Страница 103 из 111
И вот однажды верный ЛИ-2, который вел Полоз, приземлился на полевом партизанском аэродроме. Из широкого туловища самолета партизаны начали выгружать оружие, почту, медикаменты, а командир поспешил к Ковпаку, держа в руках какой-то пакет.
Партизанского генерала, слава о котором успела за это время облететь всю страну, он нашел в хате за ужином. Теперь Сидор Артемьевич уже не жаловался на отсутствие зубов: Полоз привез ему с Большой земли опытного зубного техника, и тот, перепуганный стрельбой, постарался как можно скорее вставить генералу стальные зубы лучшего качества.
— Садись, — весело встретил Полоза Ковпак. — Что хорошего привез нам? Чарку выпьешь?
— Выпью, — ответил Полоз. — А где Вера?
— Здесь она, куда ей деться, — засмеялся Ковпак, наливая Полозу водку.
Пока Полоз закусывал, Ковпак разорвал пакет, прочитал написанное и воскликнул:
— Вот тебе и раз! Дожили!
— Что случилось?
— Да ничего, конечно, особенного, — ответил Ковпак, — хотя выдергивать у нас людей не следовало бы.
— Кого ж это «выдергивают»?
— Соколову, собственную твою жену. Немедленно отрядить в Москву требуют. Не может уже там кто-то без нее обойтись!
Ковпак сердился и имел для этого все основания. Но Полоз досады генерала не разделял.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Довольно ей тут…
— Это, конечно, правильно, что хорошо, — прервал его Ковпак. — Я это сам понимаю. Только привыкли мы к ней, расставаться жалко. А ну, — окликнул он своего адъютанта. — Соколову ко мне!
Минуту спустя удивленная неожиданным вызовом Вера Михайловна была уже здесь. Радостно улыбнулась она Полозу, вопросительно взглянула на генерала.
— Садитесь, Вера Михайловна, — сказал генерал. — Прощальную чарку с вами разопьем.
— Как это — прощальную?
— Да очень просто. В Москву вас вызывают. Видно, более ответственную работу для вас подыскали.
— Когда же мне выезжать?
— Передано — немедленно. Сегодня и полетите, под проверенным руководством собственного мужа… Ну, за ваше здоровье и я малость выпью. Славно мы с вами воевали, всегда поминать вас добрым словом буду…
В минуты прощания Ковпак обычно становился немного сентиментальным, не любил в себе эту черту и потому сам на себя сердился.
— Ага, — неожиданно что-то вспомнив, сказал Ковпак. — Хочу я вам отдать один документ…
Он порылся в своей огромной сумке, вытащил лист бумаги и протянул его Вере Михайловне. Это была характеристика из института стратосферы, подписанная Валенсом.
— Читайте.
Вера Михайловна прочитала и чуть не заплакала. Было до слез радостно чувствовать, что даже в самые тяжелые дни, когда улики обступали тебя со всех сторон, друзья не могли даже и мысли допустить о твоем предательстве.
— Мне эту характеристику прислали тогда, когда уже нечего было проверять, — сказал Ковпак. — Но нужно сказать, приятно было это читать… Хорошие у тебя, Вера Михайловна, друзья… Теперь все в порядке и все тебя знают, а вот тогда дело намного сложнее было…
И задумался генерал о дружбе и войне, и о тех испытаниях, какие выпадают на долю истинной дружбы.
А еще через час Сидор Ковпак шел к самолету, провожая свою партизанку в далекий путь. Мела метелица — февраль был снежным и холодным, — но партизаны как-то не замечали этого. Все для них еще было согрето сознанием победной сталинградской битвы.
— До свиданья, Сидор Артемьевич, — сказала Соколова и обняла генерала, — Если б вы только знали, как я вас люблю!..
— Вот еще что вздумала! — пробасил растроганный Ковпак. — Выходит, своевременно тебя в Москву вызывают…
А сам почему-то потер глаз — снежинка влетела, что ли…
— Завтра ночью ожидайте, — сказал Полоз, входя в самолет.
— Счастливо! — Ковпак помахал на прощанье рукой.
— Счастливо! — закричали партизаны.
