Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 72



После смерти Сталина «железный занавес», отделявший советских людей от остального мира, стал приподниматься стараниями реформатора Н. Хрущева, во время «оттепели». Это было не только учтено, но и входило в планы создателей теории конвергенции. Подлинный переворот в сознании миллионов советских людей произошел во время проведения в 1957 года VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве: граждане СССР осознали, что «за бугром» живут вовсе не хуже, чем они, как утверждала официальная пропаганда, и Запад вовсе не загнивает. Молодежь узнала, что такое джаз, импортные товары, подхватила «буржуазную моду». Попытки бороться с этим новым явлением административными методами, обсуждениями на собраниях или «товарищеских судах» приводили к тому, что запретный плод оказывался лишь еще вкуснее. Хрущевские реформы, при всей их спонтанности и половинчатости, тем не менее существенно подняли уровень благосостояния: велось быстрое, хоть и некачественное жилищное строительство, появлялись новые виды товаров, началась запоздалая автомобилизация страны. Народ, перенесший невиданные лишения в годы войны, ринулся в потребление, впрочем, весьма далекое от среднего уровня западного «общества потребления».

Парадоксально, но по мере усиления цензуры, «давления КГБ», борьбы с «тлетворным влиянием Запада», именно на 60-е годы в СССР приходится невиданный расцвет практически всех видов искусства, литературы, культуры в целом, советский читатель впервые получил возможность знакомиться с западной литературой, фильмами выдающихся мастеров. Очереди выстраивались не только за хлебом, но и за поэтическими новинками. По сути, это была первая волна демократизации общества, причем по очень широкому спектру — от реабилитации жертв сталинских репрессий до упрощения процедур эмиграции евреев из страны, от снятия ограничений по национальному признаку при назначении на руководящие посты, до свободы анекдотов о Хрущеве. В тот период произошел, при поддержке западных спецслужб, массовый всплеск так называемого инакомыслия и диссидентства как в СССР, так и в странах Восточной Европы.

На этом фоне очевидной становилась заскорузлость и кондовость официальной пропаганды, когда в советской прессе практически не было собственно новостей, отражения действительных событий, а публиковались лишь рапорты о перевыполнении «взятых на себя повышенных социалистических обязательств», когда все ведущие газеты страны полосами публиковали один и тот же текст — постановление очередного Пленума или материалы партийного съезда. Не выдерживая конкуренции с западными радиостанциями, действовавшими гибко и вкрадчиво, партийные идеологи распорядились о глушении «голосов». Эту меру поддерживал и Андропов.

Именно на 60-е годы приходится пышный расцвет подпольной, или теневой экономики, когда многие государственные предприятия, выполняя госплан лишь на 98 процентов, получая субсидии как убыточные, на самом деле производили по 200–250 процентов ходовой продукции, пользующейся массовым спросом на рынке. Повсеместно возникали полулегальные артели «цеховиков». Попытки партии и правительства интенсифицировать, материально стимулировать производство вызывали глухое сопротивление. Родилась даже негласная крылатая формула среди советских рабочих и служащих: «Вы делаете вид, что нам платите — мы делаем вид, что на вас работаем».

В обществе возникла двойная мораль: на собраниях люди говорили одно, словами газетных передовиц, а в кухне, наедине с друзьями — то, что думали на самом деле. Типичной чертой общества стало умение писать — и читать — между строк, своеобразный «кукиш в кармане» держало большинство мастеров слова, а понимание иносказательно сформулированных намеков на проблемы стало показателем общей культуры населения. Особенно массовым это явление стало при Брежневе, когда даже партийные функционеры почти открыто высмеивали между собой косноязычного генсека, падкого на лесть и награды самому себе («дорогой Леонид Ильич слушает»). Но перед «аудиторией» они же называли его мудрым и дальновидным и обильно цитировали.

