На нашей ферме

Вот и вся история нашего первого урожая.

Глава 3. Мы вступаем во владение фермой

Наш участок граничил с овцеводческой фермой Дарлинг. Дела наши постепенно шли на поправку — не сравнить с тем, что было вначале, но все же похвалиться пока нам было нечем. Деревянный домишко в четыре каморки без веранды на опушке самшитовой рощи, навес да шесть акров земли под ячменем были единственными признаками, что здесь живут новые поселенцы. Иногда поблизости паслось несколько лошадей — увы‚ не наших; порой появлялось стадо скота — тоже не наше! К нам забредали коровы с молочными телятами, молодые бычки, какой-нибудь старый бык, а то и два; они сжевывали наши лучшие штаны, висевшие на бревне, заменявшем веревку для сушки белья, уходили и подолгу не появлялись, а иной раз исчезали навсегда.

Скота было хоть отбавляй, а мы постоянно сидели без мяса.

Отец отправился на заработки: надо было зашибить хоть несколько фунтов. Виной всему был плохой урожай кукурузы, не оправдавший наших надежд. Нам из этого урожая достался один мешок муки. Сколько отдали лавочнику, не знаю. Перед уходом отец засеял поле ячменем. Вообще говоря, он не очень-то верил, что у нас может что-либо уродиться и совсем было пал духом, но ма напомнила, что скоро мы вступим во владение участком; это подбодрило отца, и он снова принялся за работу. Ну, а когда он брался за дело, то устали не знал, что правда, то правда!

Плуга у нас не было. Пришлось попросить старого Андерсона вспахать наши шесть акров. Отец посулил ему по фунту за акр, точнее, он обещал отдать старику шесть фунтов из первого заработка.

Отец засеял поле, а потом вместе с Дейвом и Дэном обрубил здоровенные суковатые ветки с засохшего дерева, прививал к веткам веревки и принялся боронить засеянное поле. Пришлось же им попотеть — не легкая это была работа! То и дело они в изнеможении садились на землю, но отец всякий раз напоминал, что скоро придут бумаги на ферму, и они вновь принимались за работу.

Мы обнесли поле изгородью, а вокруг выгона забили колья на большом расстоянии друг от друга. Нам оставалось только протянуть по ним проволоку. Ее мы хотели купить на деньги, что собирался прислать отец, а по его возвращении думали подавать прошение о выдаче документов на ферму. Отец уверял, что тогда-то уж все пойдет по-иному и ферма у нас расцветет на славу. Мы поднимем пятьдесят акров целины, построим сарай, купим жатку, плуги, молотилку, заведем коров и хороших лошадей. А пока нет отца, мы — Дэн, Дейв и я — должны хорошенько присматривать за полем. Отец твердо верил, что урожай будет добрым.

Прошло полтора месяца, как уехал отец. Что ни день, мимо нас проходили всякие бродяги, и каждому было что-нибудь нужно от нас. Мать спрашивала всех, не видели ли они отца. Но никто его не встречал и ничего о нем не слыхал. Только однажды к нам забрел какой-то седой старичок, который сказал, что хорошо знает отца: они даже вместе ночевали и пекли лепешки в золе. Мать страшно обрадовалась и зазвала старика в дом. На обед в тот день у нас было жаркое из сумчатой крысы. Девочки сначала даже не хотели подавать его на стол, но мать сказала, что старик не догадается. Гость был очень. голоден, и жаркое ему понравилось: он даже протянул тарелку за добавкой и сказал, что ему не часто приходилось баловаться такой вкусной курочкой.

Старик ушел от нас, и девочки были очень рады, что он так и не распознал, чем мы его угостили. Правда, Дэн сильно сомневался, что старик не умел отличить крысу от курицы, и уверял, что нашего отца он и в глаза не видел, а просто надул нас.

