Тепло твоих губ

Отдыхающие сочувствовали Анночке, так внезапно потерявшей такого замечательного мужа. Удивляло только то обстоятельство, что домой Анна Ивановна уезжала вместе со всеми, а не сразу же после гибели старичка. И все оставшиеся дни загорала, купалась, а в урочные часы приходила в столовую и кушала с отменным аппетитом…

Пару лет спустя после описанных событий, тем же самым утренним пароходом на пристань под названием «д/о «Волжские зори» прибыла семья известного в области писателя Романа Гвоздева. Сам Роман, спортивного телосложения мужчина с русыми, коротко остриженными волосами, его жена, полнеющая женщина лет тридцати с ярко-голубыми глазами на усталом лице и трое сыновей — крепких, русоголовых и голубоглазых пацанов, как три капли воды похожих на отца.

Капитан — веснушчатый молодой парень, старательно скрывающий пышную рыжую шевелюру под низко надвинутой на лоб фуражкой, — приказал отдать швартовы. Спустили трап, пассажиры, подхватив чемоданы и сумки, заторопились на берег.

Гвоздевы, обремененные многочисленной поклажей, сошли последними…

Когда, пройдя по прогибающимся доскам пристани, они стали спускаться вниз по ступенькам, им на глаза попался какой-то малыш, сидящий у самого подножия лестницы. Мальчик с упоением дожевывал шоколадку в цветастой обертке, краем глаза косясь на разложенные тут же, на песке, разнообразные лакомства: яблоко, банан, пачку печенья. Кто-то из отдыхающих, смеясь, сунул малышу полиэтиленовый пакет с авторучками, и он, важно кивнув, присоединил его к остальной дани. Оторвался он от созерцания своих сокровищ лишь на мгновение, чтобы внимательно оглядеть туго набитый рюкзачок младшего из Гвоздевых — Кирюши…

На территорию дома отдыха они вошли под звуки мажорной музыки, льющейся из невидимого репродуктора. А потом кто-то, тоже невидимый, поприветствовал их мелодичным женским голосом:

— Дорогие наши отдыхающие… Администрация дома отдыха «Волжские зори» поздравляет вас с началом отдыха. Ключи вы можете получить…

— Там все равно очередь, — сказал Гвоздев-старший. — Зачем тащиться с вещами? Пойдем в наш пятнадцатый, а ключи потом возьмем.

У крыльца бросили вещи и только потом заметили малыша с пристани. Он был покрупнее, чем Кирюша, которому недавно исполнилось три. Кирюша был мальчик развитый, но в этом можно было смело предсказать будущего силача.

— А конфеты вы для своих детей привезли? — осведомился мальчик. — Знаете, я ведь шоколадные люблю, не карамельки.

— Сейчас я тебя угощу, — Гвоздева засуетилась, открывая сумки.

Но муж решительно, хотя и мягко взял ее за руку.

— Подожди, Лида. Ты, мальчик, чей будешь? Откуда?

— Я домотдыховский, — ответил мальчик.

Прозвучало это как детдомовский. Женщина вздрогнула, с жалостью спросила:

— А мама у тебя есть? Где она?

Малыш не отвечал, лишь обаятельно улыбался.

— Тебе сколько лет? — спросил Кирюша.

— Три, — ответил мальчик.

— Как тебе, — сказал отец сыну и принялся дальше расспрашивать мальчика. — А родители твои где?

Но тот продолжал улыбаться, явно уходя от ответа.

— Так как же тебя зовут? Как твоя фамилия? — не отставали странные гости.

— Меня зовут Игорь, а фамилию я не знаю еще, — мальчик снова посмотрел на сумку, полагая, что теперь-то наконец получит свою конфетку.

— А где твой дом, Игорь? Где родители?

Догадавшись по тону дяди, что конфет не будет, мальчик отвернулся и направился к соседнему домику, чьи хозяева уже получили ключи и затаскивали вещи.

— Не годится парню побираться ходить. — Возмущению Гвоздева не было предела. — Согласись, Лида, где это видано? Вот возьму и отведу его к директору. А заодно ключи получу.

Он быстро нагнал и вернул обратно упирающегося малыша.

— Пойдешь со мной к директору, — строго сказал он мальчику.

— Пойду, если на рыбалку возьмешь, — малыш поглядел на торчащие из рюкзака удочки. — Возьмешь?

Пришлось Гвоздеву пообещать, что непременно возьмет. И обрадованный малыш, зажав в одной ладошке дядину руку, а в другой — пакет со сладостями, засеменил к директору — выяснять свою родословную.

