Страница 111 из 114
Сохранилось 35 стенограмм по спектаклю «В бурю». Они собраны в архиве Музыкального театра; в дальнейшем, в одном из выпусков «Театрального наследия» Вл. И. Немировича-Данченко, предполагается издание этого материала полностью.
[214] А. Е. Кузнецова — исполнительница роли Натальи. (Ред.)
[215] Ю. А. Прейс — исполнительница роли Натальи. (Ред.)
[216] В комической опере «Прекрасная Елена» Ж. Оффенбаха. (Ред.)
[217] Н. Ф. Кемарская — первая исполнительница роли Елены в том же спектакле. (Ред.)
[218] З. М. Эфрос репетировал роль Леньки. (Ред.)
[219] В своей постоянной борьбе против «сентиментализма» как «яда», отравляющего актерское творчество, Немирович-Данченко особенно настороженно относился к улыбке на сцене и часто видел в ней уход от «мужественной простоты» в создании образа. Так, на одной из репетиций пьесы «Три сестры» он говорил А. К. Тарасовой, Н. П. Хмелеву и другим исполнителям: «Следите за улыбкой, обратите на это внимание. Нет более обманчивого штампа, чем улыбка. Как только актер заулыбался, я сейчас же проверяю: почему он улыбается? Мне кажется, что улыбка скрывает содержание, снижает его. И если ее снять, содержание будет гораздо глубже и мужественнее… Эта улыбка так в вас, актеров, въелась, что миллионами причин вы ее оправдаете… Да, улыбка может быть характерностью, когда человек всеми своими мыслями улыбается. Улыбка из содержания, {421} а не вообще…» (Стенограмма репетиции 21 декабря 1939 г., Музей МХАТ.)
[220] В терминологии Вл. И. Немировича-Данченко «аффект» — сильное, страстное душевное движение, не контролируемое актером, но подготовленное логикой его сквозного действия, верно установленного в процессе репетиций.
[221] П. С. Златогоров — один из режиссеров спектакля «В бурю».
[222] Пьеса Л. М. Леонова «Половчанские сады» была поставлена в МХАТ В. Г. Сахновским. Руководил постановкой Вл. И. Немирович-Данченко. Премьера состоялась 6 мая 1939 г.
Стенограмма печатается впервые.
В заметке о «Половчанских садах», напечатанной в газете «Вечерняя Москва» 9 мая 1939 г., В. Г. Сахновский писал, характеризуя пьесу: «Пьеса рассказывает о героике будней, о подвигах, совершаемых людьми нашей страны в их повседневной жизни и работе… Пьеса написана в форме как бы драматической поэмы и требует своеобразной сценической интерпретации… Все образы пьесы поэтичны».
Несмотря на то, что спектакль «Половчанские сады» не удержался надолго в репертуаре МХАТ и не может быть отнесен к его этапным постановкам, он имел несомненное значение в творческой биографии Вл. И. Немировича-Данченко последних лет. Владимир Иванович, отнюдь не закрывая глаза на недостатки данной пьесы Леонова (талант которого он вообще высоко ценил), считал работу над ней принципиально важной для Художественного театра.
Он искал в этой работе новых творческих путей для воплощения советской драматургии на сцене МХАТ. Он требовал от актеров и режиссеров большей смелости, мужественности и глубины восприятия задач, поставленных перед театром самой современной жизнью («Я боролся со сниженностью задач, тона, сценического поведения, с “простецкостью”, — читаем мы в одной из стенограмм репетиций. — Я говорил: не бояться больших идей, больших слов!»). Осознание этих задач коллективом театра в процессе работы над пьесой, затрагивающей волнующие темы современной действительности, казалось Владимиру Ивановичу чрезвычайно важным. «Половчанские сады» были одним из тех спектаклей, в которых он искал и намечал путь дальнейшей борьбы за органическое сочетание в искусстве театра глубокой идейности и жизненной правды с поэзией больших, героических чувств.
