Страница 22 из 114
Давно о тебе ничего не знаю, и это меня гложет. Не читал даже ни одной заметки о «Чайке». Слышал, что она не имела успеха или, точнее сказать, имела странный неуспех, и искренно больно мне было. Потом мои предположения подтвердились. Сумбатов был в П[етер]бурге и присутствовал на 4‑м представлении. Он говорит, что в таком невероятном исполнении, в таком непонимании лиц и настроений пьеса не могла иметь успеха. Чувствую, что ты теперь махнешь рукой на театр, как это делали и Тургенев и другие.
{89} Что же делал Карпов?[41] Где был его литературный вкус? Или в самом деле у него его никогда не было.
У меня начинает расти чувство необыкновенной отчужденности от П[етер]бурга с его газетами, актерами, гениями дня, пошляческими стремлениями под видом литературы и общественной жизни. Враждебное чувство развивается — и это мне нравится.
Будешь ли ты в Москве и когда?
Как адрес Марьи Павловны?[42]
Что делаешь? В каком настроении?[43] Напиши. Очень обрадуешь.
Твой Вл. Немирович-Данченко
Гранатный пер., д. Ступишиной.
Катя[44] шлет тебе и всему дому сердечный привет.
[18]98. Апреля 25.
Дорогой Антон Павлович!
Ты, конечно, уже знаешь, что я поплыл в театральное дело[45]. Пока что, первый год мы (с Алексеевым[46]) создаем исключительно художественный театр. Для этой цели нами снят «Эрмитаж» (в Каретном ряду). Намечено к постановке «Царь Федор Иоаннович», «Шейлок», «Юлий Цезарь», «Ганнеле», несколько пьес Островского и лучшая часть репертуара Общества искусства и литературы[47]. Из современных русских авторов я решил особенно культивировать только талантливейших и недостаточно еще понятых; Шпажинским, Невежиным[48] у нас совсем делать нечего. Немировичи и Сумбатовы[49]довольно поняты. Но вот тебя русская театральная публика еще не знает. Тебя надо показать так, как может показать только литератор со вкусом, умеющий понять красоты твоих произведений — и в то же время сам умелый режиссер. Таковым я считаю себя. Я задался целью указать на дивные, по-моему, изображения жизни и челов[еческой] души в произведениях «Иванов» и «Чайка». Последняя особенно захватывает меня, и я готов отвечать чем угодно, что эти скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы при умелой, небанальной, чрезвычайно добросовестной постановке захватят и театральную залу. Может быть, пьеса не будет вызывать взрывов аплодисментов, но что настоящая постановка ее с свежими дарованиями, избавленными от рутины, будет торжеством искусства, — за это я отвечаю.
Остановка за твоим разрешением.
{90} Надо тебе сказать, что я хотел ставить «Чайку» еще в одном из выпускных спектаклей школы. Это тем более манило меня, что лучшие из моих учеников влюблены в пьесу. Но меня остановили Сумбатов и Ленский, говоря, что они добьются постановки ее в Малом театре. Разговор шел при Гольцеве[50]. Я возражал, что большим актерам Малого театра, уже усвоившим шаблон и неспособным явиться перед публикой в совершенно новом свете, не создать той атмосферы, того аромата и настроения, которые окутывают действующих лиц пьесы. Но они настояли, чтобы я не ставил (пьесы) «Чайки». И вот «Чайка» все-таки не идет в Малом [театре]. Да и слава богу, говорю это от всего своего поклонения твоему таланту. Так уступи пьесу мне. Я ручаюсь, что тебе не найти большего поклонника в режиссере и обожателей в труппе.
Я, по бюджету, не смогу заплатить тебе дорого. Но поверь, сделаю все, чтобы ты был доволен и с этой стороны.
Наш театр начинает возбуждать сильное… негодование императорского. Они там понимают, что мы выступаем на борьбу с рутиной, шаблоном, признанными гениями и т. п. И чуют, что здесь напрягаются все силы к созданию художественного театра. Поэтому было бы очень грустно, если бы я не нашел поддержки в тебе.
Твой Вл. Немирович-Данченко
Гранатный пер., д. Ступишиной.
Ответ нужен скорый: простая записка, что ты разрешаешь мне ставить «Чайку», где мне угодно.
