Звездные крылья

Дорн следил за каждым шагом Крайнева, за каждой линией, проведенной им на бумаге. Он ходил за Крайневым, угадывая его приказы, его желания, его нужды, иногда даже заискивая перед ним.

В глубине души Дорн был весьма недоволен тем, что Крайнев взялся за старую, давно всем известную и испытанную конструкцию. По мнению Дорна, в такой работе не было никакой надобности. Это еще не был настоящий реактивный самолет. Просто к обычному самолету придавались реактивные ускорители. Взлетал он. как обычная машина и только в полете мог резко увеличить скорость. Все немецкие авторитеты утверждали, что от подобной конструкции большего не возьмешь. Для чего же возится с ней Крайнев?

Ничего, за первой конструкцией пойдет вторая. Пускай инженер войдет во вкус работы. Главное, что он начал работать. Дорн уж сумеет добиться своего.

Как-то вечером Юрий почувствовал усталость. Захотелось пойти к Яринке, поговорить, посоветоваться.

С того памятного дня они с Яринкой не обменялись ни единым словом. Крайнев попросту не существовал для нее. Она обращала на него не больше внимания, чем на пустой стул. Она презирала его и всякий раз давала ему почувствовать это довольно откровенно.

Крайнев обошел весь дом в поисках профессор а Штор- ре. Дорн заставил старого профессора проверять чертежи Крайнева. Профессор утверждал, что все это чистейшее безумие, хотя с увлечением копался в чертежах.

Крайнев долго ходил по коридорам и, наконец, остановился перед дверью, где жила Яринка. Он боялся отворить эту дверь. Он совершил большую ошибку, своевременно не поведав Яринке о своих планах, и теперь не знал, как это исправить. Яринка, конечно, не поверит ни единому его слову. И всё-таки… В конце концов он осторожно постучал и вошел в комнату.

Яринка поднялась с кресла ему навстречу и остановилась посреди комнаты, бледная как мел.

— Зачем вы пришли? Я не желаю говорить с вами. Уходите отсюда.

Крайнев смотрел на девушку и с болью отмечал следы тяжелых переживаний на ее детском лице.

— Я пришел поговорить с тобой, — тихо сказал он.

— Нам не о чем говорить, — отрезала Яринка. — Я прошу вас уйти.

Она подошла к кровати и легла, спрятав лицо в подушку. Крайнев постоял немного, растерянно глядя на девушку. Плечи Яринки дрогнули, послышались приглушенные рыдания.

Крайнев сильно потер ладонью лоб и вышел из комнаты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Большая черная машина, мягко покачиваясь на рессорах, остановилась у подъезда института стратосферы. Тяжелые осенние тучи волочились по небу, затянутому серой пеленой. Оно нависало неприятно низко, каждую минуту грозя обрушиться на землю потоками серого холодного дождя.

Мокрая листва лежала на почерневшем тротуаре. Срывался холодный пронизывающий ветер. Осень проходила над Киевом, окутывая его сумрачным туманом.

Из машины вышел высокий военный. Он быстро взбежал по гранитным ступенькам и скрылся за широкими дверьми института.

Он поднялся на второй этаж, на какое-то едва заметное мгновение задержался перед дверью со стеклянной табличкой «Юрий Крайнев» и, уже не останавливаясь, прошел в кабинет Валенса.

Директор встретил его радостной, хотя немного сдержанной улыбкой. Он поднялся с кресла и шагнул навстречу.

Они были давними друзьями, но в последнее время встречались редко. Правда, дружба их от этого нисколько не уменьшалась. Наоборот, с каждой встречей они чувствовали все большую теплоту, все большую нежность друг к другу. Это была дружба мужественная и суровая чувство, которое крепнет с годами и не может исчезнуть за один день.

Военный уселся в кресло и некоторое время разглядывал Валенса. Тот также смотрел на своего друга. Встречаясь, они всегда рассматривали друг друга, как бы отмечая знаки времени. Оба они уже достигли того возраста» когда человек долго не меняется, и оба принадлежали к типу людей, возраст которых очень трудно распознать.

— Я с тяжелой вестью, — сказал военный. — Несколько дней назад Крайнев предал.

