Верю, надеюсь, люблю…

Ну что же, теперь Лу знала худшее. Ее страхи подтвердились. Действительно, в тот день сюда звонила Анжела Пул. Значит, она и есть та самая девушка из Сиднея, которая занимает в жизни Стивена Брайента особое место и которой скучна сельская жизнь, но не Стив. Да, это прекрасно характеризует Анжелу.

Лу перевернула снимок, но там не было даты. Не было ничего, что подсказало бы ей, как давно эта девица знакома с ее нанимателем. Бант и Энди говорили, что она гостила в Ридли Хиллз незадолго до того, как они появились здесь в качестве джакеру. Они никогда не встречались с Анжелой, даже не знали ее имени. Может, она прислала эту фотографию, когда вернулась в Сидней? Но Стив с тех пор много раз бывал в Сиднее. Скорее всего Анжела подарила ему эту фотографию в один из его визитов — визитов к ней! Эта мысль бесконечно терзала Лу.

Она осторожно положила фотографию на место, достала упавшую запонку и начала укладывать на место белье.

То, что фотография оказалась на самом дне ящика, еще ничего не значило. Стив Брайент — сдержанный и серьезный — был не из тех, кто открыто демонстрирует свои привязанности. Лу считала, что в отношении того, что ему действительно дорого, он может быть настоящим собственником. Если это изображение для него что-то значит, то гораздо вероятнее, что он вытащит его, когда останется один, и будет изучать в одиночестве, нежели выставит на всеобщее обозрение.

— Вы что-то ищете, мисс Стейси?..

В комнате очутился сам Стив, и выражение его лица было мрачным.

Лу поспешно задвинула ящик комода и обернулась. Ее щеки залила краска, на лбу выступил пот, руки заледенели. Она сжала их перед собой и, прямо глядя ему в глаза, объяснила, какое поручение Марни заставило ее открыть ящик.

Он, казалось, немного успокоился, — или ей только почудилось, что выражение его лица немного смягчилось?.. Она чувствовала, что он по-прежнему начеку. Стив сказал:

— Понятно. Вы показались мне встревоженной по какой-то причине. Вы не переутомились? Может быть, на вас так плохо действует жара? К Рождеству будет еще жарче, имейте в виду.

— Бог мой, ничуть, — быстро возразила Лу, чувствуя себя виноватой из-за того, что ей приходится кривить душой. — Я себя здесь очень хорошо чувствую. Я не люблю сидеть без дела… Вообще-то я пришла, чтобы заправить постель. — Она опустила глаза. — Это тот самый коврик, который вы сделали брату? — услышала она свой неожиданный вопрос, уводивший их от разговора о ней. Она внимательнее присмотрелась к прямоугольнику из прекрасно подобранных кусочков меха, лежавшему у ее ног.

— Да, я когда-то сделал его для Пипа, — произнес он. В его низком голосе зазвучали нежные ноты, которых Лу прежде никогда не слышала.

— Очень красивый коврик. Мне Марни рассказала. Я не знала, что это вы его сделали, хотя и раньше им любовалась.

— Похоже, действительно неплохая работа для паренька двенадцати лет. — Его голосу вернулась обычная небрежность. — Я отдам его юному Питеру, сыну Филиппа, как только буду уверен, что дети по-настоящему прижились в своем новом доме. Он любил заходить сюда и гладить его. Такие желтые шкурки большая редкость.

— Желтые, черные, коричневые и серые! Я никогда не думала, что кролики могут быть таких оттенков. Если не считать крупных белых кроликов с красными глазами, которых я видела в Англии, я думала, что они все просто серые, — изумлялась Лу.

— Скучаете по Англии, мисс Стейси? — Он пристально смотрел на нее.

— Ни капельки.

— Когда вы только приехали в Австралию, вы, похоже, очень недолго пробыли в Сиднее. Вам там не понравилось?

Его расспросы начали беспокоить Лу.

— Там было неплохо, — ответила она уклончиво и, подойдя к кровати, стала снимать белье. — Просто я подумала, что в сельской местности мне будет как-то спокойнее, только и всего.

— Когда вы сюда приехали, мне показалось, что вы от чего-то убегаете. Вы походили на испуганного кролика, бросающегося наутек.

