Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 100 из 109

Во время операции "Хорев" израильские войска освободили весь Негев, продвинулись на египетскую территорию на полуострове Синай, окружили египтян в секторе Газы. Появление израильских солдат на территории Синая вызвало резкую реакцию англичан, и Великобритания предложила Египту военную помощь на основании англо-египетского договора. Однако в Египте преобладали антибританские настроения, египтяне отказались от этой помощи и 6 января 1949 года согласились на переговоры о перемирии. Под давлением США Израиль вывел свои войска с Синая и тоже согласился на перемирие.

Англичане проводили разведывательные полеты, и 7 января израильские летчики вышли на перехват их истребителей. Бой проходил в воздушном пространстве Израиля: четыре британских истребителя были сбиты в воздушном бою, пятый - зенитным огнем. Один из истребителей сбил Эзер Вейцман - в будущем командующий ВВС Израиля, министр обороны и президент страны. В Лондоне этот инцидент вызвал бурю возмущения, но на конфронтацию с Израилем Великобритании не пошла.

Из книги "Друзья рассказывают о Джимми" (продолжение разговора):

- Если ты идешь в атаку, и справа от тебя Юдкеле, а слева - Йорам, ты знаешь, что они не бросят тебя в беде, и они знают, что ты их не бросишь. Ты обязан вынести раненого с поля боя. Обязан - даже рискуя своей жизнью.

- Положение, когда "нет другого выхода", сильнее всякой логики. Тебя охватывает какое-то неистовство, ты становишься авантюристом и идешь ва-банк - стрелять, бить прикладом, резать, пробиваться вперед, чтобы добиться успеха, успеха, успеха! Тебе тогда кажется, что со своим автоматом ты разобьешь все их танки и все пушки. И если ты не схватишь пулю - они побегут. Побегут от твоего безумства. И если мы победили во многих боях, это потому, что были безумны, а они оставались нормальными со своей обученной армией.

- Когда Яаков закричал: "Ребята, ударим сверху!", семь-восемь человек ринулись за ним, хотя вылазка была дерзкой до безумия. Таким я помню Янкеле Стоцкого, погибшего на иерусалимской дороге. Его похоронили в Кирьят-Анавим - рядом с теми, что пали в бою за Кастель. Один за другим ложились ребята в землю Кирьят-Анавим; длинные ряды могил, вырытых в спешке, в перерывах между боями, протянулись по кладбищу. И Йоська Симболь похоронен там. И Рехавья из кибуца Алоним.

- Мы сидели тогда в Кирьят-Анавим. Кладбище располагалось в трехстах шагах, оно разрасталось с каждым днем и сделалось частью нашего быта. Бесконечные схватки, слившиеся в один нескончаемый бой, не оставляли времени для мрачных и опасных мыслей. Мы вели нашу войну, и завтрашний день был напряженнее минувшего.

- Когда возвращались с задания, а у ворот нам улыбались Авива и Тамар, это был настоящий подарок. Мы жили бок о бок с болью, ужасом, смертью. Мы убивали, и нас убивали. А эта улыбка у ворот как бы говорила о том, что есть другой мир и иная жизнь

- дом, семья, мать, теплый душ, чистая комната, о чем мы мечтать не смели.

- Мы возвращались с операции, как в свой дом, пели, варили кофе - если, конечно, он был у нас. А иногда даже танцевали. чтобы стряхнуть с себя тяжелые переживания. Однажды в Кирьят-Анавим, в самые черные дни войны, мы закружились ночью в бешеной пляске. Это была единственная ночь без похода, без операции, и мы плясали до самого рассвета.

- Иногда смерть товарища в бою, на твоих глазах действует меньше, чем вид его пустой койки, когда ты возвращаешься в палатку. Эта пустая койка и одеяло, и его вещи. будто глядят на тебя и чего-то требуют. Мы не знали, что с ними делать, пока не появлялся другой парень и говорил: "Меня прислали сюда. Сказали, что есть свободное место". Раскладывал свои вещи и ложился на койку.

- А помните наши песни? Была одна - очень противная и мрачная: "Мы идем, как мертвецы. Перед нами мертвецы, Позади нас мертвецы, И повсюду мертвецы." К этой песне каждый мог добавить что угодно. Требовалось только, чтобы каждая строка заканчивалась словом "мертвецы".

- Люди были утомлены до предела, издерганы. Усталость проникала в душу, добиралась до мозга костей. Всё меньше нас становилось, всё меньше. Оставшихся в живых можно было по пальцам пересчитать. И оттого - бездонная усталость, безразличие и отупение, лишь бы дали, наконец, выспаться.

