Женщина не прощает

Ну никак не ожидал следователь Молчанов, что его приятельница придет вместе с Ивлевой! И теперь пожалел о своей откровенности.

Наташа вела себя как ни в чем ни бывало, приветливо поздоровалась, со значением подмигнула и села чуть в стороне. И только тогда Геннадий Павлович перевел взгляд на Ивлеву. Под впечатлением портрета, обрисованного Лайзой, он представлял себе роковую красавицу с дивными очами, но ничего рокового в сидящей напротив женщине не узрел. Довольно красивая платиновая блондинка с высокой прической, таких на улице сотни. Да и взгляд вовсе не “убийственный”, а равнодушный и холодный, никаких эмоций. Да, Ивлева смотрит, не отрываясь, не по-женски, при этом в ее глазах ничего не отражается, и это неприятно. Глаза и в самом деле зеленые и большие, но уж совсем не такие, какими их расписала Лайза. По его мнению, глаза сидящей напротив женщины скорее напоминают бутылочные осколки, стекляшки, но никак не изумруды.

“И чего Мазуркевич так распиналась? - с легким раздражением отметил “крокодил Гена”. - Может, Лайза - лесбиянка? Или это профессиональное - смотрела на Ивлеву взглядом модельера? Ничего особенного в ней нет. Надменная, высокомерная, холеная стерва, глядит на меня, как на вошь”.

В общем, Лариса Николаевна Ивлева совершенно не понравилась Геннадию Молчанову. И стройное здание его женоненавистничества даже не покачнулось.

После предварительных вопросов следователь приступил к главному:

- Лариса Николаевна, что за разговор состоялся у вас с Заграйским во время танца?

Ивлева чуть подняла брови в недоуменной гримасе, чем не понравилась ему еще больше.

- А в чем дело, Ген? - влезла Наташа, а он рассердился от ее тона и приятельского обращения.

- Двое свидетелей утверждают, что слова Заграйского вам были явно неприятны, - проигнорировав вопрос приятельницы, обратился “крокодил Гена” к свидетельнице.

- Разве они слышали наш разговор? - спросила та, по-прежнему глядя на него высокомерно и чуть удивленно.

- Нет, но у них сложилось впечатление, что вы настроены к Заграйскому крайне негативно.

- Я к нему никак не была настроена. - Равнодушный ответ сопровождался таким же равнодушным пожатием плечами. - Мы изредка встречались на светских раутах, обменивались парой фраз, вот и все.

- Однако по вашему лицу было ясно, что вы испытываете какие-то сильные эмоции, - продолжал настаивать следователь, уже понимая, что ничего не добьется, и раздражаясь еще больше.

- Что вы говорите? - Опять недоуменно поднятые брови. Потом губы скривились в язвительной усмешке: - Ваши свидетели, очевидно, хорошие физиономисты?

- Женщины умеют читать по лицу, - пробурчал Геннадий Павлович.

- Не все, - без каких-либо эмоций отметила Ивлева. - Кстати, к вам я не питаю никаких чувств, - ни положительных, ни отрицательных, - однако если бы женщины, которых вы наделяете способностями читать по лицу, видели меня сейчас, у них бы сложилось иное мнение.

Тут Молчанов был с ней согласен. На лице Ларисы Николаевны было выражение безграничного презрения и даже отвращения.

“Чего это она на меня так смотрит?” - еще сильнее обозлился “крокодил Гена”.

Ему было невдомек, что лично к нему Лариса не испытывает неприязни, но более полутора лет назад, когда ей довелось быть подозреваемой в убийстве[76], злобный мизантроп следователь Прохоров часами терзал ее в таком же кабинете. С тех пор Лара “заработала” стенокардию и стойкое отвращение к казенным кабинетам, где даже невинных людей лишают душевного покоя. А заодно презирала и других сотрудников правоохранительных органов, которые обращались с ней хамски, собрали кучу сплетен о ее частной жизни и опорочили в глазах многих уважаемых людей.

- О чем же вы разговаривали с Заграйским? - продолжал Молчанов упорствовать, тем самым вызвав легкое раздражение Ларисы.

- Я обязана отвечать на этот вопрос? - повернулась она к своему адвокату.

- Ген, неужели это так важно? - спросила Наташа.