[223] Вступительная беседа с актерами перед началом репетиций пьесы «Три сестры» характерна для первого этапа работы Немировича-Данченко над спектаклем. Задача таких бесед всегда, и особенно в последние годы жизни, заключалась для него в том, чтобы поделиться с исполнителями своей основной мыслью о пьесе, своим отношением к автору, его идеям и художественной палитре. Обычно уже в первой беседе о пьесе Владимир Иванович намечал ее идейное «зерно» и «сквозное действие», но делал это всегда осторожно, оговариваясь, что предлагаемое им может еще измениться или углубиться в процессе дальнейшего «вживания» в пьесу. Он никогда не выходил к актерам — участникам спектакля с готовым режиссерским планом, а тем более — с установленной трактовкой отдельных образов. Он предпочитал набрасывать исполнителям контуры своего видения пьесы в целом и заражать их своим ощущением атмосферы будущего спектакля. Но в та же время считал совершенно необходимым с самого начала работы отчетливо представлять себе ее идеологическую направленность и ее основной поэтический колорит, идущий от стиля автора. Определив главное направление предстоящей работы, Владимир Иванович впоследствии постоянно возвращался к этим своим мыслям, но уже в процессе совместной работы режиссера с актером, от которой он ждал предельно глубокого творческого постижения и зерна, и сквозного действия, и «сверхзадачи» спектакля.
{422} В последнее время, начав работу над пьесой («Враги», «Любовь Яровая», «Горе от ума», «Три сестры»), он обычно на некоторое время отходил от нее, предоставляя помогавшему ему режиссеру руководство репетициями. Когда что-то уже было наработано, Владимир Иванович просматривал сделанное без него, давал развернутый анализ достижений и неудач и с этого момента уже включался в репетиционную работу непосредственно, вплоть до выпуска спектакля на сцену.
В Музее МХАТ хранятся 54 стенограммы репетиций «Трех сестер», проведенных под его руководством, начиная с публикуемой здесь вступительной беседы и кончая первыми генеральными репетициями нового спектакля. Впервые беседа напечатана в «Ежегоднике МХАТ» за 1943 г. Текст был подготовлен к печати при жизни Владимира Ивановича, по его личным указаниям.
[224] Пьеса А. П. Чехова «Три сестры» впервые была поставлена Художественным театром 31 января 1901 г. Режиссеры: К. С. Станиславский, Вл. И. Немирович-Данченко, В. В. Лужский. Художник — В. А. Симов. Исполнители первых представлений, составившие прославленный ансамбль этого спектакля: В. В. Лужский — Андрей Прозоров, М. Г. Савицкая — Ольга, О. Л. Книппер — Маша, М. Ф. Андреева — Ирина, А. Л. Вишневский — Кулыгин, М. П. Лилина — Наташа, К. С. Станиславский — Вершинин, А. Р. Артем — Чебутыкин, В. И. Качалов — Тузенбах, Л. М. Леонидов — Соленый, И. М. Москвин — Родэ, И. А. Тихомиров — Федотик, М. А. Самарова — Анфиса, В. Ф. Грибунин — Ферапонт.
[225] Пьеса Н. Ф. Погодина «Кремлевские куранты» была поставлена Художественным театром 22 января 1942 г. Репетиции вели первоначально Л. М. Леонидов и М. И. Кнебель. С 12 января 1941 г. в работу вступил Вл. И. Немирович-Данченко, который придавал большое значение содружеству талантливого драматурга Погодина с Художественным театром. Им было проведено 38 репетиций, а также ряд просмотров эскизов и декораций художника В. В. Дмитриева. Завершалась работа над «Кремлевскими курантами» без Владимира Ивановича, во время пребывания театра в Саратове; здесь с помощью Н. П. Хмелева спектакль дорабатывала М. И. Кнебель. Особое внимание Вл. И. Немировича-Данченко в процессе репетиций, проходивших под его непосредственным руководством, естественно, было сосредоточено на сценах, в которых драматург и театр стремились творчески воплотить образы гениальных вождей революции — Ленина и Сталина С непримиримой настойчивостью, с огромным увлечением и темпераментом вел Владимир Иванович эти репетиции, добиваясь от исполнителей предельной мужественности и мобилизации всех творческих сил для выполнения этой ответственнейшей задачи. Подхватывая и развивая каждую отдельную удачу актеров, он редко оставался вполне удовлетворен результатами работы. Он выдвигал все новые и новые требования к себе как режиссеру и ко всем участникам репетиций. Так, работая с А. Н. Грибовым над сценами, в которых действует по пьесе Ленин, он добивался органического внутреннего сочетания в этом образе предельной человеческой простоты и искренности с качествами гениального пламенного вождя революции, величайшего государственного деятеля, вдохновенного преобразователя мира. Утверждая именно эти качества как главнейшие, он боролся с малейшим снижением их, с любым проявлением сентиментальности или ложной мелкой «простоты». «Наладить свое актерское существо на то, что вдруг глаза засверкают огнем — сжигающим, но и созидающим. Тут никакой сентиментальности! Самое страшное: Ленин — и сентиментальность. А нам нужен пламенный вождь. Без этого образ Ленина никак не приму!» — говорил он актеру.