В директорский кабинет они попали в самый раз, когда поток отдыхающих схлынул… Роман, держа за руку маленького попрошайку, прошел к столу, за которым сидела полная, представительная дама, и протянул ей путевку, вложенную в паспорт.

Татьяна Сергеевна — так звали нынешнего директора дома отдыха, не поднимая глаз, приняла документы и склонилась над «карточкой отдыхающего». И вдруг ее тонкие, красиво выщипанные брови удивленно поползли вверх.

— Ромка? Ты? — Она вскинула голову, и миловидное лицо директрисы озарилось сияющей улыбкой. — Неужели… Пеле?

— Я, — улыбнулся Роман, довольный тем, что она вспомнила-таки его детскую кличку, которую он получил за свои выдающиеся успехи на местных футбольных полях. — А я тоже смотрю и думаю: ты или не ты? Неужели «лягушонок»? То есть, извиняюсь… Татьяна Сергеевна, верно? Вот ты какая стала…

— Я слышала, ты писателем стал, — не осталась в долгу директриса. — Правда, не читала ничего, некогда все, дел вон сколько. В поселке, мать говорит, гордятся тобой. В люди вышел.

— Да и тебе жаловаться вроде не на что, — улыбнулся он. — Вон каким заведением заправляешь.

— Ну уж и заведением, — польщенно улыбнулась Татьяна. — Конечно, крутиться приходится. Что поделаешь, время такое.

Оба замолчали…

Больше вроде и говорить было не о чем, и Роман, чтобы не длить паузу, поторопился переменить тему.

— Тань, я хотел спросить тебя, не знаешь, кто мать этого героя? Я его у своего домика подобрал. Ходит, понимаешь, куски собирает. И к Лиде привязался, стал конфеты просить. Конфет не жалко, но у меня свой такой же, насмотрится — тоже попрошайничать начнет.

Тут он умолк, и в комнате повисло тяжелое, гнетущее молчание. А затем…

— Мерзавец, — Таня размахнулась и влепила малышу тяжелый подзатыльник. — Тебя сколько раз предупреждали, чтобы ничего не просил у отдыхающих? Сколько раз говорили, а?

Малыш засопел, обиженно набычился. И вдруг выдал в адрес матери грязное бранное слово, которое выучил у молоденьких ребят, отдыхавших в прежней смене. Разъяренная Татьяна, как тигрица, кинулась на ребенка.

— Ах ты, дрянь! — Схватив за руку сына, она стянула с него красные шортики и, сняв с себя модный тонкий кожаный поясок, с помощью которого старалась скрыть раздавшуюся талию, принялась хлестать сына, приговаривая: — Чтоб не смел такое матери говорить, чтоб не смел попрошайничать.

Потом, видимо, выдохлась, швырнула малыша в угол.

— Вот стой здесь до вечера, вместо того, чтобы по дому отдыха шастать, мать позорить. У-у, пакость… Папаша родный.

Досадуя на себя за то, что затеял этот разговор, Роман молча взял со стола ключи и, не попрощавшись, вышел из директорского кабинета.

Свое семейство Роман нашел на том же месте и в том же составе — у Гвоздевых не было принято на отдыхе разбредаться кто куда.

Быстро открыли дверь, занесли и распаковали сумку и рюкзаки, разложили вещи по полкам в шкафу. Мальчишки тут же заспорили, кому какая кровать достанется, а Роман, несколько взбудораженный встречей с прошлым, отправился подышать свежим воздухом. Неожиданно для самого себя, ноги понесли его к самому крайнему в их ряду домику.

…Когда-то этот домик «принадлежал» ему и его другу Олегу. Давно это было, в юности… Он, Роман, учился на первом курсе Литинститута, а Олег — в Гнесинке, на теоретико-композиторском факультете. Еще в Москве друзья сговорились летом махнуть в «Волжские зори» и предаться там светской жизни. И вот наступили каникулы… Стипендий, правда, им хватило только на то, чтобы оплатить двухнедельное проживание, зато какие это оказались две недели!

В первый же день Роман познакомился с очаровательной дочерью местной прачки и сообщил ей, что он — известный в Москве писатель. Затем, конечно же, последовало приглашение на чашечку кофе. Пообещав познакомить девушку со своими новыми произведениями, Роман прозрачно намекнул на то, что живет с другом — преуспевающим московским композитором, который, как ни странно, тоже еще до сих пор не женат…