Страница 9 из 190
Между тем конфронтация с Западом усиливалась; и 27 мая Великобритания разорвала отношения с СССР, а 7 июня в Польше был убит советский полпред Войков. Казалось, что тень войны уже легла на границы Советского государства. Не ограничиваясь эпистолярной полемикой, 9 июня Троцкий и Зиновьев приняли участие в политической демонстрации на Ярославском вокзале. На митинге, проведенном под предлогом проводов троцкиста Смилги на Дальний Восток, Троцкий произнес речь с резкими нападками на Сталина.
Но ситуация действительно была тревожной. 15 июня «русский вопрос» был поднят на секретной встрече министров иностранных дел Великобритании, Германии, Бельгии, Японии в Женеве. Британский министр иностранных дел Чемберлен настаивал на принятии мер против СССР. Этот призыв не поддержала лишь Германия. Оценивая серьезность международного положения, Сталин в этот момент не видел никаких перспектив на быструю разрядку обстановки.
В опубликованных «Правдой» 28 июля «Заметках на современные темы» он откровенно признал: «Едва ли можно сомневаться, что основным вопросом современности является вопрос об угрозе новой империалистической войны. Речь идет не о какой-то неопределенной и бесплотной «опасности» новой войны. Речь идет о реально действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР - в особенности».
Именно в связи с осложнением внешней обстановки развернувшаяся полемика между оппозицией и руководством партии приобрела новую силу на заседании объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б). Он прошел с 29 июля по 9 августа и касался широкого спектра международных проблем от Австрии до Китая. Оппозиция пыталась атаковать Сталина с разных сторон, обвиняя его в ошибках осуществляемой внешней политики, но эти наскоки являлись не только безосновательными.
А. Улам пишет, что они были просто нечестными, и задает естественные вопросы: «Каким образом Советский Союз мог отвечать за то, что коммунизм не одерживал победы в 1926 году? Как Сталин мог стать причиной экономического возрождения Германии, или неудач коммунистов Франции на выборах, или провала британской всеобщей забастовки?».
На пленуме Сталин выступил с речью «Международное положение и оборона СССР» и в прениях по докладу Г.К. Орджоникидзе о нарушении партийной дисциплины Зиновьевым и Троцким. В речи, произнесенной 1 августа, он привел обширную выдержку из письма Троцкого Орджоникидзе от 11 июля.
В нем Троцкий отвергал утверждения о том, что борьба оппозиции против руководства партии является позицией «пораженчества» в случае войны. Только оппозиция, утверждал он, может осуществлять руководство страной в столь трудных условиях.
Одной из слабостей Троцкого было чрезмерное увлечение историческими аналогиями; он любил блеснуть якобы фундаментальными историческими познаниями. Лихорадочно выискивая «не протухшее» сравнение, подходившее к переживаемому моменту, и не сумев проявить ни воображения и ни гибкости ума, он нашел его в европейской истории.
В письме Орджоникидзе, со ссылками на лидера французских радикалов Жоржа Клемансо, критиковавшего буржуазное правительство Франции во время Первой мировой войны, - Троцкий доказывал, что пораженчеством можно называть только борьбу против правительства антагонистических классов.
Троцкий писал: «Несмотря на войну и военную цензуру, несмотря даже на то, что немцы стояли в 80 километрах от Парижа, [Клемансо]… вел борьбу против мелкобуржуазной дряблости и нерешительности». Проводя сравнение между ситуацией у французов во время мировой войны и ситуацией в СССР, он с экзальтацией утверждал: «политическая линия невежественных шпаргалыциков должна быть выметена, как мусор, именно в интересах победы рабочего государства».
Со страстью эпигона, сам «шпаргаливший» в архивах истории, стремясь перетащить прошлые коллизии в современную ситуацию, он выдавил из себя казавшуюся ему крылатой фразу: «Мусор победы не дает».
Падкий на подражание, он неосторожно подставился, и Сталин воспользовался случаем, чтобы показать всю слабость, комизм и нелепость позиции своего главного оппонента. Процитировав его слова, он указал на плачевность положения самой группы Троцкого, которая, «работая в поте лица в продолжение четырех месяцев, едва сумела собрать около тысячи подписей» за свою платформу.