Именно в таких условиях работал КГБ при Андропове. Однако это ведомство, главной задачей которого были подбор, воспитание и обучение, а затем расстановка надежных кадров во всех структурах органов управления, объективно не могло справиться с поставленной перед ним задачей, — поскольку на официальных собеседованиях кандидат говорил одно, а на самом деле думал совсем другое. Все большие масштабы приобретал формализм. Кадры подбирались чаще не по личным и деловым данным, а по анкете: непременно высшее образование, партийность, стаж работы…

События в Венгрии, Польше, Чехословакии показали наиболее слабые звенья лагеря социализма, в которых вражеская пропаганда возымела наиболее эффективное воздействие. Ввод советских войск в Венгрию, а затем и в Чехословакию нанес СССР двойной, если не тройной урон.



Во-первых, эти меры показали неспособность советского и партийного руководства решать сугубо политические проблемы политическими же методами — использовались силовые, морально устаревшие.

Во-вторых, появление советских танков, абсолютно неэффективных в данной ситуации (с собственно военной точки зрения, в городских условиях), дало идеологическому противнику значительные пропагандистские козыри и надолго омрачило двусторонние отношения с народами данных стран. Советское правительство и ЦК КПСС явно пришпорили развитие событий, когда, после совещания, например, в Чиерне-над-Тисой, меньше чем через две недели после выдвинутого Чехословакии со стороны СССР ультиматума (срока явно недостаточного для того, чтобы руководство ЧССР смогло принять хоть какие-то конкретные решения, а тем более действия), танковые дивизии все же вошли в Прагу. Этого марша не поняли и не простили даже самые убежденные сторонники марксизма-ленинизма в ЧССР. Вместо консолидации с Венгрией и Чехословакией СССР добился лишь углубления конфронтации.

В-третьих, СССР позднее (в течение 20 лет) расплачивался с ВНР и ЧССР за происшедшие инциденты сырьем и энергоносителями по самым льготным ценам, чем усугубил собственное экономическое положение, но не улучшил общей политической обстановки.

Сегодня можно с полным основанием сказать, что во многом раскол в международном коммунистическом и рабочем движении, серьезное ослабление позиций социализма в мире произошли не только из-за систематических действий враждебной пропаганды и поэтапного осуществления теории конвергенции, а во многом — из-за ряда грубых ошибок советского руководства. Это и волюнтаризм Хрущева, который пытался применять в международных делах те же методы, какими он в свое время руководил украинскими колхозами и совхозами, — что вызвало Карибский кризис, серьезно и на длительный период подорвало отношения с Китаем. Это и личные ошибки Брежнева, когда тот, например, побывав в ЧССР, и побеседовав с А. Дубчеком признал, что многие предлагаемые им реформы действительно необходимы. Это и ввод войск в Афганистан, уцепившись за который Р. Никсон задался целью «организовать Советам их собственный Вьетнам» — что и удалось в полной мере, на долгий период и с максимальными потерями с советской стороны. При существовавшем тогда всеобщем догматизме, подлинные патриоты, резонно ставившие вопрос: «Мы ввели войска. А подумали, как их потом будем оттуда выводить?» — тут же автоматически записывались властями в диссиденты, объявлялись недееспособными в психическом отношении, подвергались служебным и прочим гонениям.

Главным стратегическим просчетом во времена эпохи Брежнева была преступная недооценка реального состояния экономики СССР. Вместо давно назревшей тотальной модернизации большинства производственных мощностей страна ввязалась, руководствуясь якобы высшими интересами государственной и международной безопасности, в разорительную гонку малоэффективных вооружений, которая вконец подорвала промышленный потенциал. Как десятилетиями преобладал экстенсивный, валовый подход к количеству производимой продукции, но не к ее качеству, так и в гонке вооружений преобладал морально устаревший подход времен Великой Отечественной войны: промышленные гиганты производили все новые десятки тысяч дорогостоящих в эксплуатации и малоэффективных танков вместо развития наукоемких технологий, НИОКР и создания высокоэффективных видов оружия новейших поколений.