. Неважно, по каким причинам он это делает. От чистого сердца или сидя на авиационной бомбе. Главное, чтобы помощь была своевременна. Бармалей, в миру Артем Борисович, герой борцовских ковров, такую помощь мне оказал; и я сказал искреннее «спасибо» за то, что он вспомнил, как его, маленького колобка, водила на тренировки девочка Полина.
Покидая «Националь», я не мог не обратить внимания на некоторую сумятицу, царящую в коридорах и вестибюлях. Было такое впечатление, что в отеле заложена бомба. Видимо, я не ошибался в своих смутных предположениях. Потому что все туристы бегали с выпученными чичи-чиги и заполошно орали: фаер-фаер! Администраторы и обслуга кричали, что вовсе и не пожар, а бомба. Тут еще появилась группа военизированных людей с псом Алым, который от усердия облаял обкуренную в дым девятую супругу аравийского шейха Аль-Абдуль-Гам-Нассера; понятно, девушка от такого обхождения завизжала, как стадо павлинов в нефтяном дворце супруга.
То есть начался такой бедлам, что я решил удалиться. От греха подальше. Может быть, и вправду какой-нибудь исламский фундаменталист спрятал фугас в покоях обожаемого владыки всей Сахары. Известно, что Восток — дело тонкое, и поэтому кому куда, а мне в западном направлении.
Очевидно, что информация от господина Бармалея меня заинтересовала. В противном случае я бы отправился домой дрыхнуть у знойной батареи отопления, а не квасить вечернее шоссе в промерзшей колымаге. Куда же я ехал на ночь глядя? Вместе с друзьями, которые тоже пожирали холодные километры, как пломбир. На джипе и по другой скоростной трассе. Целью нашей поездки была зимняя избушка ресторана «Русь». По утверждениям Бармалея, там любит отдыхать от трудов воровских Лева Шишинский, по прозвищу Шиш, шестерка сучья, имеющий непосредственный выход на владельцев компании.
Была суббота, а именно по выходным дням Лева любил отдыхать. В обществе двух телохранителей и цесарок[84].
И мы решили составить ему компанию. Чтобы вечер для именинника проходил весело и с неожиданными по возможности сюрпризами. Ведь так мало радости вокруг, и это печальный факт нашего бытия. Больше праздников, господа, больше и разных!
Островерхая бревенчатая избушка притулилась к лесу задом, а к дороге передом. Гирлянды перед входом, оставшиеся после Нового года, плясали на студеном ветру. Липкий снег покрывал коростой автомобили на площадке. Под родным снежком угадывались импортные металлические коробки, не приспособленные к нашей суровой и простой действительности. Через год-другой от них останется лишь ржавая труха. Впрочем, ржавеет и создатель их, человек. И нельзя остановить этот разлагающий, мерзкий процесс. И каждое мгновение, каждая секунда — минута — час ведет нас к вечному покою. И спасение, повторю, одно — наши подснежники[85]. Право, я никогда не задумывался над тем, что по свету может бегать еще какой-нибудь Санька, зеркальное отражение мое. Никогда не задумывался, к сожалению.
82
Алешка — швейцар (жарг.).
83
Голова (жарг.).
84
Цесарка — красивая женщина (жарг.).
85
Дети (жарг.).