Прошла еще неделя, и отец вернулся. Он появился ночью. Мы все повскакали с постелей и бросились искать молоток, чтобы выбить колышки, которыми запирали двери за отсутствием замка. Отец принес с собой всего-навсего три фунта. Их не хватило бы даже на проволоку. Зато он привел с собой гнедую кобылку под седлом. Где он ее добыл, бог ведает. По словам отца, лошадка была замечательная, особенно для дальних поездок. Нужно было только ее хорошо накормить. Назвал он ее Эвелиной. Кобылка была действительно смирная. Мы выбрали для нее пастбище потучнее. Но она почему-то не хотела жиреть с одной травы. Очень ее полюбили птицы, особенно вороны. Куда бы она ни шла, они сопровождали ее целой стаей. Как только она появлялась, они налетали на нее, и до того обнаглели, что не обращали внимания даже на отца, когда он ехал на ней (мы-то никогда не садились на отцову кобылку). Они провожали его, залетали вперед, садились на сук, поджидали и зловеще каркали, когда отец проезжал мимо.

Однажды утром Дэн копал на обед картофель. Картошка, к слову, была у нас отменная; отец говорил, что ему только раз довелось отведать лучшей, но та, была посажена на кладбище. Так вот, Дэн, копая картофель, заметил, что на ячменном поле побывали кенгуру. Мы хорошо понимали, чем это нам грозит, и к вечеру развели вокруг поля костры, чтобы отпугнуть кенгуру. На рассвете они налетели целыми стадами. Отец с крыльца дома извергал на них проклятья, но они не обращали на него ни малейшего внимания. Когда же он кинулся в поле, они перемахнули через изгородь и преспокойно уселись, поглядывая на него. Бедный отец! То ли он выдохся, то ли растерялся, во всяком случае, он перестал браниться‚ сел на пенек и, глядя на вытоптанную полосу ячменного поля, сокрушенно качал головой. Быть может, в эту минуту он мечтал о собаке? Собака у нас была — наш старый Криб, — да только подохла: съела отравленную приманку для крыс. Дело было так: мы ужинали, Криб лежал под столом, и вдруг у него начались судороги. Как мы перепугались! Должно быть, он попытался привстать, пока его не скрутило. Во всяком случае, он опрокинул стол на колени матери. Все, что было на столе, разбилось вдребезги, кроме жестяных тарелок и кружек. Коптилка свалилась на отца, и растопленное сало обожгло ему руку.

— Что ж, ночью, видно, придется сторожить поле, — проговорил отец.

Он стал спиной к огню, а мать принялась зашивать ему брюки. Тут появился старый Андерсон: он пришел за своими шестью фунтами. Отец опросил мать, есть ли у нас деньги, будто не знал, что денег в доме не было. Он, конечно, пообещал Андерсону отдать долг, как только получим бумаги на ферму. Андерсон ушел. Отец присел на краешек кушетки, поднял с пола кукурузный початок и сделал вид, что считает зерна. Мать сидела, уставившись на хвост кенгуру, лежавший на столе, и даже не заметила, как его потащила кошка.

— Ничего, Эллен, теперь уже скоро получим бумаги, — проговорил наконец отец.

Мы стали по очереди сторожить ячмень. Первую половину ночи дежурили Дэн с двумя сестрами, вторую половину — мы с отцом и Дейв. Отец спал не раздеваясь. Ему все казалось, что первая смена возвращалась домой раньше времени.

Эх, до чего же не хотелось подниматься посреди ночи, выходить в поле и полусонно топтаться от костра к костру, крича и гоняя кенгуру все эти долгие предрассветные часы! С каким нетерпением мы ждали восхода солнца. Но стоило только присесть на несколько минут, как тут же раздавался глухой топот приближающихся кенгуру: топ! топ! топ!

Затем мы стали брать с собой жестянки из-под керосина, вешали их на себя, как барабаны, — это была идея отца — и барабанили, а сам отец трезвонил старым колокольчиком, который подобрал на могиле какого-то издохшего вола.

Тяжелую борьбу выдержали мы, но все же нам удалось отстоять большую часть поля. Мы убрали ячмень косой и тремя серпами; девочки помогали вязать снопы, а Джимми Малкэй возил и укладывал их в скирду: до этого отец работал у него три дня на уборке. Скирда не простояла и дня. К нам забрели чьи-то коровы и совсем разворошили ее, забравшись в ячмень чуть ли не по самые хвосты. Мы приняли это к сведению и мигом соорудили вокруг скирды изгородь.

Отец снова решил отправиться на заработки. Позавтракав, он поймал Эвелину, скатал одеяло, наказал нам сторожить скирду и отправился в путь-дорогу. Вслед за ним поднялась стая ворон.

Прошло полдня. Мы уселись обедать. Вдруг Дейв крикнул: