Страница 56 из 66
Сейчас его любимая сидит напротив, делает вид, что спокойно курит и пьет коньяк, а сама терзается. Ну зачем он ей вчера все рассказал! Разве же можно с женщинами быть таким откровенным! Ты, только ты, одна ты, единственная на свете, до тебя у меня вообще никого не было, я почти девственник, а все, что про меня говорят, это враки и сплетни — вот так надо разговаривать с женщиной, даже если это умная женщина. Она хочет слышать именно такие слова, и именно их ей и надо говорить.
Он, дурак, распустил язык, поверил, что Лариса действительно уже спокойно относится ко всему. А сам он на ее месте сохранил бы спокойствие, если бы любимая сказала, что из-за того, что Игорь три дня ей не звонил, вконец измучилась и пригласила молодого референта в свой кабинет, чтобы расслабиться?! Да убил бы он этого референта, на кусочки порвал, даже если тот для Ларисы значит столько же, сколько для него секретарша!
Глядя на свою любимую женщину, которая задумчиво курила, Казанова думал, что в очередной раз по своей дурости причинил ей боль. Не сознательно, конечно, но обычно так и бывает — не думаешь, что твои слова или поступок больно ранят.
Почему, ну почему мы мучаем своих любимых?!
Ведь без этого человека свет не мил, и потом сам терзаешься виной, но разве можно все повернуть вспять... Кого люблю, того мучаю... Где-то Казанова слышал эту фразу. Зачем он терзает эту женщину, которую любит больше жизни?! Почему не думает заранее, что можно, а чего нельзя себе позволить, чтобы не причинить ей боли?! Ведь он так хорошо ее знает и понимает.
Поверил, дурак, что малышка уже не ревнует... Будто он не знает, что такое ревность!.. Дикий зверь, который терзает тебя изнутри, так что хочется все крушить, чтобы дать выход своей ярости. Как он ревновал Ларису, в ту пору Снежную королеву, к прежним любовникам, к сопляку Косте и даже к мужу! Как с ума сходил, представляя во всех подробностях, что она лежит, обнаженная, а этот... Нет, даже страшно вспоминать. Когда ревнуешь, мозги просто отключаются и никакие самоуговоры и доводы не могут побороть это дикое чувство.
То, что он рассказал любимой о каких-то абстрактных телках, которых она не знала, — еще куда ни шло. Лариса видела его с ними на тусовках, но в ее сознании они остались каким-то расплывчатым пятном. Все эти жрицы платной любви в чем-то похожи друг на друга. Малышка успокоилась, ассоциировав их с резиновой куклой. Но эта-то живая! Сидит за дверью, и его ненаглядная это знает. И что самое ужасное — знает, что эта кукла держала его член во рту в то время, когда их роман уже начался.
“Черт бы меня побрал, — ругал себя Казанова. — Зачем я сказал малышке про эту дуру! Про других-то ладно, но нельзя было говорить про то, что пару недель назад телка елозила на коленях напротив моего кресла”.
Лара докурила, положила сигарету в пепельницу и поставила свой бокал на столик.
“Сейчас уйдет!” — ужаснулся Казанова.
Но Игорь Северин никогда не сдавался. Боец и оптимист по жизни.
Он легко поднялся, пересел на диван и протянул руку:
— Иди сюда, малышка.
Как во сне, она встала и подошла к нему.
— Так, юбку мы снимем, чтобы не помялась. Подними, пожалуйста, ножку. Так, теперь другую. Замечательно, теперь аккуратно положим юбочку на кресло. Теперь снимем жакет, а то тоже изомнем. Теперь бюстгальтер. Колготки и трусики оставим пока на закуску. А теперь мы, как всегда, вытащим все шпильки, чтобы распустить волосы, которые я так люблю.
Игорь говорил, лишь бы отвлечь ее, лишь бы не висело в воздухе это тягостное молчание, когда человек про себя решает, как ему быть. Чтобы Лариса ни о чем не думала, Казанова говорил. Снимал с нее одежду, чтобы она чувствовала его руки.
Стянув с нее колготки и трусики, он помахал ими, делая вид, что все как всегда:
— Еще один мой боевой трофей.
Лариса стояла, чувствуя себя неживой. Внутри все сразу умерло, и там больше ничего нет. Что с нею делает любовник, ей было все равно. В голове пустота, в душе — тоже.
