Лотерея "Справедливость"

Дверь.

Потом посмотрела в окно.

Окно.

Темнело. Окна соседнего дома наполнялись разноцветным вином.

Соат встала, прошлась по кабинету. Подошла к столу Алекса, заглянула в письма. Вернулась за свой стол, принялась допечатывать.

Это был тот же просторный кабинет, где Алекс проходил тест на абсурдность. Длинный стол, белые мертвые стены.

За столом о чем-то смеялись Акбар и Митра.

Била с ними не было.

— А, Алекс! — обрадовался Акбар. — Заходи, что так редко заходишь?.. Митра, ай аск хим вай хи камз ту ми соу селдом1 .

Митра погладил себя по колену:

— Бекоз хи хэз э вери-вери бьютифул лэди ин хиз офис!2

— Да, — смеялся Акбар, — я с такой леди конкурировать не могу... Переведи ему, Алекс.

— Что перевести?

— Ну, что я не могу с красивыми бабами конкурировать...

Алекс перевел.

— Ладно, че такой мрачный? — Акбар откинулся на спинку кресла. — Дома в порядке? Жена, дети... Че, еще не нашел жену? И детей нет? Тебе сколько? Тридцать два? Ну, и че ждешь? У тебя стоит? Че молчишь, отвечай, когда начальство спрашивает.

— Сори, сори, ай донт андестенд3 , — моргал Митра.

— А тебе и не надо этого андестенд, — похлопал его по плечу Акбар. — Я тебе баб организовал и радуйся в тряпочку... На чем мы остановились, Алекс?

Алекс напомнил, на чем.

— Да, любовь-морковь... Я тебя вообще-то не за этим звал, Алекс, не сбивай меня. Я вот че хотел тебе сказать. С завтрашнего дня в работе с базой данных тебе будет помогать господин Митра.

Алекс сел.

Почти весь месяц Митра торчал у себя в Индии, вернулся дня три-четыре назад. Офис сразу наполнился шуршанием, быстрыми шагами непонятно куда, вздохами. Теперь все это шуршание они собираются сплавить Алексу. Понятно...

— Акбар-ака, он же не поймет ни одного слова в письмах, как он их вносить в базу данных будет?

— Я и не говорю, что он будет вносить. Просто помогать. Ты ему кратко эти письма переведешь... Да не дергайся ты, скажешь ему, кто на кого жалуется. Он же у нас компьютерный гений. Как по-английски “гений”?

— Genius, — сказал Алекс.

— Митра, — повернулся Акбар, — ай тел хим, юа компьютр джиниэс4 .

Митра скромно потупил глаза.

— Ай вонт ту тел самсинг5 , — начал Митра, но Акбар весело его перебил:

1 Митра, я спрашиваю его, почему он заходит ко мне так редко.

2 Потому что с ним сидит очень-очень красивая женщина.

3 Прости, прости, я не понимаю.

4 Я сказал ему, ты компьютерный гений.

5 Я хотел ему кое-что сказать.

— Тумороу, Митра. Тумороу... Тудэй — финиш, гуд бай... Завтра, говорю, скажешь, сейчас топай, топай.

Митра вздохнул и вышел.

— Акбар-акя... — начал Алекс.

— Тс-с. Успокойся, дорогой. Успокойся, остынь, вот, водички попей.

— Акбар-ака, но с ним же вся работа запорется...

— Да, может, и запорется, — согласился Акбар и внимательно посмотрел на Алекса. — А кто сказал, что это плохо?

— Что? — выдохнул Алекс.

Акбар достал позолоченную зажигалку, закурил. Придвинул новую пепельницу в виде черепа.

Улыбка черепа была на редкость добродушной.

— Алекс, я не буду скрывать: у нас возникли проблемы. Не очень большие, я уже дал команду, их решают. Но проблемы есть, и мы — не страус, чтобы голову в песок закапывать. Нашей лотереей, Алекс...

— Заинтересовались?

— Да. Скажем так. На тебя никто не выходил?

“Рассказать?” — подумал Алекс и рассказал о ночном приходе Славяноведа.

— Мелкая фигурка, — сказал Акбар, стряхивая пепел в череп. — Пожуют и выплюнут. Сейчас на недвижимость резкий рост ожидается, вот они бизнес от мелочи очищают... После этого он не появлялся, нет?

Акбар подошел к окну, приоткрыл жалюзи. Вечер. Вот затеплился фонарь у входа, осветив беременную женщину, старика в зеленом чапане, парня с коляской, еще несколько человек...

— Акбар-ака, но какой им интерес в этой Лотерее? Что это за письма, о которых говорил этот Слава?

— Алекс, слушай, много будешь знать — состариться не успеешь...

Помолчал. Сел поближе к Алексу. Стал говорить — тихо и быстро:

— Я сам не все знаю, сейчас справки навожу. Пока одно понятно. Их заинтересовали не бабки, которые у нас в проекте. От бабок они, конечно, тоже не отказались бы, но эти бабки так хитро заложены, что даже мы их не очень увидим... Так, покружатся-покружатся перед носом и улетят. Этих ребят схема заинтересовала.

