Страница 34 из 66
Живописная, навевающая романтическое настроение трасса, утопающая в густой зелени магнолий и пальм, вяло ползущая среди средневековой застройки провинциальных местечек и проходящая порой у самой кромки воды, таила для Муссолини и его спутников массу неприятных сюрпризов и опасностей. Партизаны были уже повсюду: они спускались с гор, контролировали дороги и связь, проверяли транспорт и пропускали немцев без боя. Гитлеровскому командованию удалось договориться о беспрепятственном выводе из Италии своих подразделений, но итальянским чернорубашечникам путь был закрыт.
В семь часов утра колонна остановилась: дорогу преграждало огромное бревно и куча больших камней. Сверху раздались пулеметные очереди, итальянские фашисты несколько раз выстрелили в ответ, но немцы принимать бой не собирались. Их командир, лейтенант Фальмейер, вступил в переговоры с партизанами из 52-й гарибальдийской бригады «Луиджи Клеричи», и они отправили его в свой штаб, расположенный в горах. Муссолини со своей немногочисленной свитой оказался блокированным на узком участке шоссе, не имея возможности что-либо предпринять. Кто-то предлагал с боем прорываться вперед, кто-то хотел найти катер, чтобы уйти по озеру, но дуче уповал на благополучный исход переговоров и не двигался с места.
Наконец Фальмейер вернулся, но с дурной вестью: партизаны согласились пропустить только немцев, да и то после тщательного досмотра их машин в следующем населенном пункте Донго. Бирцер немедленно обратился к Муссолини: «Ваше превосходительство, прошу вас немедленно перейти в один из грузовиков и надеть солдатскую форму. Они вас не заметят». «Дуче, соглашайся, соглашайся немедленно!» — пылко произнес молодой летчик в синем комбинезоне, стоявший около бронетранспортера. Юноша снял шлем, и Муссолини узнал свою возлюбленную. Ее глаза светились тревогой, а губы слегка подрагивали. «Я не расстанусь с тобой, Бен, чего бы мне это ни стоило», — задыхаясь от волнения, прошептала Кларетта. Муссолини все еще упрямился, делая вид, что не может оставить своих министров на произвол судьбы. Тогда лейтенант СС Кизнат, которому генерал Вольф лично поручил опекать Муссолини, извлек дуче из бронетранспортера, нацепил ему темные очки и каску, надел шинель сержанта «Люфтваффе», сунул в руки автомат и бесцеремонно запихнул в кузов одного из грузовиков. Кларетта ухватилась за борт машины и попыталась влезть следом. Но ее деликатно остановил Бирцер: «Синьора, ваше присутствие может навредить дуче». Грузовик тронулся, но рыдающая Кларетта все еще цеплялась за него и бежала рядом. Потом она быстро вернулась в свой автомобиль, на капоте которого был расчехленный флаг Испании. Партизаны пропустили и эту машину, полагая, что в ней едут дипломаты, но она также подлежала проверке в Донго, смысл которой заключался в том, чтобы выявить среди солдат вермахта итальянских фашистов и арестовать их. Партизаны знали, что в немецкой колонне может находиться Муссолини. Их предупредил об этом священник дон Маннетти, видевший дуче у бронетранспортера. Впоследствии этот факт не предавался широкой огласке, чтобы не компрометировать церковь. Да и сами партизаны были не прочь представить дело таким образом, будто они нашли Муссолини без чьей-либо помощи.
О том, что произошло дальше, рассказывают командир партизанской бригады Педро (граф Пьер Беллини делле Стелле) и заместитель политического комиссара Билл (Урбани Ладзари). Колонна проходила проверку на центральной площади Донго. Вдруг к Биллу подошел партизан по имени Джузеппе Негри и, озираясь по сторонам, с опаской сообщил, что в кузове одной из машин он обнаружил Муссолини. «Я влез на грузовик, — взволнованно рассказывал Негри, — как ты приказал, чтобы проверить документы. Под конец остался один. Он лежал, прислонившись к кабине водителя и прижавшись плечом к левому борту. Его лица не было видно, так как он поднял воротник шинели, а немецкий шлем опустил на глаза. Я направился к нему, чтобы спросить документы, но немцы, сидевшие в машине, задержали меня, говоря на ломаном итальянском: «Друг пьяный, друг пьяный». Я их не послушал и приблизился к лежащему человеку. Около него была куча одеял, одним из которых он прикрывался. Я встал рядом с ним и опустил воротник. Человек продолжал лежать неподвижно. Я увидел его профиль и тотчас же узнал, что это он. Билл, клянусь тебе, это Муссолини! Тогда я сделал вид, что ничего не случилось, и слез, чтобы позвать тебя».
