Первый день Вечности

— Это что? Городской телевизор?

— Городской — слышен громкий голос Андрея. Камера неуверенно наезжает на автомат.

— Можно переключить на любой канал — спокойно говорит Андрей.

Видимо, он отвечает на не услышанный Яной вопрос. В кадре крупно рука "номера первого", камера рывком отъезжает. Виден солдат, наклонившийся над студийным монитором — простым телевизором LG. Солдат косится на камеру и неуверенно тычет в кнопки. Невнятная речь (громко-громко сопит Галина, — слышно, как она плаксиво шмыгает носом… хоть бы кто её отключил!) и в кадре появляется Роальд и переключает каналы. Андрей объясняет:

— Это обычный городской телевизор. Вон, в углу, логотип АТР. Его только на эфире ставят. А это СГТРК… второй канал… тут реклама… А что ты хотел? Что про тебя все телеканалы говорить будут? Круглые сутки? Вот будут новости… Нет, мы-то как раз в прямом эфире… Какая запись?! Ну, ты включи на АТР — нас и увидишь! И весь город нас сейчас видит, если на нашей кнопке, конечно, телевизор смотрели. Роальд Вячеславович, включите вы ему, а то я даже встать толком не могу из-за этого провода!..

— Яна! Ты АТР смотришь? — кричит кто-то в трубке. Оказывается, она держит телефон у уха. Рефлекторно включила, наверное. Привычка. — Яна! Яна, включи АТР!

— Пивка бы, — негромко говорит Андрей. — Холодненького… Ага, вот, так! Видишь себя? Эту картинку теперь, надеюсь, полгорода рассматривает. Дурные новости — они на тонких ножках бегут.

— Ненадолго картинка! — громко бубнит динамик Светкиным голосом. — Сейчас набегут менты, отключат всё и будем мы в темноте сидеть, штурма ждать.

Номер первый неразборчиво кричит. Но слышно его, как из подвала:

— … не отключать!..

— Я же говорю, давайте передадим микрофон Галины Львовны…

— Янка, мать твою! Ты что там, оглохла?! — пищит трубка.

Дрожащий голос Гошки из динамика:

— Андрей, у меня на пульте звонок. Включаю!

Слабый голос откуда-то со стороны:

— … вы что, охренели?!..

Динамик внезапно оживает типичным телефонным голосом:

— Алло! Алло! Вы меня слышите? Это передача? Передача, да?

— Господи, да что же это такое? — стонет Галина.

— Это программа "Звони — ответим". Слушаем вас, — со знакомой профессиональной интонацией говорит Андрей. На секунду Яне кажется, что всё происходящее — это какой-то дурацкий чужой сон.

— Я спросить хотела вашу гостью про цену… Ой! Что у это вас там?.. Это… это что такое?..

Испуганные короткие гудки. Связь резко обрывается — это "номер первый" отвешивает подзатыльника Гошке. Яна почти видит эту неизвестную телезрительницу, добросовестно набиравшую вечно занятый телефон прямого эфира… и дозвонившуюся наконец-то!.. И минут десять сидевшую с немой трубкой после Гошкиной сакраментальной фразы — подождите, мол, немного, через некоторое время я включу вас в эфир. Как правило, счастливчику, удавшемуся пробиться со звонком прямо в передачу, немедленно хотелось бежать к телевизору, чтобы увидеть реакцию ведущего и гостя на его, зрителя, персональный выстраданный вопрос.

И вот несётся такая тётка к телевизору, на ходу выпаливая подготовленную фразу, раздражённо машет на мужа, давно переключившегося на какой-нибудь хоккей на другом канале, торопливо щёлкает пультом на кнопку АТР… а там! Яна нервно хихикает. На диване начинает пиликать сотовый. "Алло! — мелькает в голове. — Алло, кто бы вы ни были — это наш чёртов дурдом на проводе! Валяйте, выкладывайте ваши проблемы, проблемки, проблемищи… в самом, что ни на есть прямом эфире!"

— Да? — вслух произносит Яна. Трубка начинает взволнованно пищать чьим-то голосом. Красивой, скандально известной всему полуторамиллионному городу журналистке и поэтессе Яне Полозовой хочется беспомощно, по-детски зареветь. И прежде, чем она понимает, что звонит старый знакомый, бизнесмен и депутат, в чьей команде она сейчас работает по предстоящим выборам, она несколько раз хлещет себя по щеке. Это немного приводит её в чувство.

— Яна, это я, Басов! Ты где?

— Дома я, — отвечает она сдавленным голосом.

