Завоевание Англии

Альдита сняла уже траур по Гриффиту, и в своем роскошном наряде показалась Гарольду прекраснее и моложе прежнего. У ее ног сидела дочь, которая в дальнейшем стала одним из предков Стюартов, так как она вышла замуж за Фленса, с которым нас так хорошо познакомил Шекспир в одном из своих гениальных творений. Рядом с ней сидел Гакон.

Как ни горда была Альдита, но при виде Гарольда волнение победило ее самообладание. Мало-помалу она разговорилась с ним, о том, что она пережила в совместной жизни с Гриффитом, замечая при этом, что сожалела о нем только как о короле, потерявшем жизнь при таких ужасных обстоятельствах, а не как о муже. Она слегка коснулась известной распри Тостига с ее братьями и тонко намекнула, что последние добиваются теперь благосклонности Гарольда.

В это время Эдвин и Моркар, как будто невзначай, вошли в комнату и раскланялись с графом, соблюдая, правда, и собственное достоинство, с почтительным видом. Они были настолько деликатны, что ни одним словом не упомянули о Витане, где должен был решиться вопрос: останутся ли они в своих графствах или будут осуждены на изгнание.

Гарольду это очень понравилось, и он проникся к ним еще большей симпатией, когда вспомнил трогательную сцену, происходившую между ним и их дедом Леофриком у трупа Годвина. Он сознался, глядя на их молодые, красивые лица и статные фигуры, услышав их здравые суждения, что нортумбрийцы и мерцийцы избирали себе достойных предводителей. Когда беседа закончилась, Гарольд простился со всеми, и братья пошли провожать его.

— Что же вы не хотите пожать Гарольду руку? — спросил у них Гакон, и губы его нервно подергивались, как будто он силился, но не мог улыбнуться.

— Отчего не хотеть, — ответил Эдвин, младший из братьев, имевший весьма поэтичную натуру, — почему не отдать должное достоинствам соперника, если граф согласится пожать руки людей, которые надеются, что их не доведут до того, чтобы поднимать мятеж против Англии!

Гарольд протянул им руки, что было в то время равносильно прямому уверению в дружбе.

— Ты напрасно заставил меня дать руку Эдвину и Моркару, Гакон, — сказал Гарольд, когда они отошли подальше. — Ты забыл мое отношение к ним?

— Да, но дело уже решено в их пользу, — ответил Гакон, — а тебе необходимо было заключить с ними союз.

Гарольд не отвечал: тон юноши задел его, но потом он подумал, что Гакон вполне мог быть теперь на его месте, если бы преступления Свена не закрыли ему всех путей наверх.

Вечером того же дня к Гарольду явился слуга из римской виллы. Он передал ему два письма, из которых одно было от Хильды, а другое от Юдифи.

«Тебе снова угрожает опасность. Она явится в образе добра, — писала первая. — Берегись зла, которое скрывается под маской дружбы!»

Письмо Юдифи дышало беспредельной любовью к нему и заставило его забыть о предостережении валы. Мысль о том, что он скоро достигнет власти, которая даст ему, наконец, возможность соединиться брачными узами со своей возлюбленной, вытеснила все заботы, и сон графа в эту ночь был преисполнен заманчивыми и светлыми видениями.

На другой день происходило заседание Витана. Прения оказались менее бурными, чем можно было бы ожидать, потому что большинство приняло решение заранее, а факты, свидетельствовавшие против Тостига, были так многочисленны, что мнения на этот счет почти вовсе не разделились и были близки к единодушию. Даже король, на которого Тостиг так надеялся, высказался против него, благодаря стараниям Альреда и Гакона, из которых последний, умевший прекрасно притворяться, повлиял на больного.

Враждебные партии письменно обязались, что не предпримут относительно Тостига крайних мер, а только отнимут у него графское достоинство, не подвергая изгнанию; Эдвина же и Моркара утвердили общим числом голосов в звании графов Мерции и Нортумбрии.

После объявления приговора, которое было встречено всеобщим одобрением, Тостиг покинул со всей своей свитой Оксфорд. Он заехал к Гите за своей высокомерной женой и, после долгих совещаний с матерью, отправился во Фландрию.

