Страница 64 из 69
Когда подполковник услышал о сравнении фашистов с вандалами, заговорил:
— Эх, ребятки, не совсем оно так… Вы знаете, кто такие вандалы? — задал он нам вопрос. И не дожидаясь ответа, продолжал: — Вандалы — германские племена, которые в середине пятого века разграбили Рим и уничтожили многие памятники античной культуры. История их за это осудила. Но можно ли ставить знак равенства?.. Те разграбили Рим, а эти, вандалы двадцатого века, как вы их назвали?.. Фашисты разрушили, сожгли и разграбили сотни таких городов, как Рим, тысячи деревень! Гитлеровцы замордовали десятки миллионов ни в чем не повинных людей! Они педантично планировали стереть с лица земли саму историю государства Российского — Москву, колыбель Октябрьской революции Ленинград! А вот здесь! Посмотрите, что они сделали с древним польским городом Варшавой?! Ведь никакой военной необходимостью такое варварское планомерное разрушение не диктовалось! До войны в Варшаве проживало, если мне не изменяет память, около полутора миллионов человек. А сейчас? Почти не видно людей. Так что, братцы мои, между вандалами пятого и двадцатого веков знак равенства ставить никак нельзя. Масштабами и изощренностью злодеяний гитлеровцы далеко обскакали своих далеких предков! — закончил Литке. Он говорил, казалось бы, такие обычные, даже газетные слова, но они взволновали нас до глубины души и надолго врезались в память.
В Варшаве кое-где чудом сохранились отдельные жилые дома. Почти полностью уцелели Лазенки — район с прекрасными старинными дворцами, парками, прудами. В одном из этих дворцов поселились мы. Мы — это радисты Польского штаба партизанского движения.
Времени у нас свободного было много, хоть отбавляй. Мы, пока были не у дел, ждали отправки на новое задание и могли посвятить себя знакомству с Варшавой, а точнее, с тем, что от нее осталось. Сначала ринулись изучать Лазенки. Облазили все дворцы, обошли все уголки парков, осмотрели мосты, мостики, беседки, пруды и каналы. Внутри дворцов все было разграблено, разбито, загажено, испоганено… Все, что можно было увезти — картины, гобелены, мебель, — вывезли в Германию.
В эти дни все поляки, о чем бы ни шел разговор, обязательно сводили его к судьбе польской столицы. Всех одинаково волновала эта проблема. Одни говорили, что нужно заново отстроить Варшаву на этом же месте. Они горячо доказывали, что Варшава — это символ польской нации, это польская история, что в ней олицетворяется все глубоко национальное, патриотическое. Другие предлагали построить новую столицу на совершенно пустом месте. Третьи считали, что главным городом польского государства должен стать город Краков, бывший уже когда-то столицей Польши.
Всем этим спорам вскоре враз был положен конец. Однажды врывается к нам в гостиницу офицер партизанского штаба поляк Збышек Зайда и радостно объявляет:
— Метэк, хлопаки! Ест решение наше́го жонду, цо Варшава останется глувным мястом Польски! Я тэму дуже радый!
Мы все, советские радисты, кто был в комнате, дружно поддержали радость Збышека. Но он замахал на нас руками и возбужденно заговорил, мешая русские и польские слова, путая ударения:
— Хлопаки, почекайте, хлопаки!.. Еще мам бардзо интересную новость.
Все притихли, стали с интересом ждать, что он скажет.
— Давай, Збышек, не тяни, выкладывай быстрее! — торопили его ребята. А он, всегда медлительный, не спеша вынул советскую газету «Правда» и, став в торжественную позу, начал речь:
— Наши — президент Болеслав Берут и премьер Осубка-Моравский — послали ваше́му маршалкови Йузе́фу Стали́ну пи́сьмо. Послуха́йте, цо о́ни пишут: «Благодаря помо́щи братских славянских советских республик население города Варшавы будет обеспечено продовольствием вплоть до нового урожая… выделили жителям польской столицы безвозмездно большое количество продовольствия, в том числе шестьдесят тысяч тонн хлеба…»
Збышек читал, а я вспоминал, что мне никогда не хватало суточной нормы хлеба, когда работал на заводе в Магнитогорске в первый год войны. А ведь я, как рабочий человек, получал восемьсот граммов. Приходилось прикупать хлеб на толкучке у заводской проходной или обменивать на махорку, благо, был некурящий. «Иждивенцам же у нас дают по карточкам хлеба всего по четыреста граммов», — думал я.
