Открытие Джи - Джи

— Что вы сказали, сэр Джозеф?

— То, что вы слышали, старина. Временно прекращаем исследования катодных лучей. Забудем о тайнах сэра Крукса. Приступим к изучению физики газового разряда.

— Заполнить новые трубки водородом и аргоном? — спрашивает догадливый Эверетт.

— Вот именно. Начнем пропускать электрический ток через газонаполненные приборы. Начнем новую страницу физики. Кстати, Эверетт, наладьте вашу дугу, чтобы она так не шипела. Ведь нам придется теперь каждый день иметь удовольствие наблюдать ее вспышки через кварцевое окошко.

Джи-Джи захотелось поговорить с Эбенизером о чем-нибудь, не относящемся к физике, но спорт исключался, потому что Эверетт прихрамывал, а политикой он не интересовался.

— Сегодня вы играете в гольф, — напомнил Том-сону сам Эверетт.

— Спасибо, старина.

Эверетт был в то время красивым молодым человеком, но в лаборатории казался незаметным в своей неизменной залатанной куртке. Одежда прогорала прежде всего от стеклодувного ремесла. Ведь он еще делал из стекла необыкновенные игрушки и часами простаивал с горелкой в руке. Он выдувал тонкие хризантемы с хрупкими лепестками, застывавшими при легком поддувании раскаленных докрасна капелек стекла в холодной воде. Ему превосходно удавались чертики с тонкими хвостами и острыми стеклянными ушами — они получались у него в один прием, «в одно дыхание», как говорят стеклодувы.

Профессор Томсон исполнял на пирушках Кавендишевской лаборатории куплеты, сочиненные специально для него одним из его учеников.

Сейчас он взял стеклянную трубку под мышку и понес запаивать ее в мастерскую. Но в дверях столкнулся с рослым человеком.

— Простите, могу я видеть мистера Джозефа Джона Томсона?

— Разумеется. — Томсон, поправив очки, легко шагнул навстречу гостю. — Если не ошибаюсь, вы — Эрнст Резерфорд.

— Да. Я получил от вас это письмо. — В руке он бережно держал конверт и сказал «это письмо», как говорят о драгоценности.

Он помнил содержание письма Томсона наизусть:

Проф. Дж. Дж. Томсон

6 Скруп-Террас

Кембридж

…Я буду очень рад, если вы начнете работать в Кавендишевской лаборатории. У нас теперь учреждена ученая степень за научные искания, и тот, кто, проработает в лаборатории два года и сделает оригинальное исследование…

«Тот, кто сделает!» Именно для научных свершений он и прибыл сюда, черт возьми, из Новой Зеландии! И, даже пересекая экватор на клиппере, в день своего рождения 30 августа, он думал прежде всего о будущем научном открытии, ради которого стоило переплыть два океана: Индийский и Атлантический, отделяющие его родной город Пунгареху от Великобритании…

Да, он родился в «стране островов», где некогда мао-рийские племена верили, что бог Мауи выловил Северный остров из океанских глубин.

Однако наступило время, когда этот благословенный остров «выловили» для себя англичане. Им удалось это без особого труда. Мирные, простодушные маорийцы были оттеснены с плодородных земель, а пришельцы из северного полушария выстроили свои европейские дома и начали обрабатывать плантации редких культур, которые давали Великобритании большие прибыли. Новая заокеанская колония Британской империи звалась там, на севере, «страной Антиподов», то есть «краем Земли, где все противоположно северному полушарию». Англия присваивала городам Новой Зеландии (считая их своим зеркальным отражением) такие же названия, как у себя дома: там был и Кентербери, и Крайстчерч, и даже три колледжа, составлявшие на правах самоуправления Новозеландский университет — подобие Кембриджа. И в нем были развешаны портреты ученых так же, как в лабораториях «Великой Англии».

Портрета Томсона тогда среди них еще не было. Но его замечательные исследования были хорошо известны профессорам Новозеландского университета, хотя Джи-Джи еще не попал в разряд «великих». Он еще не совершил своего главного научного открытия.