Глава IX

Было далеко за полночь. Гурт с Гарольдом вели весьма оживленный разговор, когда к ним вошел Альред. Гарольд при первом же взгляде заметил, что старик пришел к нему по делу.

— Гарольд, — начал Альред, — настал час доказать, что ты действительно намерен принести своей родине ту жертву, которая от тебя потребуется, и готов выслушать советы тех, кто видит в тебе надежду государства.

— Продолжай, отец Альред, — попросил Гарольд, побледневший при этом торжественном вступлении, — я даже готов, если угодно, остаться только подданным и способствовать избранию достойнейшего короля.

— Ты не понял меня, Гарольд: я не требую, чтобы ты отказывался от короны, но чтобы совершенно смирился духом. Витан передал сыновьям Альгара Мерцию и Нортумбрию, и мы теперь можем назвать Англию скорее соединенными графствами, чем монархией; Мерция имеет своего графа и свои обычаи; Нортумбрия — вождя и подчиняется датским законам. Для того, чтобы предупредить междоусобную войну, надо во что бы то ни стало отнять у этих графств возможность нам сопротивляться. Только так мы можем сломить наших внешних врагов. Что будет, если Мерция и Нортумбрия откажутся признать тебя королем? Ведь они заключили союз с Карадоком, сыном Гриффита. Представь себе, что валлийцы спустятся со своих гор, шотландцы выползут из своих болот, а нам нужно будет собрать всю свою силу против норманнов: как тогда быть? Малкольм Шотландский — союзник Тостига; тогда как подданные его симпатизируют Моркару. Мне кажется, что всего этого уже достаточно, чтобы поставить в затруднение стоящего у власти короля, не говоря уж об опасности со стороны норманна.

— Ты говоришь мне правду, но я еще раньше знал, как можно устранить ссоры и распри в государстве, привлечь на свою сторону Моркара и Эдвина, так что последний будет охранять тебя от шотландцев, а первый — от валлийцев. Одним словом: ты должен породниться с этими графами и жениться на их сестре, Альдите.

Гарольд вскочил, дрожащий и бледный от испуга.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Я этого не сделаю! Я готов принести любую жертву, только не такую. Я лучше откажусь от короны, чем от сердца, которое так доверилось мне! Я помолвлен с Юдифью, и не могу, не хочу жениться на другой… Эта жертва немыслима!

Альред ожидал отказа со стороны Гарольда, но не такого резкого.

— Сын мой, — сказал он мягко, — все мы говорим в минуту испытания, что готовы принести всякую жертву, только не ту, которую требует от нас долг. Отказаться от короны тебе уже нельзя, так как Англия станет тогда легкой добычей для хищного норманна. От своих же привязанностей ты обязан отречься: Юдифь тебе родня; закон и совесть требуют, чтобы король был образцом для своего народа. Каким образом будешь ты искоренять пороки, если ты сам подашь дурной пример?

Гарольд закрыл лицо.

— Помоги мне, Гурт! — проговорил Альред. — Ты безупречен во всех отношениях и любишь брата: помоги же мне смягчить это сердце, покорное только голосу страсти.

Гурт сделал над собой усилие, чтобы скрыть обуревавшее его волнение, встал на колени возле Гарольда и постарался простыми, сердечными словами убедить его в необходимости этой жертвы. Гарольд сам осознавал, что благо государства и обязанности, которые он возложил на себя, настойчиво требуют от него принести в жертву давнюю любовь, но сердце отвергало все доводы рассудка.

— Невозможно! — бормотал он, пряча лицо. — Она так долго доверяла мне, доверяет еще и теперь… Вся ее молодость прошла в терпеливом ожидании… И я должен теперь от нее отказаться! И отказаться ради другой?! Нет, возьмите обратно эту корону! Возложите ее на сына Этелинга… Мое мужество поддержит его… Только не требуйте от меня невозможного!

Было бы слишком утомительно, если бы мы в точности передали всю эту бурную сцену. Прошла ночь, а Альред с Гуртом все еще уговаривали Гарольда отказаться от своей любви. Предоставляя ему неопровержимые доказательства, они умоляли его, бранили, но он не уступал, он не мог вырвать из своего сердца нежное чувство к своей невесте. Тогда они решили уйти в надежде, что, оставшись наедине с собой, он послушается голоса рассудка. Во дворе их сейчас же встретил Гакон.