Лунная пыль. Рассказы

Если бы у них в запасе оказалось еще время! Они свободно сообщались с планетами своей системы, но не научились пересекать межзвездные пучины, а до ближайшей солнечной системы было сто световых лет. Впрочем, овладей они высшими скоростями, все равно лишь несколько миллионов могли рассчитывать на спасение. Быть может, лучше, что вышло именно так.

Даже если бы не это поразительное сходство с человеком, о чем говорят их скульптуры, нельзя не восхищаться ими и не сокрушаться, что их постигла такая участь. Они оставили тысячи видеозаписей и аппараты для просмотра, а также подробные разъяснения в картинках, позволяющие без труда освоить их письменность. Мы изучили многие записи, и впервые за шесть тысяч лет ожили картины чудесной, богатейшей цивилизации, которая во многом явно превосходила нашу. Быть может, они показали нам только самое лучшее — и кто же их упрекнет. Так или иначе, мир их был прекрасен, города великолепнее любого из наших. Мы видели их за работой и игрой, через столетия слышали певучую речь. Одна картина до сих пор стоит у меня перед глазами: на берегу, на странном голубом песке играют, плещутся в волнах дети — как играют дети у нас на Земле. Причудливые деревья, крона — веером, окаймляют берег, и на мелководье, никого не беспокоя, бродят очень крупные животные,

А на горизонте погружается в море солнце, еще теплое, ласковое, животворное, солнце, которое вскоре вероломно испепелит безмятежное счастье.

Не будь мы столь далеко от дома и столь чувствительны к одиночеству, мы, возможно, не были бы так сильно потрясены. Многие из нас видели в других мирах развалины иных цивилизаций, но никогда это зрелище не волновало до такой степени. Эта трагедия была особенной. Одно дело, когда род склоняется к закату и гибнет, как это бывало с народами и культурами на Земле. Но подвергаться полному уничтожению в пору великолепного расцвета, исчезнуть вовсе — где же тут божья милость?

Мои коллеги задавали мне этот вопрос, я пытался ответить, как мог. Быть может, отец Лойола, вы преуспели бы лучше меня, но в «Экзерсициа Спиритуалиа» я не нашел ничего, что могло бы мне помочь. Это не был греховный народ. Не знаю, каким богам они поклонялись, признавали ли вообще богов, но я смотрел на них через ушедшие столетия, и в лучах их сжавшегося солнца перед моим взглядом вновь оживало то прекрасное, на сохранение чего были обращены их последние силы. Они многому могли бы научить нас — зачем же было их уничтожать?

Я знаю, что ответят мои коллеги на Земле. Вселенная — скажут они — не подчинена разумной цели и порядку, каждый год в пашей Галактике взрываются сотни солнц, и где-то в пучинах космоса в этот самый миг гибнет чья-то цивилизация. Творил ли род добро или зло за время своего существования, это не повлияет на его судьбу: божественного правосудия нет, потому что нет бога.

А между тем ничто из виденного нами не доказывает этого. Говорящий так руководствуется чувствами, не рассудком. Бог не обязан оправдывать перед человеком свои деяния. Он создал вселенную и может по своему усмотрению ее уничтожить. Было бы дерзостью, даже богохульством с нашей стороны говорить, как он должен и как не должен поступать.

Тяжко видеть, как целые миры и народы гибнут в пещи огненной, но я и это мог бы понять. Однако есть предел, за которым начинает колебаться даже самая глубокая вера, и глядя на лежащие передо мной расчеты, я чувствую, что достиг этого предела.

Пока мы не исследовали туманность на месте, нельзя было сказать, когда произошел взрыв. Теперь, обработав астрономические данные и сведения, извлеченные из скал уцелевшей планеты, я могу с большой точностью датировать катастрофу. Я знаю, в каком году свет исполинского аутодафе достиг нашей Земли. Знаю, сколь ярко эта сверхновая, что мерцает за кормой набирающего скорость корабля, некогда пылала на земном небе. Знаю, что на рассвете она ярким маяком сияла над восточным горизонтом.