Лу вздрогнула. Он ее подозревает? Могло ли случиться так, что в тот день Анжела узнала ее голос и написала ему?

Теперь Лу понимала, что именно это терзало ее с минуты того телефонного разговора. От страха у нее пересохло во рту.

— Я не считаю, что кому-то может быть интересна причина, по которой я покинула Сидней, мистер Брайент, — ответила она не без резкости. — Может, мне просто хотелось увидеть как можно больше в новой стране?

Стивен Брайент вызывающе ухмыльнулся.

— Возможно, мисс Стейси, — холодно согласился он, — но я бы поставил более вероятный диагноз: сердечные дела, судя по тому, как вы взъерошились. Когда вы сердитесь, то просто очаровательны. Скажите, что он сделал, чтобы заставить вас пуститься наутек в нашу глушь?

Лу лихорадочно думала. Он ничего не узнал от Анжелы, ликовала она! И если считает, что причина кроется в мужчине, то пусть так и думает. Что в том плохого? Она переиграет его в предложенной им угадайке, в дальнейшем это поможет скрывать свое неуместное чувство к нему.

Лу ловко расправила простыню и лукаво улыбнулась.

— Может, я положилась на старинную мудрость, знаете, ту, в которой говорится, что в разлуке чувство крепнет…

Сузив дымчато-серые глаза, Стивен Брайент пристально посмотрел в ее разрумянившееся лицо.

— Понятно, Лу, — сказал он медленно. — Ну что ж, желаю удачи. Иногда временная разлука помогает спасти любовь.

После того, как он ушел, Лу в изнеможении опустилась на его полузастланную постель.

Ей это только почудилось, или его глаза на самом деле устремились на правый ящик комода с фотографией Анжелы, когда он это говорил?..

К следующей пятнице Лу закончила свое рукоделие. Теперь они с Марни с удовольствием готовились к Рождеству.

Надо было приготовить пудинги, покрыть помадкой большой торт, а огромный копченый окорок отказывался влезать в обычные кастрюли, и в конце концов его пришлось варить в баке для белья. Распаковывая полученный в воскресенье заказ бакалеи, Марни считала пачки мускатного изюма и засахаренных ананасов и баночки с орехами, а Лу немало потрудилась над тем, чтобы с помощью марципана и карамели украсить печенье. Потом она взяла мешок с почтой и пошла разбирать письма.

Несколько минут спустя она все еще продолжала стоять на коленях в кабинете: лицо ее было мертвенно бледным, глаза неотрывно смотрели на письмо, которое она сжимала в руке. В таком положении ее и застал вошедший Бант. Он заглянул в комнату, собираясь забрать «письма своих поклонниц», но шутка замерла у него на губах при виде ее несчастной фигурки.

— Лу, что произошло? — спросил он встревоженно, потом обнял ее за плечи и с любопытством взглянул на конверт, который она держала в дрожащих пальцах. Он был адресован «Стивену Брайенту, эсквайру». Все тот же кудрявый почерк с обратным наклоном, который Лу видела на фотографии из ящика комода, а до того — сотни раз в городской конторе Сиднея. Там были все те же характерно разукрашенные прописные буквы и знакомое пристрастие к бледно-бирюзовым чернилам.

— Лу, что такое?

Бант настойчиво потянул ее за плечо, и Лу вернулась на землю. Она не имела представления о том, что ей предстоит вынести, когда Стив вскроет это письмо. Неужели Анжела написала ему специально, чтобы обвинить Лу? Надо как-то отсрочить тот момент, когда окружающие ее дорогие люди повернутся к ней с тем же выражением обвинения, отвращения и неприязни, которое она увидела тогда на лице Дика.

— Ничего. Все в порядке, Бант. Просто этот почерк напомнил мне о том, что случилось когда-то, о чем я давно не вспоминала… — Она выдавила из себя невеселый смешок. — Вот, Бант, эти все — тебе, а Энди сегодня только одно, да для Блю брошюра лотереи. Вот и вся корреспонденция.

Она встала с колен, отряхнулась и положила оставшуюся пачку писем на стол Стивена Брайента, стараясь быть как можно спокойнее. Кудрявый почерк по-прежнему оставался сверху пачки.

Они с Бантом вышли вместе, и в дверях он успокаивающе стиснул ее руку и прошептал:

— Держись, старушка! Все не так плохо, как кажется!