- Вдруг меня будят. Надо мной стоит Амос. "Пойдем", - говорит. Я разозлился: "Нет сил рукой пошевелить. Ты знаешь, откуда я пришел?" - "Ничто тебе не поможет. Предстоит большая и важная операция. Все пойдут на эту операцию, только мертвые не пойдут."



- Перед второй передышкой появились новые парни. зазвучали неслыханные прежде имена - Гришка, Яшка, Сашка. Среди них было немало ребят, что прошли через все круги гитлеровского ада. В первый бой их повел Зиви. Он указал пальцем на Цубу и сказал на идиш заученные слова: "Дос Цуба. Ме нэмт!" ("Это Цуба. Берем!") Перед штурмом они заорали во всю глотку: "За родину, за Сталина, за Бен-Гуриона!" И добавили русские ругательства.

- Мы не раз пользовались их проклятиями, потому что иврит еще не выработал таких сочных и красивых ругательств, которыми можно осыпать противника. А ребята шли вперед упрямо и отважно, кричали по-русски, по-польски, по-румынски: "Ура! За родину! За отечество!" И враг отступал.

- Я приготовила для ребят поесть, когда вернутся из боя, стол покрыла белой простыней. Они пришли на рассвете - Раанана, Йоселе, Бени и Менахем. Потом подошли и другие, серьезные, тихие. "Джимми погиб", - сказали. Никто не сел за стол - не ели, не разговаривали. Разошлись спать. Кто-то взял с собой кусочек хлеба.

- Он лежал, прикрытый серым солдатским одеялом, и ноги в ботинках торчали наружу. Лицо выражало спокойствие и гордость... Его похоронили на кладбище в Кирьят-Анавим. Слева и справа от него лежат солдаты, погибшие от взрыва мины. Много, много наших товарищей нашли последнее пристанище в этой тихой долине. Благословенна их память.

Из рассказа матери Аарона Шеми (Джимми):

- Сказала ему: "Я не сержусь, что ты не писал нам. Я понимаю, тебе трудно было думать и о войне, и о нас". - "Мама, ты не знаешь. С "мамой" мы выходим в бой", с "мамой" возвращаемся". Когда кого-то ранят, он произносит "мама". Это первое его слово, а иногда и последнее."

Я - мать, потерявшая сына. Таких, как я, после этой войны - тысячи. Пришла в Абу-Гош, откинула одеяло с его белого мраморного лица. Оно было красиво и гордо, словно он гордился тем, что погиб в бою. На лице застыло выражение сосредоточенности, говорившее о раннем возмужании, о прикосновении к самой сущности жизни, когда жизнь уже позади. Словно открылась ему другая, непостижимая для нас, оставшихся, истина.

И если смерть - это действительно абсолютное и окончательное небытие, то погибший сын переходит в это состояние только со смертью матери.

5

13 января 1949 года начались переговоры на острове Родос между Израилем и арабскими странами при участии посредника ООН. 24 февраля было подписано соглашение с Египтом - со специальной оговоркой, что линия прекращения огня "ни в коем случае не является политической и территориальной границей". Негев остался в составе Израиля; в Газе, прибрежной полосе вдоль Средиземного моря, размещались египетские войска; солдаты и офицеры Египта, окруженные в Фалудже, вернулись с оружием в Каир, где их встречали как героев.

Вскоре после этого армия Израиля провела операцию "Увда" - последнюю в той войне. Иордания претендовала на восточную часть Негева, ее требования поддерживала Великобритания, а потому Генеральный штаб поставил задачу: занять южную часть побережья Мертвого моря и выйти к Акабскому заливу, к той стратегической позиции, которая давала возможность плавания по Красному морю и выхода в Индийский океан.

Операцию "Увда" проводили с 5 по 10 марта 1949 года, когда соглашение с Египтом уже существовало, а с другими странами Израиль находился еще в состоянии войны. Операция прошла без единой потери; бригада Негев первой пришла к тому месту, где стояли несколько жалких хижин, и ее командир Авраам Адан закрепил на вершине самодельного флагштока израильский флаг - белую простыню с магендавидом, нарисованным чернилами (на картах мира это место помечено теперь названием Эйлат). Несколько моторных лодок с бойцами проплыли по Мертвому морю на север и захватили Масаду и Эйн-Геди, возле которого проходила затем сухопутная граница с Иорданией.