Страница 2 из 2
В зале Б я плюхаюсь в кресло, пусть в нем хоть десять Пушкиных занимались любовью. Чему посвящен этот зал, мне уже по барабану. Октябрь пару раз подзывал к стендам, но я изобразил глубокий сон, такой глубокий, что даже начал по-настоящему засыпать, еще и свет мило погас. Но тут загремела музыка, и меня буквально снесло ею с кресла. «Кармен», объявил Октябрь, дирижируя указкой. Она что, тоже в октябре родилась? Нет, это Жорж Бизе родился, зал посвящен музыке. Октябрь в концертном фраке с бабочкой предлагает вернуться в кресло и насладиться еще чем-нибудь. Я как бы благодарю и выражаю горячее желание пройти в следующий зал, чтобы скорее закончить этот затянувшийся ад и вырваться на воздух. Правда, пройти самому у меня уже не получается, ноги ватные, голова гудит, в глазах плавают инфузории. Октябрь берет меня под руку и буксирует в следующий зал.
Зал Р небольшой, даже вздыхаю с облегчением. Темнота, прохлада, зеленоватый луч в тумане плавает. Но сыровато и неуютно. Октябрь в мантии, похожей на рясу, чертит в тумане какие-то знаки. Отталкиваюсь от ледяной стены, к которой он меня прислонил, делаю пару шагов, осторожно интересуюсь, чему посвящен данный зал. Неожиданно появляются какие-то люди, ходят в зеленоватом тумане и что-то бормочут. Это те, кто умер в октябре, Октябрь опускает указку и вытирает лоб. Их собирать труднее всего, многие в силу религиозных предрассудков предпочитают отправиться в чистилище, чем к нам в музей, хотя условия у нас и лучше…
…Комната, в которой я очнулся, похожа на помещение для вахтеров. Низкий потолок, диван, запах пота и дешевого кофе. Засиженный мухами компьютер; на экране помаргивают разные залы музея. Форма комнаты странная. Догадываюсь, что это и есть последний зал Ь. За компьютером спиной ко мне сидит Октябрь. Ну что, пришли в себя? – разворачивается на крутящемся стуле, и я вижу, что это не Октябрь, хотя и похож на него. А где Октябрь, спрашиваю. Я – Октябрь, отвечает и снова к экрану. Я спускаю ноги с дивана и оглядываюсь. В конце комнаты стоит еще один диван, на нем сидят двое мужчин, один, старик, стрижет ногти, другой спит с открытым ртом. Ну что, пришли в себя, спрашивает меня старик, отложив ножницы. Открывается дверь, входит, наконец, сам Октябрь: ну что, пришли в себя? Да, почти выкрикиваю я. Спящий просыпается, подходит ко мне, хлопает по плечу и спрашивает: ну что, пришли в себя? Не дожидаясь ответа, протягивает ладонь: Октябрь.
Это экспонаты последнего зала, поясняет «мой» Октябрь, садясь рядом на диван. Они что, все Октябри? Да… Октябрь, обращается он к тому, что за компьютером: организуйте нам, пожалуйста, кофе. Тот, за монитором, недовольно поднимается. Да, они все Октябри, потому что все они были когда-то коллекционерами. Создателями и хранителями этой уникальной коллекции. А потом они становились экспонатами. Выставленными в этом небольшом, но уютном зале. А вы, спрашиваю у Октября, вы тоже когда-нибудь станете экспонатом? Разумеется… Октябрь ставит кофе на тумбу возле дивана. Попробуйте кофе, он тоже произведен в октябре, другого не держим. Разумеется, тоже стану, и очень скоро. Вот прямо сегодня. Даже – прямо сейчас. Октябрь кладет рядом с чашкой кофе указку, вытаскивает из кармана ключи. Мой срок, поигрывает ключами, подошел к концу, коллекционером теперь будете вы. Многие стороны, связанные с этим великим месяцем, пока не отражены. Так что у вас будет много работы. Глоток кофе застывает у меня во рту. А если я откажусь?..
Меня зовут Октябрь. Раньше меня звали по-другому, но пять лет назад я решил поменять имя и не жалею об этом. Да, родился я, естественно, в октябре и проживаю на улице Красного Октября. Кроме названия, как видите, на ней нет ничего красного. Осторожно, лужа, лучше обойти! Несколько серых пятиэтажек, одна из них моя, нет, не эта, а вон та, которая следующая. Раньше на ней хоть что-то красное иногда бывало, на праздники, флаги вывешивали...