Изгой

Чувство неспособности противостоять всей этой стае переполняло Бориса. У него наконец началась истерика, которую так ждали одноклассники. С воплем отчаяния, он вскочил с пола. Топая ногами и дергаясь, Борис попытался было вновь натянуть на себя штаны с трусами, но кто-то сзади сдернул их опять. Мальчишку трясло, он метался по рекреации, вцепившись в свои штаны, пытаясь вырваться из окружения. Его толкали, он даже не плакал — он визжал. И это забавляло пацанов. Никто не пришел на помощь Борису, никто не вступился за него. Вскоре, однако, кто-то закричал: «С него достаточно, уходим, а то Зинаида увидит!» — ребята быстро разбежались, оставив наконец Борю в покое.

Он остался один, униженный и оскорбленный. Тело его продолжало дергаться от напора чувств и собственной беспомощности. Он опустился на пол рекреации и тихо плакал, без всхлипываний и вздрагиваний. Жгучие слезы отчаяния и стыда сами собой катились по щекам и капали на одежду. Его никто не пытался утешить. Он никому не был интересен. Борис плакал не столько от физической боли, сколько от мучительного осознания собственного бессилия, своей неспособности противостоять толпе, неспособности избежать унижений. Они издевались над ним потому, что он был не такой как все, потому, что считали его изгоем. Но Борис по натуре своей был уступчивым, добрым юношей. Он старался избегать ссор, старался уступить, отойти. В его облике проглядывалась некая покорность судьбе, покорность людям и обстоятельствам.

Вот и сейчас страдальческое выражение застыло на его лице. Он сидел неподвижно, несчастный и жалкий. Слезы продолжали струиться по его щекам а из зала доносилась веселая музыка.

Поплакав так в одиночестве минут десять, Борис наконец решился спуститься на улицу и с тяжелым сердцем побрел домой. Матери не было. Из соседней комнаты слышались детские голоса: к сестре пришла подружка.

В опущенном состоянии духа Боря шлепнулся на кровать. На душе было неимоверно тяжело. Он с презрением и ужасом вспоминал, как лежал со спущенными трусами, а все вокруг радостно смеялись над ним. Сволочи! Подлецы! Накинулись скопом на одного. Откуда такая жестокость? Ведь он не сделал никому из них ничего плохого! Борис привык стойко переносить все обзывательства и оскорбления, он просто не обращал на них внимания. Но зачем они надругались над ним?

Ему было жаль, нестерпимо жаль себя. Он понимал, что его унижали, над ним измывались не потому, что он был подлым и гадким, не потому, что он был неряхой или негодяем, даже не потому, что он приставал к девушке — всего этого не было, — а потому, что он не мог постоять за себя.

Чувство беспомощности и неполноценности переполняло его. Но излить свою душу, попросить совета или защиты было абсолютно не у кого.

Глава 3. Странная семейка

У Бориса не было, совсем не было близких ему людей, которым он мог бы довериться, рассказать о своих переживаниях.

Мать? Нет, к матери Борис обратиться не мог. Она никогда не была для него другом и не поддержала бы сына в трудную минуту. Мать имела привычку лишь насмехаться над ним и выискивать у него недостатки. Для Бориса она была совсем чужой. Мать не разговаривала с сыном без особой необходимости, никогда не рассказывала ему о своей жизни, не учила его ничему. Ее жизнь была тайной для сына, но и она совершенно не интересовалась жизнью своего ребенка. Их общение было минимальным. Все время матери было заполнено работой и воспитанием дочери. А в отношениях с сыном была непроницаемая завеса, которую мать приподнимала лишь в случае, когда ей что-то требовалось от Бориса. Она не одобряла его поступки, не содействовала ему в его делах. Мать словно отреклась от родного сына и постоянно внушала ему, что ничего путного из него не получится.