Комментируя притянутое за уши сравнение, Генеральный секретарь говорил: «Что это за мусор? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства». И не без сарказма подчеркнул: «Клемансо - это Троцкий с его группой». Эти слова вызвали оживление и смех в зале.
Но Генсек не намеревался ограничиться поверхностными замечаниями. Он прослеживает всю логическую цепь умозаключений, вытекавшую из рассуждений лидера оппозиции. «И как это сделать, - спрашивал он, - чтобы маленькая фракционная группа могла «вымести» миллионную партию? Не думают ли товарищи из оппозиции, что нынешнее большинство партии, большинство ЦК случайно, что у него нет корней в партии, что у него нет корней в рабочем классе, что оно добровольно даст себя «вымести» опереточным Клемансо?
Нет, это большинство не случайно. Оно подбиралось из года в год, ходом развития нашей партии… Чтобы «вымести» такое большинство, надо начать гражданскую войну в партии. И вот Троцкий думает открыть в партии гражданскую войну в момент, когда враг будет стоять в 80 километрах от Кремля». Конечно, Троцкий проявил полемическую заносчивость и очевидную недальновидность, делая безответственное, если не сказать, глупое заявление. И Сталин не преминул указать на эту особенность. Из рассуждений лидера оппозиции он сделал обобщающее, логически вытекавшее заключение:
«…если враг подойдет к стенам Кремля километров на восемьдесят, то этот новоявленный Клемансо, этот опереточный Клемансо постарается, оказывается, сначала свергнуть нынешнее большинство именно потому, что враг стоит в восьмидесяти километрах от Кремля, а потом взяться за оборону…».
Сталин был вправе указывать на очевидную слабость позиции его противников. Он подчеркнул и ее абсурдность: «Смешно, когда маленькая группа, где лидеров больше, чем армии (смех),…если эта группка угрожает миллионной партии: «Я тебя вымету». Эти слова вызвали очередной взрыв смеха у присутствующих. Они не могли не вызвать его. Все понимали, что высокомерное заявление Троцкого, хотя и приправленное оскорбительной угрозой, не было подкреплено никакой реальной силой.
Досконально разобрав существо мыслей главного оппозиционера, указав на логические несообразности его рассуждений, доходившие до комизма, Сталин заключил: «Нет, любезнейший Троцкий, уж лучше бы вам не говорить о «выметании мусора». Лучше бы не говорить, так как слова эти заразительны. Если большинство заразится от вас методом выметания мусора, то я не знаю, хорошо ли это будет для оппозиции. «…» Не всегда желательны и безопасны речи о выметании, могущие «заразить» большинство ЦК и заставить его «вымести» кой-кого».
То был даже не намек. Под угрозой исключения Троцкого и Зиновьева из состава ЦК он потребовал: отказаться решительно и бесповоротно от «термидорианской» болтовни и несуразного лозунга насчет клемансистского эксперимента». Осудить своих сторонников в партиях Коминтерна и порвать с ними; «отказаться от всякой фракционности и от всех тех путей, которые ведут к созданию новой партии ВКП(б)».
Это звучало как ультиматум. И за день до завершения пленума, 8 августа, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Смилга, Раковский, Муралов и другие направили в ЦК очередное покаянное письмо, признав свое отступление.
Широко распространенный в литературе тезис, будто бы в эти годы Сталин боролся за власть, выглядит неубедительно. О какой борьбе вообще можно говорить, если он уже давно обладал реальной властью. Не Сталин, а оппозиция, хоронясь и прячась по углам, совершая вылазки, неистово, с нескрываемым вожделением пыталась вырвать власть из его рук. В ход шло все, сговоры и групповые нападки, заявления в отступлении от революционных принципов, надуманные обвинения и лицемерие раскаяния. Амбициозные, но не способные на полезную работу люди, охотники до славы и дешевой популярности, стремились захватить все и сразу.