Валенс поднял руку к лицу, словно защищаясь от удара. Через секунду рука медленно опустилась на стол — Валенс уже полностью овладел собой.

— Это немыслимо.

— Я тоже так считал. Но сообщение проверено. Сомнений быть не может.

Голос военного звучал сухо, неприятно, и Валенс с трудом узнавал его.

— Это немыслимо! — повторил Валенс.

— К сожалению, это оказалось возможным. Более того. Это так. У меня осталась только одна надежда. Я думаю… то есть, может быть, Крайнев хитрит, маневрирует, чтобы иметь возможность вырваться. Но на эго очень слабая надежда. Он старательно работает и уже сконструировал реактивный ускоритель.

Они помолчали. Валенс и не пытался найти нужные слова. Известие ошеломило его, но он все же нашел в себе силу сказать:

— Все это может означать лишь одно: скоро мы увидим Крайнева собственными глазами.

— Твоими устами да мед пить, — откликнулся военный. — Я не спорю против такой возможности, но надежды мало, очень мало…

И опять они просидели несколько минут в полном молчании.

— Ну, я поехал, — поднялся военный, — на днях заеду еще. Может быть, смогу привезти что-нибудь более радостное.

Валенс машинально встал, чтобы проводить друга, но мысли его были уже далеко.

Они, как всегда, тепло простились, и военный вышел из института. Он быстро сбежал по блестящим ступеням. Накрапывал мелкий осенний дождик. Военный сел в машину. Послушно, как живое существо, тронулась она с места.

Было больно вспоминать спокойное, чересчур спокойное лицо Валенса. Военный хорошо знал, каким напряжением воли дается такое спокойствие.

Машина быстро мчалась по мокрому асфальту, и шины с тихим шорохом разбрызгивали капли холодного дождя.

Сразу же после отъезда военного Валенс тоже вышел из института. Он отослал машину и пошел пешком. Его сразу охватила пронизывающая осенняя морось. Дождь усилился и прибил к асфальту мертвую листву каштанов и кленов. В воздухе запахло водянистым снегом и прелью.

Валенс шел в сыром тумане. На сердце у него было неспокойно. Казалось, что и туда проникла сырая осень.

Валенс шел и шел по мокрым улицам осеннего Киева, не разбирая дороги. Он ходил только потому, что не мог оставаться в высокой светлой комнате наедине со своими мыслями. Ходил, чтобы устать и, придя домой, сразу уснуть.

Пелена тумана как бы расступилась перед ним, чтобы сразу же стать еще более плотной. До глубокой ночи ходил высокий сутуловатый Валенс по безлюдным, пустынным в этот час улицам Киева.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Дорн осуществлял проект Крайнева молниеносно. Уже через два дня после того, как Шторре проверил все чертежи, были готовы основные детали ускорителей и конструкции крепления их к самолету. Собственно говоря, это должен был быть всем инженерам в Советском Союзе известный самолет ЮК-6. Юрий хорошо знал, на что способна эта модель. Он знал о ней больше кого бы то ни было, и именно на этом базировались все его расчеты.

Работы выполнялись удивительно быстро, но увидеть хотя бы одного работника Крайневу не удавалось. Дорн имел все основания не показывать Крайнева никому. Поэтому Юрий отдавал распоряжения Дорну или Шторре, а исполнители появлялись ровно через две минуты после того, как Юрий скрывался за дверью своей тюрьмы.

Самолет, по мнению Юрия, только с большим трудом мог оторваться от земли. Поэтому на аэродроме устанавливали мощную катапульту — машину, которая могла выбросить в воздух самолет в десять раз тяжелее. Ее устанавливали одновременно с оборудованием самолета. Должен был быть обеспечен безукоризненный взлет.

Работы шли полным ходом, и Дорн был доволен. А Крайнев ходил мрачный, злой, односложно отвечал на вопросы и ни с кем не желал разговаривать.

Какая радость от того, что работа идет хорошо, если все его планы могут рухнуть из-за этой глупой девчонки… Не может же он бежать, оставив ее здесь. План его был продуман во всех деталях, но осуществить его без Яринки Крайнев не мог.