Уложив ее на диван, Игорь встал рядом на колени. Никакого отклика. Безучастное тело, будто он ласкает муляж.
Казанова приподнял ее голову и попытался заглянуть в глаза любимой. Лариса на него не смотрела, взгляд устремлен куда-то мимо. Взгляд в себя. Глаза серые и пустые.
— Малышка, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты даже не можешь себе представить, как мне тяжело, что я причинил тебе эту боль. Как будто ударил беззащитного ребенка.
Она перевела на него взгляд, некоторое время молча смотрела. Игорь с болью в душе снова увидел тот же серый свет в ее глазах, как тогда, когда ей было очень плохо. Когда его принцесса весела, ее глаза искрятся зеленью, как морская вода под лучами солнца, а сейчас они серо-тускло-зеленоватые, как стоячая вода в болоте.
— Я сама дура, что приехала, — тихо сказала Лара. — Не надо было этого делать. Она так похожа на меня...
— Конечно, — как можно беспечнее отозвался Казанова. — Я ведь именно такую куклу заказал, правда, не резиновую в магазине “Интим”, а живую и в агентстве. Описал тебя и даже показал твою фотографию.
— Откуда у тебя моя фотография? — Ее голос был по-прежнему безжизненным.
— А это ты видела?
Легко подняв Ларису на руки, любовник донес ее до своего стола и усадил в кресло.
— Посмотри сама.
Сначала она скользила по столу безразличным взглядом, потом взгляд остановился на фотографии в рамке из темного дерева, которая стояла рядом с телефоном. На фото улыбающаяся Лариса в декольтированном вечернем платье стояла рядом с Никитой Фоминым, директором АРСа, тот держал ее под руку и тоже улыбался в тридцать два зуба.
Снимок был сделан с год назад, на сорокалетии Никиты, с которым Лара когда-то училась в институте. Тот был на три курса старше и вовсю ухлестывал за красавицей первокурсницей. Пару месяцев у них был красивый роман, потом все тихо закончилось, и они остались друзьями.
По поводу своего сорокалетия Никита закатил грандиозный банкет, на котором Ларисе торжественно вручили приз как самой элегантной бизнес-даме. Именно этот приз она и держала в руках на фото. Никита потребовал, чтобы они снялись на память.
Ничего не понимая, Лара уставилась на фотографию, потом взяла ее в руки и подняла глаза на Игоря:
— Откуда она у тебя?
— У Никитки выпросил. Точнее, выиграл в преферанс. Ставки были — моя машина против этой фотографии. Она Никитке тоже очень дорога, и он не хотел ставить ее на кон, но я предложил бросить жребий, и выпало мне, так что ему пришлось смириться, хотя он ужасно расстроился. Я сражался аки лев, и вот — выиграл приз, самый важный для меня приз в жизни.
Рука Ларисы упала на стол, фотография выпала и скользнула на пол.
Игорь бережно поднял фото, поцеловал и поставил на место.
— Не надо небрежно обращаться с тем, что мне так дорого. Твоя фотография скрасила мне немало безрадостных дней.
— И давно она у тебя?
— Да почти год.
— И всегда здесь стоит?
— Всегда. Когда мне было очень хреново, я смотрел на фото и думал, что на свете есть моя любимая женщина, ради которой стоит жить и бороться. И мне снова хотелось жить и бороться.
— А другие люди ее видели?
— Специально я не показывал, но думаю, видели многие. А я и не скрывал, что с ума схожу по тебе. Все это знают.
Она глубоко вздохнула:
— И когда секретарша делала тебе минет, ты тоже смотрел на мою фотографию?
— Ага, — весело ответил Казанова. — И верил, что еще не все потеряно. Я же оптимист.
Резко встав, Лара усадила его в кресло. Любовник повиновался, еще не понимая, что будет дальше. Она опустилась на колени и потянула “молнию” на его брюках. Казанова перехватил ее руку и поднес к губам.
— Нет, малышка, этого не будет никогда. Это было обязанностью той куклы, что сидит в приемной. Было, — подчеркнул он, с особым значением посмотрев ей в глаза.
Лариса поняла. Все в прошлом. Больше Игорь никогда не пригласит секретаршу в свой кабинет, чтобы расслабиться. Она улыбнулась, и глаза потеплели.