Не может быть никакого сомнения; древняя загадка наконец решена. И все же, о всевышний, в твоем распоряжении было столько звезд! Так нужно ли было именно этот народ предавать огню лишь затем, чтобы символ его бренности сиял над Вифлеемом?

ДОКЛАД О ТРЕТЬЕЙ ПЛАНЕТЕ

Приводимый ниже отрывок, — он только что расшифрован по поручению Межпланетной археологической комиссии, — один из самых примечательных документов, найденных на Марсе. Он обогащает нас новыми данными о научных знаниях и мышлении наших исчезнувших соседей. Документ относится к эпохе раннего урана марсианской цивилизации (то есть к последней эпохе в истории марсиан); это значит, что он написан за тысячу с небольшим лет до нашей эры.

Перевод можно считать вполне точным, хотя кое-где отмечены трудные для толкования обороты. Там, где это оказалось необходимо, марсианские термины и единицы измерения для большей ясности заменены земными.

(Прим. перев.)

В связи с приближением к нам планеты Земля снова возникла дискуссия, есть ли жизнь на нашем ближайшем соседе в космосе. Этот вопрос безуспешно обсуждался много столетий, однако новые астрономические приборы позволили нам получить вполне достоверные данные о других планетах. Мы еще не можем окончательно судить о наличии или отсутствии земной жизни, но у нас теперь есть гораздо более точные сведения о Земле, и можно вести дискуссию на научной почве.

Дело сильно осложняется тем, что мы не видим Землю, когда она ближе всего к нам. В это время Земля расположена между нами и Солнцем и обращена к нам теневой стороной. Чтобы рассмотреть сколько-нибудь значительную часть ее освещенной поверхности, приходится ждать, пока Земля не станет утренней или вечерней звездой. Но тогда нас разделяет сто пятьдесят миллионов километров. В это время Земля представляется в телескоп сияющим полумесяцем, возле которого висит одна огромная луна. Бросается в глаза разница в цвете этих двух небесных тел: луна серебристо-белая, Земля нездорового сине-зеленого цвета. (Точный смысл эпитета неизвестен, во всяком случае, он отнюдь не лестный. Предлагаются варианты: «отвратительного», «ядовитого». — Прим. перев.)

По мере вращения Земли — ее сутки всего на полчаса короче наших — различные области планеты выходят из тени и оказываются освещенными. Продолжительные наблюдения позволили составить карты всей поверхности, и выявилось поразительное обстоятельство: более двух третей планеты Земля покрыто жидкостью.

Много столетий длились ожесточенные споры, но теперь мы почти уверены, что эта жидкость — вода. Хотя вода редкость на Марсе, у нас есть убедительные свидетельства, что в отдаленном прошлом немалая часть нашей планеты была покрыта огромным количеством этого своеобразного соединения. Отсюда следует, что Земля ныне пребывает в состоянии, отвечающем состоянию нашего мира много миллиардов лет назад. Мы не можем пока определить глубину земных «океанов» (таково научное наименование), но некоторые астрономы утверждают, что их толщина достигает ни много, ни мало — трехсот метров.

Далее, планету Земля окружает значительно более густая атмосфера, чем наша; расчеты показывают, что она минимум в десять раз плотнее. До недавнего времени нельзя было судить о составе земной атмосферы, но теперь спектроскоп решил эту задачу. Ответ оказался поразительным. Плотная пелена газа, облекающая Землю, богата ядовитым и химически очень активным элементом кислородом, которого в нашем воздухе почти нет. В атмосфере Земли довольно много углекислого газа, а также водяных паров — они образуют огромные облака, которые подчас сохраняются много дней и затеняют обширные участки планеты.

Так как Земля процентов на двадцать пять ближе к Солнцу, чем Марс, температура на ее поверхности намного выше, чем в нашем мире. Термоэлементы, сопряженные с, нашими крупнейшими телескопами, говорят об огромных температурах в районах земного экватора. В более высоких широтах условия благоприятнее, а большие ледяные шапки у обоих полюсов — признак того, что там бывают вполне сносные температуры. Ледяные шапки полюсов, в отличие от наших, даже летом не исчезают совсем, что свидетельствует об их колоссальной мощности.