— Превосходно сделали, что сразу приехали, — говорит Томсон.

Резерфорд смотрит на Томсона: перед ним — маяк долгожданной Земли, к которой он стремился через столько преград — географических и научных. Ведь для того, чтобы получить право заниматься исследованиями в знаменитой Кавендишевской лаборатории, надо было завоевать почетную стипендию 150 фунтов стерлингов, которую Великобритания присуждает особо выдающимся молодым ученым из колониальных стран. Надо было быть первым во всех университетских испытаниях.

Тут Джи-Джи задает долгожданный вопрос:

— Вы привезли свой прибор? Эрнст радостно краснеет.

— Да.

И при этом отчаянно злится на себя. Конечно, он выглядит смехотворно: двухметровый «рисерч-стью-дент» краснеет, как ребенок. Стараясь сохранить невозмутимость, он сидит перед Томсоном, положив на колени свои огромные, загорелые руки новозеландского фермера. Давно ли он выкапывал картошку на ферме отца, и, прочитав долгожданное извещение, принесенное почтальоном, заорал: «Это последняя картошка, которую я выкопал!»

— Отлично. Вы сможете работать у нас в лаборатории над детектором волн Герца.

Томсон предлагает новозеландцу комнату на третьем этаже Кавендишевской лаборатории. Там уже работают молодые кембриджские соискатели. Они встретят загорелого гиганта насмешливой кличкой «дикий кролик из страны Антиподов». Кто-то из них даже бросит вслед: «Киви, киви». Да, киви — новозеландская птица, большая, но не летающая. И шутникам кажется, что выдумка их особо удачна: заморский атлет — велик, но «взлететь» вряд ли сможет.

Резерфорд с любопытством рассматривает Джи-Джи — самого молодого преемника знаменитого Максвелла:

Худощавое, продолговатое лицо, выразительно вылепленный лоб и глубокие складки, спускающиеся от тонкого носа к углам рта. Вероятно, он может быть и властен и мягок. Пожалуй, твердый взгляд хорошего игрока в гольф. На вид — типичный кембриджский студент…

Рентген посылает новогодние поздравления

Резерфорду не пришлось долго заниматься детектором волн Герца, хотя работа началась блестяще: статья была опубликована в журнале Королевского общества, прибор продемонстрирован на конгрессе Британской ассоциации, а сам Резерфорд принят в несколько научных клубов и приглашен на первый почетный банкет среди профессоров, членов колледжа. В лабиринте кембриджских знаков отличия — этот обед считался очень важным событием. И хотя Резерфорд не был тогда ни профессором, ни членом колледжа, его опыты с приемником радиоволн привлекли к себе острый интерес ученых. И никто еще не знал о том, что в это же время, в 1895 году на островах близ Петербурга русский морской офицер Александр Попов испытывает подобную установку для радиосвязи между кораблями.

А пока Александр Попов докладывая на заседании Петербургского научного общества о своем изобретении, кембриджские светила чествовали молодого новозеландца на традиционном банкете.

«…Все студенты встали, когда мы вошли, и, естественно, всем им хотелось узнать, какого дьявола затесался среди членов колледжа такой юнец, как я. Была произнесена молитва, и был подан обед. Довольно легко завязалась беседа…»

Однако когда миновала пора обедов и торжественных церемоний, выяснилось, что синьор Маркони, бойкий итальянец из Болоньи, уже запатентовал свое авторство на «новый способ передачи сигнализации через пространство». Английское министерство почт решило заключить договор с итальянским изобретателем, который самолично прибыл для проведения опытов. Технический секрет своего открытия Маркони тщательно оберегал от широкого распространения. Но когда опасность соперничества миновала, выяснилось, что его таинственный приемник был точной копией грозоотметчика Александра Попова, описанного им на страницах «Журнала Русского физико-химического общества» в 1895 году.