Ладзари подошел к указанной машине и похлопал лежавшего у кабины человека по плечу: «Камерата! (обращение, принятое среди итальянских фашистов)» — ответа не последовало. «Эччеленца (Ваше превосходительство)» «Человек в шинели вздрагивает. Я взглянул на немцев, — продолжает Билл, — молча наблюдают за происходящим. Кое-кто из них бледнеет. Теперь я знаю, кто этот человек.
Тем временем много гарибальдийцев и местных жителей собралось у грузовика. Я взялся за борт и забрался наверх. Я приблизился к безмолвно и неподвижно лежащему человеку. Его шлем опустился на глаза, и воротник полностью скрывает лицо. Я снял с него шлем и увидел лысую голову и характерные очертания его черепа. Я снял с него темные очки и опустил воротник: это был он, Муссолини!.. Между колен у него был автомат, прислоненный стволом к подбородку. Я взял у него оружие и передал шоферу Пиралли, который влез на грузовик.
Я помог Муссолини подняться.
«Есть ли у вас еще оружие?» — спросил я его. Не говоря ни слова, он расстегивает шинель, откуда-то из глубины брюк он извлекает пистолет. Это глизенти, 9-го калибра, с удлиненным стволом; он мне его передает, и я прячу его в карман…
Вокруг грузовика собралась шумящая толпа; немцы отдают местным жителям оружие, чтобы задобрить их: они явно боятся репрессий с нашей стороны за то, что пытались спрятать Муссолини, нарушая заключенное соглашение.
«Именем итальянского народа вы арестованы!»
Это все настолько необычно для меня, что я даже не чувствую волнения, и мои слова звучат тихо, мой голос спокоен. Толпа растет с каждой минутой, и угрожающие крики становятся все громче.
Муссолини говорит как бы в забытьи: «Я ничего не делаю», — может быть, он хотел этим сказать: «Я не сопротивляюсь». Тогда, понимая всю ответственность, которая на меня ложится, я говорю: «Я ручаюсь, что, пока я за вас отвечаю, с вашей головы не упадет ни один волос».
Это банальная фраза, кроме того, Муссолини почти абсолютно лыс, но в то время я об этом не подумал и употребил принятое выражение. «Спасибо», — говорит он».
Бывшего диктатора поместили в кабинете мэра Донго, в здании муниципалитета, куда вскоре доставили и остальных пойманных иерархов. С дуче обращались вежливо, ему предложили воды и даже чашечку кофе, что по тем временам считалось немалой роскошью. Дуче снял немецкую шинель и брезгливо отбросил ее в сторону. «Я больше не желаю видеть ничего немецкого», — процедил он сквозь зубы.
Обстановка в районе Донго оставалась сложной: силы партизан были невелики, вокруг бродили отряды вооруженных фашистов, а весть о пленении дуче быстро облетала окрестности. Командир бригады отправил сообщение о случившемся в штаб партизанского командования и принял решение в целях безопасности надежно укрыть Муссолини. За ночь его перемещали дважды: сначала в соседнее селение в казарму тамошней полиции, а затем под видом раненого партизана в маленькую деревушку Бонцаниго. На этом крохотном отрезке пути судьбе вновь было угодно свести его с Клареттой Петаччи.
После отъезда дуче с немецкой колонной Кларет-та решила во что бы то ни стало догнать его и больше не упускать из виду. Она ерзала и грызла ногти от нетерпения, подталкивала своего брата Марчелло, сидевшего за рулем, высовывалась время от времени из окна, как будто этим можно было ускорить движение. В Донго она сумела добраться лишь к вечеру, когда Муссолини уже был обнаружен, опознан и увезен в соседнюю деревню. Теперь нужно было разузнать, куда он делся, но любой вопрос о дуче мог вызвать подозрение.
При проверке документов Кларетта представилась сестрой испанского посла при фашистской республике, но партизаны ей не поверили и отправили в ратушу, где она попалась на глаза командиру бригады графу Беллини делле Стелле. Он узнал любовницу дуче. В мирные годы граф был наслышан о ее красоте и с любопытством рассматривал стоявшую перед ним женщину. Необычайное возбуждение обостряло черты ее лица, но страха оно не выражало, лишь тревогу, усталость, нетерпение и тоску. «Можете ли вы помочь мне?» — напрямую спросила Кларетта. «Чем именно, синьора?» — поинтересовался граф. Он готов был услышать любую просьбу о помощи или защите, но то, чего желала эта измученная женщина, поразило партизана-аристократа до глубины души. «Я хочу, чтобы вы отправили меня к дуче и поместили в одной комнате с ним. Я готова разделить его судьбу. Если он будет убит, то я тоже хочу быть убитой».