Страница 6 из 25
«Оазисом порядка» для западных королей была Византия, «варварские короли почитали за честь получать от него (византийского императора – Л.Н. ) высшие императорские титулы и пышные инсигнии своей власти; латинские хронисты зачастую вели летоисчисление по годам правления византийских вазилевсов, а при дворах западных правителей чеканились монеты, имитирующие византийские солиды» [65] . Образ резиденции христианского монарха был ориентирован на ряд прецедентов, важнейшими среди которых были храм и дворец ветхозаветного Соломона, Священный дворец в Константинополе. Вариантами реализации этих образцов были «дворец» остготского короля Теодориха в Равенне, Аахенский комплекс Карла Великого [66] , Вестминстерское аббатство, основанное Эдуардом Исповедником, т. н. «дворец Меровингов» в Париже [67] . В таких резиденциях т. н. дворцы играли явно второстепенную, подчиненную роль по отношению к капеллам, церквям, соборам. Да и сами резиденции играли роль не столько административных, политических центров, сколько были центрами символическими.
Раннее европейское Средневековье не знало стационарной резиденции правителя, как не знали столиц слабо интегрированные королевства. Резиденции христианских монархов были, прежде всего, монументальными инсигниями власти, постулировавшими свыше установленный порядок [68] .
Образцом государственной власти в европейском Средневековье, и способов ее легитимации, и организационных форм, была власть духовных владык. Папское государство, считает П. Бурдье, стало образцом формирования централизованных монархий – благодаря опоре не на территорию, а на налоги и право, оно ранее всего эволюционировало в сторону бюрократической системы управления [69] . Церковный двор в Авиньоне стал образцом придворной жизни [70] . Укрепление статуса королевской власти было тесно связано с накоплением «символического капитала» святости, придавшего королевской власти квазисвященнический характер: обряд помазания при вступлении на престол и коронации, включавшие осуществление евхаристической привилегии, королевский обряд исцеления золотушных и т. н. монархические циклы – собрание легенд, указывающих на сверхъестественное происхождение королевских инсигний [71] . У церкви позаимствована и сама идея абсолютной власти монарха – «plena potestas». Сама титулатура «Его величество» («Sa Majestй»), принятая Карлом V, прежде применимая только к Богу, – стала перенесением на монархов образа Божественного величия [72] .
Сакрализация королевской власти, повышение статуса «царства» до уровня «священства» влекла за собой перемены не столько в структуре пространства, сколько в системе убранства королевских резиденций – произошло перенесение форм храмовой архитектуры и, что показательнее, системы храмовой росписи в королевские покои. Сюжеты ветхозаветной и новозаветной истории, изображения евангелистов, притчи, помещенные стенах королевских залов, освящали королевские суды и рыцарские церемонии [73] .
В культуре Средневековья дворцы и храмы составляли единое сакрально-символическое пространство, в котором власть земная была знаком высшей власти. Сакральность государственной власти выражалась системой уподоблений: монарха и священослужителя, государственных и церковных ритуалов, инсигний власти, одной из которых и выступал «дворец». Резиденция монарха в христианском мире, восходящая к ветхозаветным прообразам и к череде исторических прецедентов, представляла собой храм и связанный с ним дворец. В этом сочетании первенствовал храм, именно здесь монарх выступал в полноте своего символического статуса.
В эпоху Древности и Средневековья, как исторических типах традиционной культуры, власть сакральна, т. е. источником ее легитимации выступает порядок взаимоотношений между миром людей и миром богов. Ни один правитель – глава общины или правитель государства Древности, средневековый император или король не являются с этой точки зрения суверенными, а их жилища представляются не исключительными топосами власти, но частями единого сакрально-политического пространства.
В традиционной культуре топосом власти выступает святилище. Это не обязательно храм, но жилище, гробница, природное пространство или природный объект – медиатор между миром человеческим и миром высших сил. Дворцы Древности и Средневековья являются вариантами сакральных пространств, поэтому справедливо объединить их в тип дворцов-святилищ.
Существенным признаком типа дворцов-святилищ является их чрезвычайная близость, порой идентичность формам культовой архитектуры, вызванная качественной близостью, сопоставимостью их как топосов. Дворец-святилище не является качественно определенным в художественном отношении пространством, но производен от языка сакральных пространств.
В сакрально-магическом политическом пространстве Древней культуры, в которой характер взаимоотношений между миром людей и миром богов носит непосредственный характер, можно говорить об идентичности дворцов и храмов. В них совпадают сами функции пространств, их магические возможности, и как следствие, художественные формы.
В сакрально символическом политическом пространстве Средневековья, когда между миром божественным и тварным возникает символическая дистанция, можно говорить об уподоблении дворца храму, аналогичному уподоблению храма земного храму небесному. Это уподобление может иметь различные формы – от художественного подобия, включающего жилище правителя и его самого в цепь символических аналогий, до территориальной близости, соседства храма и дворца, этой близостью осененного.
Дворец-произведение искусства как топос власти абсолютной монархии: от Средневековья к Новому времени
Настоящий раздел посвящен рождению собственно дворцового пространства, качественно отличного и от храма, и от жилища. Такой дворец появился в европейской культуре на заре Нового времени. Уникальность европейской ситуации заключалась в том, что здесь сложилась концепция суверенитета – власти, не требующей легитимации свыше, а политическая сфера приобрела автономность по отношению к сфере сакральной. В наиболее полной степени о десакрализации политической сферы можно говорить применительно к национальным суверенным государствам в культуре индустриального типа. Абсолютная монархия как особая структура, свойственная еще не национальным, но территориальным государствам раннего Нового времени, является переходной от сакрально-политической сферы к автономии политического. Но именно с ней, с абсолютной монархией, связано превращение дворца в исключительное место власти.
Власть абсолютного монарха не свободна от сакральной легитимации. Более того, как полагал П. Бурдье, «начальный символический капитал» святости сыграл решающую роль в процессе формировании абсолютизма, благодаря ему короли заняли исключительную социальную позицию, недостижимую даже для наиболее сильных соперников – братьев короля [74] . Чудесные целительные способности королей, сконцентрированные в одном лице – главе старшей ветви, единственном законном наследнике престола – стали решающим аргументом в установлении династического принципа престолонаследия. По замечанию М. Блока, «ни в одну эпоху квазибожественная сущность королевской власти и даже самой особы короля не подчеркивалась так четко и даже так резко, как в XVII столетии» [75] .
Н. Элиас считал, что в процессе формирования абсолютных монархий решающую роль сыграли так называемые «денежный шанс» и «военный шанс» королевской власти.
Под «денежным шансом» Н. Элиас подразумевал концентрацию в руках королей огромных денежных запасов в эпоху, когда денежный оборот стал играть существенную роль в экономике. «Король, владеющий землями и раздающий земли, превратился в короля, владеющего деньгами и раздающего деньги» [76] . В Средневековье земля давала своему владельцу не только средства к существованию и возможность их защищать (содержать войско), но и независимость от центральной власти, что способствовало политической децентрализации. В денежной экономике раннего Нового времени земельная рента уже не могла обеспечить своему владельцу уровень существования, соответствующий его социальному статусу – демонстративную роскошь хозяина и его щедрость по отношению к поданным [77] . Увеличение денежного оборота в экономике, начавшееся с эпохи Великих географических открытий, оказалось губительно для высших слоев общества – основных соперников монархов в борьбе за верховную политическую власть.