Самолет поднялся, растаяли в темноте разноцветные огоньки на его крыльях, а партизаны все стояли на аэродроме, провожая взглядом свою подругу…
— Пошли, хлопцы! — скомандовал Ковпак. — Нечего туг долго переживать. Воевать надо!..
А под самолетом проплывали степи и леса, и через некоторое время затемненная Москва уже виднелась под его крыльями.
— Ох, как я счастлив! — тихо сказал Полоз, помогая жене выйти из самолета. — И как страшно люблю тебя!
Вера Михайловна ничего не ответила, только посмотрела на Полоза, и взгляд этот говорил больше любых слов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Прямо от Сталинграда Сергей Король двинулся со своими танками на Курскую дугу. Там после страшного по напряжению и продолжительности боя ему удалось прорваться через вражескую оборону и выйти немцам в тыл. На других участках фронта тоже прорвались танкисты, и немецкая оборона поползла. Теперь было совершенно ясно, что немцы, измотанные собственным наступлением, которое разбилось об огонь советской артиллерии, будут отступать далеко — может быть, до Днепра, а может быть, и дальше.
Во время этих боев Сергей Король стал подполковником и получил от командования полк. Майор Орленко по- прежнему был в этом полку его помощником по технической части. Крепкая дружба еще больше закалилась в боях. С одного взгляда друзья понимали друг друга. Оба они возмужали, стали опытнее. Преждевременная седина начала появляться в волосах. Война не прошла бесследно.
В осенние месяцы сорок третьего года полк Сергея Короля вел непрерывное наступление, прорываясь все дальше на запад, к Днепру, к Киеву. Это было трудное наступление. Танки отрывались на много десятков километров от пехоты. Но теперь уже никто не боялся оказаться в окружении. Могучая лавина советских войск шла на запад, и немцы уже не могли остановить ее.
Когда танки Короля вышли к Днепру, оказалось, что на правом берегу уже окопалась на плацдармах пехота… Ночью саперы наводили понтонные мосты и переправляли танки на другой берег. Шла подготовка к большому, решающему наступлению на Киев.
Наконец, все танки переправлены и хорошо замаскированы недалеко от Вышгорода. Полк Короля получил небольшую передышку. Все эти дни — начинался уже ноябрь — он провел в лихорадочной работе, потому что война для танкиста, в конечном счете, не горячая стычка в бою, которая продолжается несколько минут, а повседневный напряженный труд — необходимо подготовить и обеспечить машины для боя.
Сергей с радостью воспользовался небольшой передышкой. Он часами сидел на своем наблюдательном пункте, глядя на Киев. Казалось, он изучает возможные пути наступления, и в этом была какая-то доля истины. Но, в действительности, Король просто смотрел на город, на высокие столбы дыма от пожаров и старался представить себе — что и где горит.
Орленко часто приходил к Королю на наблюдательный пункт. В те выжидательные дни они говорили о Киеве, вспоминали годы, проведенные в нем, театры, праздничные демонстрации, — словом, всю жизнь. Только о Яринке между ними никогда не было сказано ни слова. Несколько лет прошло с того страшного дня, а рана все еще была свежей, и к ней нельзя было прикасаться.
Иногда в гостях у друзей появлялся Росовский. Он по-прежнему летал на У-2— связном самолете штаба армии. В полк Короля он заворачивал при малейшей возможности, и делал это с большой охотой.
Всякий раз, когда Король заводил разговор об институте стратосферы и о своих друзьях, Росовский немного смущался, отвечал нехотя. Король очень скоро это заметил и уже намеренно заводил разговор об институте. Вскоре он убедился, что Росовский неизменно краснеет, когда при нем произносят имя Марины. Король установил это совершенно точно и перестал обращать внимание на смущение Росовского. Для него все было ясно и так.
А Росовский между тем сам не мог понять, как случилось, что Марина стала занимать такое значительное место в его жизни. С того дня, когда, отправив ее на самолете, он остался в окружении, он понял, что этой встречей знакомство их не ограничится. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, узнал он адрес института стратосферы и написал Марине письмо, почти не надеясь на ответ. Но ответ пришел очень скоро, приветливый и радостный.