— Ты знаешь про теракт на АТР, про заложников?

— Антон Александрович, они же там всех поубивают, сволочи!

— Яна, ты мне номер дай, номер режиссёра или ещё кого! Соберись, слышишь? Номер кого-либо из всех, кто там!

— Да нет у меня номера!

— В сотовом нет, что ли?

— Ой… в сотовом… Антон Александрович, я вам перезвоню сейчас…

(пауза, попискивают кнопки; пауза)

— Антон Алекса…

— Нашла, нет?

— Записывайте — восемь, девятьсот два, восемьдесят четыре… (диктует, всхлипывая)

— … пятьдесят два?.. Что? Пятьдесят или шестьдесят? Шестьдесят? Слышно плохо. Шестьдесят два… Записал!

— Антон, вы же депутат Госдумы! Сделайте что-нибудь! Ну, там… ну, вы же знаете!..

— Яночка, ты не волнуйся так… всё будет хорошо… генералу Ванникову я звонил и…

— Андрюша там… Кирилл, Оля… да все же там! — она вдруг ревёт в голос, как в детстве ревела лишь от несправедливости.

— Яна… Яна, возьми же себя в руки, чёрт тебя побери!!! Мне твоя машина нужна, срочно, слышишь?.. Свою взять не могу — охрана сразу за мной потащится!.. Да не умею я водить, ты же знаешь! Садись и дуй к АТР. Меня на перекрёстке подхватишь. Около универсама! Я буду прямо у перекрёстка! Да, мы едем туда!

Она кивает головой, выдавливая из себя лишь жалкий писк. Её старенький "Федя", то бишь свирепо бордовый форд стоит прямо под окнами. Память о предыдущей предвыборной кампании, когда Яна заработала свою скандальную славу, потеряла политическую невинность (так пошутил однажды Андрей Нулин) и приобрела этот видавший виды бордового цвета джип.

Вне времени. Сейчас. Андрей и Ольга узнают правду

То, что он действительно умер, Андрея почему-то не пугает. Наверное, он должен был сожалеть об ушедшей жизни, ведь позади не было ничего такого, что вспоминалось бы с ужасом. Ни долгого угасания на больничной койке, ни боли, ни страданий, ничего. Так что, можно сказать, что он не относился к тем несчастным людям, кто ждёт смерти, как избавления.

Но сожалений не было. Новое состояние было увлекательным… как приключение, — из тех, о которых мечтаешь мальчишкой. Память охотно показывала далёкое, зачастую напрочь забытое… но то, что было совсем недавно — отсекло, как массивной свинцовой дверью. Совсем такой, какая была в одном из цехов завода, на котором работал отец.

Андрей чувствовал, что может вернуться в детство и видеть всё также отчётливо и немного отстранённо, как в случае с Яной. Ему даже хотелось сделать это, но как только он "отплывал" в сторону… вглубь… словом, уходил туда, где его ждали яркие летние дни, велосипед, рыбалка и шумная ребячья компания, как он начинал терять Ольгу. Можно было изо всех сил сжимать её в объятиях — она ускользала, теряясь в объемлющем всех и вся тумане. А он не хотел отпускать её. Смутно он понимал, что они очень долго не виделись, и теперь не мог вот так — запросто — расстаться с ней, пусть и ради пыльных тополей и солнца родного двора. Наверное, она спит и видит сейчас долгий сон, в котором Андрей держит её на руках и тихо плывёт сквозь толщу времени своей жизни.

— Не отпущу тебя, — прошептал он Ольге на ухо. — Теперь ни за что не отпущу.

Вот и Антон со своим охранником, втиснувшимся между девушками. Стоящий у стола Антон держит в руке стопку, обводя взглядом собравшихся.

— Ольга почти не общалась с нами, — говорит он. — Я её прекрасно понимаю…

— Она всегда в феврале с нами собиралась, — напоминает кто-то.

— Она особняком держалась…

— У них в "Востоке" она тоже не очень-то с коллективом была, — вздыхает Кирилл. — Вот уж кого жаль, честно говоря. Это я не в обиду кому-то говорю, но…

Туман становится гуще. Голоса сливаются в неразборчивый гул. Андрей гладит волосы Ольги, стараясь вспомнить, что было дальше. Странное понятие — "дальше". Оно для всех из них было разным. Вся эта история с захватом…. Чёрт, да это самое яркое, пусть и ужасное, событие в их жизни! Во всяком случае, у большинства. Дальше была просто жизнь. Временами скучная, временами невыносимая, но чаще — простая и такая волшебная; яркая и непредсказуемая — жизнь!