— «…Никогда не забудет польский на́руд, что в самый трудный и тяжелый период сво́ей истории, — продолжал читать Збышек, — он получил братскую помоц советских народув не только кровью и оружием Красной Армии, но и хлебем…»
Збышек дочитал письмо до конца и замолчал выжидая. И все мы молчали. Каждый думал о своем, но все, наверно, думали о хлебе… Первым нарушил молчание Коля Смирнов — радиооператор узла связи, сибиряк, парень почти двухметрового роста, всегда веселый, любитель побалагурить. Но сейчас он был на редкость серьезным. Обращаясь ко всем сразу, он сказал:
— Это правильно, что наше государство помогает варшавянам. Воюем вместе, враг у нас один… Кто же вам, Збышек, поможет, если не мы? Просто каждый из нас вспомнил, что с хлебом сейчас везде туго. Вот мне на днях прислали письмо из дому. Пишут, что у нас в Сибири по деревням сейчас люди голодают. Хлеба до нового урожая не хватит, поэтому подмешивают муку из гороха и даже из коры деревьев. Но, представьте, не унывают мои сибиряки. Пишут вот: «Мы тут все вытерпим, лишь бы вы были накормлены и скорее добили фашистских гадов».
— Цо вы, хлопаки! — взволнованно заговорил Збышек. — Я вшистко розумем! Для тего и пришел до вас с газетой. Сам войовав в советском партизанском одзяле, добже знаю, что ваш чловек последним ковалэком хлеба поделится. О, то нигды не можно забывать! Поляки будут рассказы́вать о тей помощи сво́им детям и внукам!..
…Вскоре мы получили новое задание. Однако это задание было мирным. Всех радистов, которые побывали в немецком тылу, вызвали в штаб и объявили:
— У вас есть опыт по поддержанию связи на портативных радиостанциях. Поедете в указанные вам города в распоряжение воеводских комитетов Польской рабочей партии и оттуда будете обеспечивать радиосвязь с Варшавой! Получайте радиостанции, программы, шифры, предписания и готовьтесь к отъезду!
Никто из нас не выбирал город для своей командировки. По чистой случайности мне выпало ехать в Катовице — крупный административный центр высокоразвитого промышленного района на юге Польши. Василий Ключевский получил командировку в Краков. Нам оказалось по пути, поэтому отправили нас на одной машине.
Выехали из Варшавы рано утром. Несмотря на то что кончался февраль, было довольно прохладно, даже подмораживало. Мы сидели под тентом грузовой машины, кутались в шинели и жались друг к другу. С нами ехали три польских партийных работника. Один из них сидел рядом с водителем. Он единственный знал дорогу на Краков.
Несколько часов мы тряслись в кузове. Успели подремать. Два раза останавливались, чтобы размяться и перекусить. По мере приближения к Кракову становилось заметно теплее. Ведь мы ехали все время почти строго на юг. Здесь снег повсеместно растаял. Солнце все сильнее прогревало тент. Везде уже пробилась свежая темно-зеленая травка, набухли почки на деревьях. Даже в воздухе чувствовалось приближение весны, весны сорок пятого…
И это извечное обновление природы, и ожидание уже близкой Победы над фашистской Германией объединялись в единое радостное, непередаваемо волнующее чувство, которое приятными, освежающими волнами растекалось по телу. Настроение у нас было превосходное!
Да, это счастье, великое счастье: мы пришли по призыву комсомола добровольцами в народные мстители и, пройдя если не через всю, то через бо́льшую часть суровой войны на самом переднем ее крае, остались живы! Мы молоды, еще очень молоды… Нам по девятнадцать, а на погонах уже блестели лейтенантские звездочки. Первое офицерское звание… Оно самое приятное, самое волнующее из всех воинских званий, потому что ты еще юноша, а уже облечен ответственностью и доверием. Впереди… целая жизнь!
Будущее? Откровенно говоря, мы были беззаботно-спокойны за него. После окончания войны будущее в руках каждого из нас. В последние месяцы я все чаще думал о продолжении образования, которое в связи с войной пришлось прервать. Однако эти мысли быстро гнал от себя: «Хотя конец войны виден, но она ведь еще идет! И неизвестно, какое новое задание могу получить завтра…»