Страница 96 из 139
Книга переходила из рук в руки, читали ее коллективно и в одиночку, евреи и неевреи… Я знал, что если ее у меня обнаружат, то получу дополнительный срок. Кроме того, меня как рецидивиста переведут на особый режим. Но книга была такой ценной, что стоила риска…
Когда меня отправили в 7 зону, то там один из евреев, который знал английский язык (правда, не в совершенстве), решил перевести эту книгу на русский".
Взялся за перевод Авраам Шифрин, заканчивавший десятилетний срок. "Мое место было на верхних нарах, – вспоминал он. – Все привыкли в лагере, что я вечно что-то читаю или пишу. Я сидел с доской на коленях, Саша Гузман полулежал рядом, и я тихонько диктовал ему. Если же он был вечерами на работе, то записывал сам… и прекрасно понимал, что зарабатываю этим делом второй десятилетний срок…"
Работа продолжалась несколько месяцев. Шифрин переводил, Гузман записывал, добровольцы стояли на страже и предупреждали о приближающейся опасности. Тетради с переводом романа удалось сохранить во время обыска, и один из вольнонаемных вынес их из лагеря. После освобождения Шифрин попал в ссылку в Караганду; там некая девушка помогла ему распечатать первые экземпляры, а затем местные евреи тайно отпечатали роман на множительном аппарате. Так появились еще 24 экземпляра – их переплели и разослали по городам. (А. Шифрин: "Украинские заключенные переводили "Эксодус" на свой язык. Они говорили, что это им очень нужно для воспитания духа независимости украинского народа".)
Существовали и иные пути распространения "Эксодуса". Москвич М. Бергман сделал краткий перевод романа с немецкого языка, использовав микрофильм в Библиотеке имени Ленина. В Риге "Эксодус" перевели в сокращенном варианте, изготовили несколько экземпляров и развезли по городам. Во второй половине 1960-х годов москвичи Давид Драбкин, Леонид Лепковский, Виктор Польский и Владимир Престин перевели "Эксодус" с английского языка, распечатали на пишущей машинке, переплели и распространили среди знакомых.
Лучшей переводчицей еврейского "самиздата" в Москве считалась "подруга" – под этим именем скрывались Эстер Айзенштадт и Лазарь Непомнящий. В разных городах страны работали авторы, переводчики, машинистки, фотографы; рискуя свободой, они подготавливали материалы "самиздата", хранили их и распространяли.
Размножили перевод книги Т. Герцля "Еврейское государство", роман Г. Фаста "Мои прославленные братья" о восстании Макавеев, философские работы М. Бубера, речь государственного обвинителя Г. Хаузнера "6 000 000 обвиняют" на процессе А. Эйхмана в Иерусалиме, стихотворения лауреата Нобелевской премии поэтессы Н. Закс о Катастрофе. В Риге перевели на русский язык книгу Р. и У. Черчилль "Шестидневная война"; москвич М. Маргулис отпечатал 500 карт Израиля; из Кишинева перевезли в Ленинград похищенный копировальный аппарат "Эра", который позволял печатать большое количество экземпляров.
Основными читателями еврейского "самиздата" были студенты, люди со средним и высшим образованием, инженеры и техники, научные работники, врачи и учителя – так закладывалась основа национального возрождения, которое вскоре проявило себя открыто, а небольшие группы составителей и распространителей "самиздата" стали впоследствии центрами борьбы за выезд в Израиль.
7
В 1950 году Яков Эйдельман был осужден на 10 лет по обвинению в "еврейском буржуазном национализме" и после возвращения в Москву принял участие в "самиздате". Он перевел на русский язык дневники Ханы Сенеш – еврейской парашютистки, казненной нацистами в Венгрии, книгу о Иосифе Трумпельдоре – национальном герое Израиля, а также другие материалы об Израиле.