- Важно, - нахмурился Геннадий Павлович.

- Ответь, Лар, - посоветовала адвокатесса.

- Борис напомнил о нашем романе, случившемся почти два десятка лет назад, но я не пожелала устроить вечер воспоминаний. В те давние времена я была совсем девчонкой, он оказался одним из многих моих поклонников, ухаживал, дарил цветы, у нас было всего одно интимное свидание, вот и все. О чем вспоминать? Борис заявил, что не прочь бы встретиться вновь, на что я ответила: “Не имею ни малейшего желания”. Тогда он спросил, какие у меня отношения с Евгением Ростоцким. Я довольно резко отпарировала, что это его не касается. Борис пытался продолжить эту тему, но я прекратила разговор.

Лариса смотрела на следователя совершенно спокойно, и теперь он не сомневался, что все именно так или почти так и было: Заграйский попытался за ней приударить, она поставила его на место, - так же, как и сейчас, презрительно-высокомерно роняя слова и с той же пренебрежительной миной, - а Лайза зачем-то устроила страсти на пустом месте, красочно расписав, будто происходило бурное выяснение отношений.

“Ох, непростая штучка эта Лайза-Лизавета”, - отметил Молчанов, решив, что непременно выяснит, зачем ей понадобилось придумывать мнимый скандал.

- Заграйский водил вас по своему особняку? - спросил он, чтобы внести ясность и в этот вопрос.

- Да, - все так же спокойно ответила Лариса. - Дом у него красивый, правда, на мой взгляд, слишком большой. Бассейн мне понравился, я бы не отказалась иметь такой же, но на моей небольшой даче для него нет места. Зато я посоветовала своей близкой подруге устроить нечто подобное.

- Из “оздоровительного комплекса” вы поднялись одна?

- Кто-то из гостей изъявил желание воспользоваться сауной, и Борис остался, чтобы показать, как затопить печь, а я ушла.

- Когда вы поднялись в большой холл, на диване под лестницей сидела темноволосая женщина? -”крокодил Гена” решил выяснить, не сочинила ли Лайза и эту сцену.

- Там курила дама, незадолго до этого занимавшая место напротив меня за свадебным столом. Меня немного удивило, что и раньше, и в тот момент, когда я вошла в гостиную, она буквально сверлила меня взглядом. Тогда я подумала - быть может, мы знакомы, просто я запамятовала, кто это? Я улыбнулась ей, надеясь, что дама заговорит, представится, но она молча дала мне прикурить. Вскоре подошел мой спутник, и больше я не обращала на нее внимания.

“А Лайза нагородила страстей про серые глаза, ставшие потом изумрудными, и взгляд, которым чуть ли не убить можно”, - опять с неудовольствием отметил следователь. Он уже понимал, что ничего путного во время допроса не выяснит, но решил довести его до конца.

- Лариса Николаевна, вам принадлежит “мерседес” с номерным знаком... - Геннадий Павлович назвал номер машины.

- Да.

- Вы приезжали на нем в ночь в субботы на воскресенье к дому Заграйского?

- Нет.

- Однако свидетельница видела вашу машину.

Лариса молча пожала плечами, и теперь Молчанов засомневался, не напутала ли Валентина Михайловна Белова.

- А где вы были в эту ночь? - спросил он, не дождавшись ответа.

Ивлева перевела взгляд на свою адвокатессу, и та опять посоветовала:

- Ответь.

- Я провела ее в квартире Евгения Сергеевича Ростоцкого.

- Вы любовники? - вырвалось у Геннадия, и он даже не сумел скрыть удивления.

- Да, - без каких либо эмоций ответила Лариса.

Молчанов не сомневался, что Ростоцкий подтвердит ее показания, но все же спросил:

- Евгений Сергеевич может засвидетельствовать, что вы провели вечер и ночь с субботы на воскресенье у него?

- Разумеется, - кивнула собеседница.

- Кто же мог воспользоваться вашей машиной?

- Понятия не имею.

- Вы кому-нибудь давали ее? Разрешали пользоваться по доверенности?

- Нет.

- Как вы можете объяснить, что автомобиль марки “мерседес” с вашим номерным знаком видела свидетельница, живущая через дом от особняка Заграйского?

76

Диля Еникеева. “Вист втемную”.