[18]98. Мая 12
Дорогой Антон Павлович!
Ты обещаешь через Марью Павловну написать мне, но я боюсь, что ты будешь откладывать, а мне важно знать теперь же, даешь ты нам «Чайку» или нет. «Иванова» я буду ставить и без твоего разрешения, а «Чайку», как ты знаешь, не смею. А мы с половины июня будем репетировать[51]. За май я должен подробно выработать репертуар.
Если ты не дашь, то зарежешь меня, так как «Чайка» единственная современная пьеса, захватывающая меня, как режиссера, а ты — единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром.
Я не разберу, получил ли ты мое письмо, где я объяснял все подробно. Если хочешь, я до репетиций приеду к тебе переговорить о «Чайке»[52].
{91} У нас будет 20 «утр» для молодежи с confйrence[53] перед пьесой. В эти утра мы дадим «Антигону», «Шейлока», Бомарше[54], Островского[55], Гольдони[56], «Уриэля [Акосту]» и т. д. Профессора будут читать перед пьесой небольшие лекции. Я хочу в одно из таких утр дать и тебя, хотя еще не придумал, кто скажет о тебе слово — Гольцев или кто другой.
Ответь же немедленно.
Твой Вл. Немирович-Данченко
Гранатный пер., д. Ступишиной.
Привет всему вашему дому от меня и жены.
В субботу я уезжаю из Москвы, самое позднее в воскресенье.
[18]98. Мая 12[57].
Милый Антон Павлович!
Только сегодня отправил тебе письмо и вот получил твое[58].
Ты не разрешаешь постановки?
Но ведь «Чайка» идет повсюду. Отчего же ее не поставить в Москве? И у пьесы уже множество поклонников: я их знаю. О ней были бесподобные отзывы в харьковских и одесских газетах.
Что тебя беспокоит? Не приезжай к первым представлениям — вот и все. Не запрещаешь же ты навсегда пьесы в одной Москве, так как ее могут играть повсюду без твоего разрешения? Даже по всему Петербургу. Если ты так относишься к пьесе, — махни на нее рукой и пришли мне записку, что ничего не имеешь против постановки «Чайки» на сцене «Товарищества для учреждения Общедоступного театра»[59]. Больше мне ничего и не надо.
Зачем же одну Москву так обижать?
Твои доводы вообще недействительны, если ты не скрываешь самого простого, — что ты не веришь в хорошую постановку пьесы мною. Если же веришь, — не можешь отказать мне.
Извести, ради бога, скорее, т. е. вернее, перемени ответ. Мне надо выдумывать макетки и заказывать декорацию первого акта скорее.
Как же твое здоровье? Поклон всем.
Твой Вл. Немирович-Данченко
[18]98. Мая 31.
Милый Антон Павлович!
Твое письмо[60] получил уже здесь, в степи. Значит, «Чайку» поставлю!! Потому что я к тебе непременно приеду[61]. Я собирался {92} в Москву к 15 июля (репетиции других пьес начнутся без меня), а ввиду твоей милой просьбы приеду раньше. Таким образом, жди меня между 1 – 10 июля. А позже напишу точнее. Таратаек я не боюсь[62], так что и не думай высылать на станцию лошадей.
В «Чайку» вчитываюсь и все ищу тех мостиков, по которым режиссер должен провести публику, обходя излюбленную ею рутину. Публика еще не умеет (а может быть, и никогда не будет уметь) отдаваться настроению пьесы, — нужно, чтобы оно было очень сильно передано. Постараемся!
До свиданья.
Всем вам поклон от меня и жены.
Твой Вл. Немирович-Данченко
Екатеринославской гб. Почт. ст. Больше-Янисоль.
[18]98. Августа [15]. Суббота[63].
Дорогой Антон Павлович!
С 25‑го у нас перерыв (для переезда в Москву). Затем числа 2‑го – 3‑го начнутся репетиции в Охот[ничьем] клубе[64] по утрам «Чайки», а по вечерам — народных сцен «Федора». На репетиции «Чайки» я тебя буду пускать с осторожностью, т. к. мы только что начинаем. Но говорить с тобою мне надо о многом. Полная mise en scиne[65] первого акта прислана уже мне Алексеевым. Главное, надо, чтобы ты разрешил всю постановку сцены делать по-нашему.