Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 53

 — Здесь я вас и покину, — сказала она. — Хочу попасть домой засветло, а мне ещё нужно заглянуть в один домик поблизости. Спокойной ночи, друг мой! Не исчезайте так скоро — и надолго! — добавила она с любовной теплотой, которая глубоко меня тронула. — «Так мало тех, кто дорог нам!» [78]

 — Спокойной ночи! — ответил я. — Теннисон сказал это о более достойном, чем я.

 — Теннисон просто не знал, о чём говорит! — с вызовом возразила она, и на секунду в ней проявилось прежнее детское озорство. Мы расстались.

ГЛАВА XX. Винегрет и прочая Петрушка

 Гостеприимство моей хозяйки было непритворно сердечным, и несмотря на то, что, обладая редкостной деликатностью, она никогда прямо не упоминала о друге, чьё присутствие рядом внесло в мою жизнь столько светлых часов, я не сомневался, что только доброжелательное сочувствие к моему нынешнему одиночеству понуждало её чутко следить за тем, чтобы меня окружал истинно домашний уют.

 Одинокий вечер задался длинным и унылым, и я неподвижно сидел, наблюдая меркнущий в камине огонь и позволяя Фантазии создавать на красной золе силуэты и лица из давно отыгранных сцен. Вот появилась плутовская ухмылка Бруно — мелькнула искрой и пропала, вот на её месте возникло румяное личико Сильвии, а вот — круглое и весёлое лицо Профессора, светящееся радостью. «Входите, входите, мои маленькие друзья!» Он ли это произнёс, или мне послышалось? Тут раскалённый уголёк, что на минуту принял облик доброго старичка, стал тускнеть, и слова, казалось, замерли одновременно с угасанием его блеска. Я схватил кочергу и двумя-тремя прицельными тычками оживил потухающий жар, в то время как Фантазия, этот не ведающий смущения менестрель, снова затянула волшебную балладу, столь любезную моему уху.

 — Входите, входите, мои маленькие друзья! — повторил весёлый голос. — Я всех заверил, что вы обязательно придёте. Ваши комнаты вновь вас ожидают. А Император с супругой... Уж им-то мы вами угодим! Ведь сказала же Её Величество: «Надеюсь, к началу Банкета они поспеют!» Прямо так и сказала, поверьте мне!

 — А Уггуг тоже будет на Банкете? — спросил Бруно. Брат и сестра с тревогой взглянули на Профессора.

 — Конечно будет, конечно! — ответил Профессор и захихикал. — Это же Банкет по случаю дня его рождения! Вы разве забыли? Все будут пить за его здоровье — и прочее, что полагается в таких случаях. Какой же Банкет без него?

 — Гораздо лучший, — ответил Бруно. Только сказал он это тихо-тихо, и никто, кроме Сильвии, не услышал.

 Профессор снова захихикал.

 — Банкет выйдет на славу, раз и ты пришёл, мой славный человечек! Я здорово по тебе соскучился!

 — Было нам быть в пути покороче, — сказал Бруно из вежливости.

 — Пожалуй, — согласился Профессор. — Впрочем, пустяки: ведь теперь вы снова коротки как положено, так что устраивайтесь без помех! — Тут он стал перечислять развлечения, запланированные на этот вечер. — Сначала будет Лекция. На этом Императрица настояла. Она сказала, что на Банкете люди будут много есть, это их разморит, и они невнимательно выслушают Лекцию. Наверно, она права. Перед Лекцией только небольшое восстановление живой силы — ведь гости всё равно станут собираться загодя; заодно и сюрприз такой для Императрицы — то есть, ей на удивление. Пусть даже она... скажем, не настолько умна как раньше, но мы решили, что хорошо бы состряпать для неё винегретец — то есть, из небольших сюрпризиков. Затем будет Лекция...

 — Та самая Лекция, к которой вы ещё тогда, давно, всё готовились? — спросила Сильвия.

 — Та самая, — нехотя подтвердил Профессор. — На её подготовку ушла уйма времени. А у меня ведь ещё много других важных дел. Я, к примеру, Придворный Врач. Я обязан следить за здоровьем всех Королевских Слуг... Вот что! — воскликнул он и торопливо позвонил в звонок. — Сегодня не худой день для Приёма Лекарств! Раз в неделю мы обязательно даём слугам Лекарства.

 — А если будет худой день? — спросила Сильвия.