Татьяна же, сестра Бориса, находилась еще в том возрасте, когда не умеют понять чувства и трагедию окружающих. Да и не захотела бы она выслушать брата, не стала бы сочувствовать и утешать. Также как и мать, она смотрела на Бориса как на ничтожество. Между ними не было родственной связи и душевного единения, характерной для близких людей. Да и чисто внешне они не походили на брата и сестру. Борис был худым кареглазым юношей со слегка вьющимися темными волосами и нехарактерными для молодого человека огненными вспышками румянца на щеках. Сестра его, зеленоглазая блондинка, по комплекции больше напоминала мать. Она еще не имела того заметного лишнего веса, который набрала ее мать, но была вполне упитана для своего возраста.

Борис был старше сестры на семь лет, но дистанция между ними была огромна. Они разговаривали только в случае острой необходимости и их разговор сводился обычно к нескольким коротким обыденным фразам. Таня не понимала брата и не хотела общаться с ним, да и Борису разговоры с заносчивой сестренкой не доставляли удовольствия. Сестра поглядывала на старшего брата с превосходством, потому что чувствовала себя главнее, значимее его.

«Это не наша порода!» — не раз говорила мать Танечке, и сестра не считала Бориса за своего близкого родственника. С ранних лет она отделилась от брата стеной непонимания, равнодушия и безразличия. Девочка жила в своем мире, куда вход старшему брату был заказан. Она видела, как к Борису относится мать и брала с нее пример. Нет, и она не стала бы утешать брата, скорее наоборот, посмеялась бы над ним.

Чем же заслужил Борис такую немилость?

Он родился в простой, приличной с виду семье. Боря был довольно поздним, однако совсем не любимым ребенком. Валентина Михайловна, его мать, долгое время вообще не хотела иметь ни семьи, ни детей. И только когда ей перевалило за тридцать, серьезно задумалась о том, что пора бы выйти замуж и родить девочку, помощницу в хозяйстве. Но родился сын, очень похожий на мужа, отношения с которым у Валентины Михайловны не складывались.

Все знакомые отмечали редкое сходство Бориса и его отца. И Валентина Михайловна сразу невзлюбила сына, ту генетику, которую передал ему отец. У Борьки были отцовские глаза, карие, большие, глубоко посаженные, такие же толстые и безвольные губы, такой же высокий лоб, такие же широкие плечи и узкие бедра.

Эта похожесть на ненавистного ей мужика раздражала Валентину Михайловну. Рождение такого ребенка было для нее недоразумением, она не испытывала к новорожденному никаких теплых чувств. Так бывает иногда, в редких случаях природа не награждает женщину любовью к своему ребенку. Происходит некий генетический сбой, устраняющий материнский инстинкт. Подобное случилось с Валентиной Михайловной. Свое негативное отношение к отцу ребенка она перенесла и на сына.

Отец Бориса был человеком слабохарактерным, недалеким и скупым. Валентина Михайловна презирала его. Ей не стоило вообще выходить замуж за этого человека, который совсем не нравился ей. Но она расписалась с Владимиром, потому что посчитала, что так надо. Все ее подружки давно имели семьи, а она все еще ходила в одиночках.

Брак с Владимиром был ее первым официальным браком. По молодости Валентина пару лет жила с мужчиной, который был заметно старше ее. Он привез ее в Тулу из глухой курской деревни, поселил в своей квартире и содержал. Валентина не любила сожителя. Она уехала с солидным дядькой без любви, лишь для того, чтобы вырваться из отчего дома, отойти от скучной, тяжелой крестьянской жизни. Их союз оказался неудачным. На каком-то этапе сожитель стал избивать Валентину, она ушла от него, осела в Туле, работала на кондитерской фабрике и жила в общежитии.

Длительное время после расставания с сожителем Валентина Михайловна старалась избегать лиц противоположного пола. Она не умела и не хотела любить мужчин. Ее нельзя было назвать писаной красавицей, но и изъянов во внешности у нее не имелось. Обычная, довольно симпатичная девушка, на которую иногда обращали внимание парни, только она не отвечала им взаимностью.

Но время шло, ухажеров становилось все меньше, а желание быть как все и иметь семью все чаще заявляло о себе. Тут и подвернулся Владимир, которому понравилась скромная с виду девушка. Владимир был младше ее на пару лет и имел свой дом в поселке недалеко от Тулы. Этот дом оставила ему бабушка.