Вертолетчик

…брызги крови с пушинками облепляют лобовое стекло!!!

Ошеломленный этим нечаянным попаданием, борттехник курит, не меняя позы. «Бог есть!», — думает он. Летчики потрясенно молчат. После долгой паузы майор Г. говорит:

— Вас понял, приношу свои извинения!

Борттехник М. полетел ведущим в Турагунди. Пилотировал машину капитан Кезиков, педантичный, интеллигентный офицер, — от него никто никогда не слышал слова экспрессивнее чем «идиот».

На борту было несколько полковников, и Кезиков, уважавший военную карьеру и старших по званию вообще, решил продемонстрировать своим высоким пассажирам, что и он, несмотря на принадлежность к авиации, службу понимает правильно.

Миновали Герат. Кезиков обратился к борттехнику М.:

— Пойди, Феликс, открой кормовой люк и посиди там за пулеметом, чтобы полковники видели, что у нас и хвост прикрыт. — И прибавил: — Пожалуйста…

Борттехник М., ругая про себя педантичность командира (зачем прикрывать хвост, если его прикрывает ведомый?), отправился на корму. Прошел мимо полковников, открыл люк, выставил в него кормовой пулемет, подсоединил фишку своего шлемофона к бортовой сети и доложил командиру, что позицию на корме занял.

Полковники настороженно следили за его действиями.

— Что пассажиры? — спросил Кезиков.

— На меня смотрят, — ответил борттехник.

— Если спросят, что ты там делаешь, скажи, командир приказал прикрыть хвост, поскольку район опасный. Сам знаешь, позавчера тут духовскую «восьмерку» завалили.

Борттехник, сидел на перевернутом цинке, и, сгорбившись, смотрел на летящий в люке пейзаж. Сидеть было неудобно, однообразие серо-желтого кусочка несущейся в люке суши раздражало. Для разнообразия борттехник решил проверить пулемет. Он нагнулся, сделал вид, что куда-то целится, и нажал на спуск…

Звук пулемета в летящем вертолете (когда шумят двигатели и ствол за бортом) не громче стука швейной машинки. Но сейчас в наушники ударил разрывающий грохот. Оглушенный борттехник понял, что забыл выключить СПУ, и пулеметная очередь через его ларинги многократно усиленная попала в бортовую сеть.

Ужасная тишина в наушниках…

— Феликс, ты что, охуел?! — вонзился в уши борттехника визг. — Что молчишь, блядь, или это ты застрелился? Ты нам чуть перепонки не раскроил. Так и ебануться недолго! Закрывай нахуй люк, мудозвон, возвращайся!

Самым страшным в этой тираде было то, что ее тонким голосом прокричал интеллигентный и тихий капитан Кезиков.

Обиженный борттехник втянул пулемет, закрыл люк и пошел в кабину.

— Что случилось? — спросил один из полковников. — Почему стреляли?

— Так война же, товарищ полковник! — мрачно ответил борттехник М.

Когда прилетели, капитан еще полчаса нудно распекал борттехника. В конце, решив, что борттехник все понял и больше так делать не будет, командир сказал:

— Ты уж извини Феликс, что я матом. Но, ей-богу, я решил, что в нас ракета попала. Ну а в последние секунды жизни, сам знаешь, не до самоконтроля. Когда понял, что это ты, а не ракета, уже не смог остановиться. Как понос, понимаешь, вылетело…

Новые двигатели

Полдень. Борт № 10 должны закатить в ТЭЧ для замены двигателей. К вертолету подъезжает машина, чтобы утянуть его к месту замены. Борттехник Ф., занятый приготовлениями к перемещению, просит дежурного по стоянке части лейтенанта Л. найти водило — металлическую трубу для буксировки летательного аппарата тягачом.

Лейтенант Л. бегает от вертолета к вертолету по пыльной стоянке, ищет, уворачиваясь от выруливающих и заруливающих машин. Возвращается ни с чем к борту № 10, останавливается и орет, озираясь:

— Да где это ебаное водило?!