— Схема?

— Схема Лотереи. Согласись, с воображением придумано. Простая лотерея — это что? Наколоть быдло и быстро срубить бабки. А тут, видишь, какая схема закручена: не только азарт-мазарт, но еще и справедливость, а это тебе не пирожок за три копейки. Это... это — знаешь, какая страшная вещь? Это, можно сказать, религия. Это то, что заставляет вот этих... терпеть власть, государство терпеть, понимаешь?

Акбар перевел дыхание. Раскрыл рот, влил в него воду и со стеклянным стуком поставил стакан на стол.

— Мне, Алекс, прадед рассказывал... До того как русские сюда пришли, закон был такой. По улицам кази-раис ездил, с ним несколько служителей с во-от такими плетками. Где о несправедливости узнают, тут же, на месте, виновного плетками, плетками. Я прадеда спрашивал: а что, этот кази-раис никогда не ошибался? “Еще как ошибался! — смеется. — Только людям не это было важно. Важно было верить, понимаешь, верить, что придет большой начальник с большой плеткой и, может быть, сделает справедливость”. Понимаешь, у кого люди эту плетку справедливости увидят, тому и поклонятся, тот у них и будет государством, законом и папой родным. Если у государства ее увидят — государству поклонятся. У мафии увидят — мафии поклонятся. Если какая-нибудь МОЧИ придет, ей на фиг поклоняться, особенно с лотереей, это вообще — пальчики оближешь. А еще лучше — по схеме пирожка...

— Это как?

— А так: взять государство как оболочку, тесто. Начинка — мафия, понял? А международная организация — это как обертка, чтобы не запачкаться.

Сделав последнюю затяжку, затушил сигарету о череп. Череп улыбался.

— Короче, сейчас эти ребята как раз над таким пирожком работают... А на тебя вышли, чтобы проверить, как эта схема действует. Запустить пару дел и посмотреть: клюнет — не клюнет. Так что давай подстрахуемся, пусть этот Митра с тобой недельку посидит... В бюджете проекта есть статья на обслуживание техники, я уже договорился с МОЧИ, мы под это дело берем Митру. И бабки у нас останутся, и, если что, на Митру все стрелки перевести можно. Идеальный кандидат. Иностранец, сам сумасшедший и брат у него серьезный, никто связываться не станет...

— А если он что-то сделает не то... — начал Алекс.

— ...То это лучше, чем если что-то не то сделают с тобой, — оборвал его

Акбар. — Понял? Иди. И никому о нашем разговоре, понял? Особенно Биллу. Дома всем привет передавай.

Письмо № 424

— Все в порядке? — спросила Соат, когда он вернулся.

— В порядке.

Начало шестого.

“Как я устал от этой справедливости, — думал Алекс, глядя в светящийся тоскливым осенним светом монитор, — при чем здесь я...”.

Сохранил изменения в базе данных, выключил компьютер.

Было слышно, как где-то кричит женщина: “Не трогайте меня! Верните мне сына, слышите? Кто-нибудь меня здесь слышит? — я всю ночь кричать буду... Сына! Мальчика моего!”

Голос охранника Сережи: “Да вы послушайте... Ну, я вам конкретно человеческим языком говорю, мы здесь не отменяем приговоры...”

Снова крик.

Алекс вдруг вспомнил, как он, еще десятилетний, сидел с отцом в ночном аэропорту; кажется, они летели куда-то на юг, к морскому песку. Недалеко от них на полу сидела женщина со стеклянным лицом. Алекс смотрел на нее и думал, зачем она сидит на полу, и даже обрадовался, увидев, что она сидит на маленькой газетке. Но лицо у нее все равно было, как перегоревшая лампа. Потом женщина бросилась к другой женщине, в синей авиационной форме. Она стала спрашивать эту синюю женщину, точно ли ее сын летел тем самолетом и нельзя ли как-то узнать, а может, там кто-то спасся, такие ведь случаи бывали... может, даже ее сын, он ведь спортсменом был, знаете, спортсменом... А синяя авиационная женщина закатила глаза и стала кричать, что сколько можно говорить русским языком, чтобы она уходила отсюда, и что если опознают останки, ей их вручат, а теперь пусть уходит... Но женщина не ушла, а стала царапать себе лицо, которое оказалось все-таки не стеклянным, потому что иначе оно бы просто разбилось и разлетелось на тысячу осколков, и громко звать: “Франя! Франя Марцинкович!” И она кричала это так страшно, что Алексу захотелось подбежать и сказать: “Я, я Франя Марцинкович!” и вправду стать этим Франей Марцинковичем, спортсменом, умницей, только чтобы эта женщина не кричала, не царапала щеки, не проводила дни и ночи на этой маленькой скомканной газетке... Он посмотрел на отца и увидел его испуганные глаза. Идем, сказал отец, я куплю лимонад. Они пошли, и отец купил ему лимонад, теплый и безвкусный.