Широкое распространение получил очерк Эйдельмана – диалог евреев "А" и "Б" (этот очерк вошел затем в его книгу "Неоконченные диалоги"):
"А. – Я не чувствую себя евреем; меня с этим народом ничто не связывает. Я против всяких попыток обособления от окружающей меня среды. Никогда не откажусь от убеждения, что единственный выход для еврейского народа – ассимиляция, полная, безоговорочная, абсолютная ассимиляция…
Б. – Вы ассимилировались? Ну, и Бог с вами! Честно клянусь: не вижу в этом преступления. Больно, прискорбно, что от нас уходят люди, которые могли бы быть полезными нашему делу. Но так уж сложились обстоятельства их жизни – винить за это не могу.
Есть, кстати, разница между ассимилированностью и ассимиляторством… Почему вы становитесь ассимилятором, то есть начинаете возводить свой пример в принцип, даете себе право настаивать на национальном самоубийстве всего еврейского народа… активно поддерживая те силы, которые… проводят в отношении нас политику принудительной ассимиляции?.. Уходите, не оборачивайтесь к нам! Не заботьтесь о нас!.. Так нет: всё наставляете, всё читаете нравоучения, тянете нас за собой!..
Все ваши ассимиляторы, – я подчеркиваю: ассимиляторы, а не ассимилированные! – очень напоминают мне людей, которые, совершив какой-то неблаговидный поступок, проявляют много усилий, чтобы и других втянуть в неблаговидные дела… это в какой-то мере успокаивает их совесть…
А. – Почему вы так националистически настроены… так привязаны к еврейскому народу? Чем он заслужил такую пылкую, безоглядную любовь? Какие у вас имеются основания так гордиться им?..
Б. – Вам не стыдно задавать такие примитивные вопросы? Другим патриотам – русским, украинским, грузинским – вы их тоже задаете?.. Я отрицаю самую постановку вопроса: "Чем еврейский народ заслужил мое уважение?" Не он должен заслужить мое уважение, а я – его!..
Вас всё время тревожит вопрос: почему я люблю свой народ. Наивный вопрос! Разве можно объяснить природу любви?.. Я еврей – вот и ответ! Я люблю свой народ – вот и ответ! Я кровно связан с ним, дышу с ним одним дыханием, живу с ним одними воспоминаниями, мечтами, стремлениями, надеждами, разочарованиями, радостями, печалями. Это реальность, а не плод размышлений, умственных выкладок.
Почему я должен оправдываться в этом, извиняться, словно уличен в какой-то уголовщине? Потому… что кто-то смотрит на вещи иначе, чем я?.."
8
Из лагерных воспоминаний:
"Было ему больше шестидесяти. По вечерам на пару с товарищем – тоже старым сионистом – они прогуливались по тополиной аллее и тихо беседовали. Оба жили в инвалидном бараке, имели схожие характеры, были похожи друг на друга.
К нам на "Палестинку" они заходили не часто, садились на скамейку и молчали, слушая наши разговоры, сочувственно реагировали, особенно волновались, когда мы тихо пели, – озираясь, медленно уходили.
Надо же было советской власти засадить в тюрьму этих старых, малограмотных горемык-евреев. Лишить свободы и старости за преданность идее…
Пусть память о них будет благословенна!"
***
Поэму М. Алигер "Твоя победа" издавали в последующие годы, и в нее по требованию цензуры поэтесса внесла изменения. В журнальном варианте 1945 года сказано: "Прославляю вас во имя чести / племени, гонимого в веках, / мальчики, пропавшие без вести, / мальчики, убитые в боях…" В опубликованном варианте 1970 года: "Вы прошли со всем народом вместе / под одной звездой, в одном строю, / мальчики, пропавшие без вести, / мальчики, убитые в бою…"
Строки 1945 года: "И потомков храбрых Макавеев, / кровных сыновей своих отцов…" в 1970 году претерпели изменения: "Помню не потомков Макавеев, / в комсомоле выросших ребят…" А взамен: "Вот теперь я слышу голос крови, / тяжкий стон народа моего…" появилось: "Вот теперь я слышу голос крови / в хоре миллионов голосов…"
***
П. Судоплатов, генерал МГБ: "Сионистский заговор" ("выявленный" в КГБ в 1951 году) и устранение Берии положили конец приему евреев на ответственные должности в службе разведки и ЦК партии. Насколько я знаю, в Комитете безопасности в 1960–1970 годах работали два рядовых оперативных работника-еврея, которые использовались против сионистских организаций".