Из кабины тягача высовывается солдат и говорит испуганно:

— Я водила…

В ТЭЧи полным ходом идет замена двигателей на «десятке». Борттехник Ф. спускается сверху, чтобы взять на створках чемоданчик с инструментами. Створки отделены от грузового салона зелеными стегаными «шторками», за ними — полумрак. После яркого солнца этот полумрак оборачивается для борттехника Ф. полной тьмой. Вытянув перед собой руки, он наклоняется к бардачку, и чувствует, как под веко его правого глаза предательски-гладко въезжает что-то тонкое, острое, явно металлическое. Он застывает вполуприседе, осторожно поднимает руку и нащупывает висящий на крючке моток стальной проволоки-контровки. Борттехник понимает, что конец этого мотка и вошел ему под веко, угрожая — только дернись! — проткнуть этот трепещущий ресницами лоскутик кожи. Он аккуратно вытягивает проволоку, растирает заслезившийся глаз и громко говорит:

— Когда этот бардак кончится?

Берет чемоданчик с инструментом, откидывает шторку, выходит в салон. Останавливается, думает, разворачивается, открывает шторку и перевешивает моток проволоки свободным концом вниз. Снова думает — теперь под угрозой ноздря или губа. Машет рукой и уходит.

К счастью для борттехника Ф. во время замены двигателей в ТЭЧи ошивался доработчик с казанского завода. Он предложил борттехнику повысить температуру газов за турбинами двигателей.

— У тебя будет самый мощный борт в эскадрилье, — сказал искуситель. — Правда, двигатели выработают свой ресурс раньше, но на твой век здесь их хватит.

Намекал ли доработчик на то, что век борттехника здесь короток, или сказал это без задней мысли — борттехнику было все равно. За прошедший месяц ему надоело летать на астматической машине, и он согласился, не раздумывая. Двигатели отрегулировали. Доработчик напоследок дал совет:

— И скажи летчикам, чтобы большой шаг не брали. Лопасти начнут грести воздух — срыв потока, падение оборотов и прочая дрянь обеспечены…

Облет делал капитан Левашов. На висении машина показала себя великолепно — поднялась чуть ли не при нулевом угле атаки лопастей. Но когда пошли в набор по спирали, что-то не заладилось. Командир морщился:

— Хреново лезет. Шаг уже 11 градусов, и кое-как ползет — так мы и до трех тысяч не дотянем.

— А ты попробуй шаг сбросить, — посоветовал борттехник. — До девяти или даже до восьми.

— Сдурел, что ли? Посыплемся.

— Ну, потихоньку снижай.

Командир с неохотой послушался — и чудо произошло! Машина взмыла вверх как горячий монгольфьер!

— Вот это да! — восхитился командир. — Прет на восьми градусах. Такой мощи я еще не видел! Слушай, а как тебе в голову пришло шаг сбросить?

Борттехник спокойно пожал плечами:

— Обижаешь, командир. Я, как-никак, инженер.

Единственным минусом неожиданно приобретенной мощи было то, что борт № 10 начали ставить в планы на самые сложные задания — и намного чаще, чем другие машины. За день борттехник менял три-четыре экипажа, и налетывал по 5–8 часов. Вспомнились хитрые слова доработчика о коротком веке. Борттехник захандрил. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не сон…

Ему приснилось, будто на утреннем построении командир эскадрильи подполковник Швецов показал на него пальцем и сказал:

— Через десять лет этот парень станет императором!

Суеверный борттехник проснулся, и долго думал, что бы это значило. Императорская символика не поддалась ему, но, обратив внимание на первую часть фразы, он понял — у него есть будущее!

С тех пор борттехник Ф. перестал думать о собственной смерти.

Парадоксы войны

С рассвета пара занималась свободной охотой — прочесывали пустыню возле иранской границы к западу от Шинданда. Летали уже около двух часов, садясь по любому требованию старшего группы спецназа. Охота не складывалась — ни машин, ни верблюдов, ни явных духов. Попадались только черные, похожие на каракуртов пуштунские палатки…

Во время очередной посадки, когда бойцы рассыпались по палаткам, борттехник посмотрел на топливомер и увидел — керосина оставалось только долететь до «точки».