 — Ничего себе — худой как тень! — вскричал Профессор. — Таких сразу увольняют! Если мы станем лечить худых как тень, никаких лекарств не напасёшься! Вот Лекарство на сегодня, — продолжал он, беря с полки здоровенный кувшин. — Я лично составил его утром, первым же делом. — Тут он протянул кувшин Бруно. — Обмокни пальчик и попробуй на вкус!

 Бруно подчинился, но, лизнув палец, так скорчил лицо, что Сильвия испуганно воскликнула:

 — Что с тобой, Бруно?

 — Такая гадость! — ответил он, когда его лицу вернулось обычное выражение.

 — Гадость? — переспросил Профессор. — А ты как думал? Во что превратится Лекарство, если перестанет быть гадостью?





 — Во вкусность, — сказал Бруно.

 — Я хотел сказать... — пробормотал Профессор, сбитый с толку быстрым ответом мальчика, — такого не бывает! Лекарство обязано быть гадостью, понимаешь? Будь любезен, снеси этот кувшин в людскую, — обратился он к лакею, появившемуся на звонок, — и скажи, что нужно его принять кому следует.

 — А кому следует его принять? — спросил лакей, взяв кувшин.

 — Ох, а вот этого я ещё и не выяснил! — смущённо пробормотал Профессор. — В общем, скоро сам приду и разберусь. Без меня пусть не начинают! Но это и впрямь чудо, — обратился он к детишкам, — каких успехов я добился в лечении Болезней! Тут у меня кое-что записано для памяти. — Он достал с полки кипу листков бумаги, сколотых вместе по два и по три. — Вот, взгляните на эту подшивочку. «Младший Повар Номер Тринадцать вылечился от обычной лихорадки — Febris Communis». Так, посмотрим, что к нему подколото. «Дал Младшему Повару Номер Тринадцать двойную дозу Лекарства». Есть чем гордиться, как по-вашему?

 — Но что за чем следовало? — спросила Сильвия с весьма озадаченным видом.

 Профессор внимательно просмотрел свои бумажки.

 — Оказывается, на них не поставлены даты, — удручённо признался он, — так что, боюсь, не смогу вам сказать. А ведь было и то и другое, на этот счёт нет никаких сомнений. Лекарство, видите ли, великая вещь. Вот Болезни — это уже не столь существенно. Лекарство можно хранить целые годы, но никому ещё не захотелось столько хранить свою Болезнь! Кстати, пойдёмте-ка поглядим на нашу эстраду. Садовник просил меня взглянуть перед началом, всё ли меня в ней устраивает. Так что мы можем сходить сейчас, пока не стемнело.

 — Давайте сходим посмотреть Устраду! — обрадовался Бруно.

 — Тогда надевай шляпку, Бруно, — ответила сестра. — Чего копаешься? Не заставляй дорогого Профессора тебя ждать!

 — Не могу её найти! — печально ответил братец. — Я её катал туда-сюда, и она куда-то закатилась!

 — Может быть, туда? — сказала Сильвия, указав на тёмный чулан, дверь которого была слегка приоткрыта. Бруно побежал к чулану и скрылся в темноте. Спустя минуту он вышел оттуда с удручённым видом и осторожно прикрыл за собой дверь.

 — Её там нет, — сказал он с такой необыкновенной скорбью, что Сильвия удивилась и забеспокоилась.

 — А что тогда там, Бруно?

 — Там паутина и два паука... — задумчиво произнёс Бруно, перечисляя по пальцам, — обложка от альбома, черепаха, блюдо с орехами, старичок какой-то...

 — Старичок! — воскликнул Профессор и сразу же сам бросился к чулану. — Это, должно быть, Другой Профессор — он уже давным-давно потерялся!

 Профессор распахнул дверь чулана, и точно — нашим взорам предстал Другой Профессор, сидящий на стуле с книгой на коленях и занятый тем, что закусывал орехами с блюда, которое ему, по счастью, удалось снять, дотянувшись до ближайшей полки. Он оглядел всех нас, но пока не раскусил очередной орех и не съел ядрышка, ни слова нам не сказал. Затем он задал свой обычный вопрос:

 — К Лекции всё готово?

 — Начнётся через час, — ответил Профессор, уклоняясь от прямого ответа. — Но сперва нужно подыскать того-сего Императрице на удивление. А после будет Банкет...

78

Из стихотворения Теннисона «Преподобному Ф. Д. Морису».