Страница 86 из 190
Когда я и Молчанов узнавали, что Ежов приедет из ЦК в НКВД, мы предварительно составляли список арестованных, которых можно показывать Ежову, с тем чтобы не вызывались на допросы те из арестованных, которые могут что-либо лишнее показать.
Но это не помогло. Ежов, должно быть, нас раскусил: он предварительно звонил из ЦК и требовал вызвать на допрос арестованных, которых называл по фамилиям. И мы вынуждены были это делать. Таким образом, все мои попытки изолировать Ежова от аппарата НКВД рушились. Опасность нашего провала все возрастала».
Действительно, под давлением Ежова дело по «вскрытию центра троцкистско-зиновьевской организации разворачивалось». Решающим моментом для дальнейшего развития событий стал день 23 февраля 1936 года, когда заместитель Ягоды Прокофьев доложил Сталину об аресте в Москве группы бывших троцкистов. В их числе оказались политредактор Главлита А.И. Шмелев и литературный сотрудник Комакадемии беспартийный И.И. Трусов.
Ключевым фактором явилось то, что у арестованных обнаружили и изъяли личный архив Троцкого за 1927 год. Теперь в руках следствия оказались концы нитей, тянувшиеся к другим значимым лицам троцкистского подполья.
К апрелю число арестованных достигло 508 человек. После этого у Сталина возникли реальные основания для проявления недовольства Ягодой, но это выразилось лишь в том, что он уже официально подключил к следствию Ежова. 27 февраля он обратился к Политбюро: «Предлагаю весь архив и другие документы Троцкого передать т. Ежову для разбора и доклада ПБ, а допрос арестованных вести НКВД совместно с т. Ежовым».
Почувствовав, что ситуация уходит из-под его контроля, Ягода начал суетиться. Он стремился продемонстрировать свою активность, рассчитывая снова перехватить инициативу, чтобы предотвратить дальнейшие разоблачения. Обобщая результаты следственных материалов, в докладной записке на имя Сталина от 25 марта он предложил: без досконального следствия всех ссыльных троцкистов отправлять в отдаленные лагеря.
Туда же он намеревался поместить и тех, кто за принадлежность к троцкизму при обмене партийных билетов был исключен из партии. Уличенных в «причастности к террору» нарком предлагал расстрелять. Решение этих вопросов он рассчитывал оставить за собой. Это был тот же прием, который Ягода не без успеха использовал после убийства Кирова и при расследовании дела «кремлевцев», отводя удар от главных лиц заговора. Он опять прятал концы в воду.
Генеральный прокурор, которому предложение Ягоды было передано на заключение, в принципе согласился с мнением руководителя НКВД, но он направлял процесс в правовое поле. 31 марта Вышинский написал Сталину: «Считаю, что т. Ягода в записке от 25 марта 1936 года правильно и своевременно поставил вопрос о решительном разгроме троцкистских кадров. Со своей стороны считаю необходимым всех троцкистов, находящихся в ссылке, ведущих активную работу, отправить в дальние лагеря постановлением Особого совещания при НКВД после рассмотрения конкретно каждого дела …».
Почти не скрывая нетерпения, Ягода в тот же день торопливо подписал циркуляр региональным управлениям НКВД. Он требовал обеспечить «немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, выявление, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников».
Казалось, что цель была достигнута. Однако Сталин не спешил с предоставлением санкций НКВД. Он не пренебрегал проблемой троцкистской опасности, но во второй половине апреля он занимался совершенно иными вопросами. Его внимание было сосредоточено на рассмотрении чернового наброска проекта новой конституции.
30 апреля «Первоначальный проект Конституции СССР» был разослан членам Конституционной комиссии и Политбюро. Заседание по всесторонней оценке этого документа состоялось 15 мая, и только 20-го числа предложение Ягоды, с некоторыми изменениями, было оформлено решением Политбюро.
Но время шло, и в мае 1936 года произошли очень важные аресты, вызвавшие болезненную реакцию Ягоды. Уже не советовавшиеся с руководителем наркомата, Ежов и Агранов арестовали Дрейцера, работавшего заместителем директора завода «Магнезит» в Челябинской области, и бывшего заведующего секретариатом Зиновьева - Пикеля.
Именно после этих арестов Ягода начал «дергаться», и на протоколах допросов этих лиц его рукой написано: « чепуха », « ерунда », « не может быть »… В мае - июне были арестованы замнаркома земледелия И.И. Рейнгольд, сотрудник наркомата внешней торговли Э.С. Гольцман и политэмигранты из Германии Фриц-Давид, В.П. Ольберг, К.Б. Берман-Юрин, М.И. Лурье, Н.Л. Лурье. Примечательно, что почти все арестованные были евреи.
Трудно сказать, сообщили ли Сталину об этих арестах? Скорее всего, нет. Хотя именно они вызвали ту лавину разоблачений, которая подобно камнепаду погребла при своем обрушении всю пятую колонну троцкизма в Советском Союзе, объединившую в своих рядах как идеологическую оппозицию, так и участников заговора военных.
Проект новой конституции рассмотрел начавшийся 1 июня пленум ЦК ВКП(б). Она коренным образом отличалась от действующей и предусматривала четкое разделение власти на две ветви: «Законодательная власть СССР осуществляется Верховным Советом СССР». А «высшим исполнительным органом государственной власти Союза Советских Социалистических Республик является Совет народных комиссаров СССР». Последний был «ответствен перед Верховным Советом и ему подотчетен…».
Не менее важным являлось то, что 134-я статья провозглашала: выборы «производятся избирателями на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании». Всеобщее право означало - «независимо от… социального происхождения и прошлой деятельности».
12 июня проект конституции был опубликован во всех газетах страны, передан по радио, а затем издан на 100 языках народов СССР тиражом свыше 60 миллионов экземпляров. В нем провозглашалось установление полного равноправия советских граждан независимо от их социального положения и классовой принадлежности и национальности.
Конечно, участники обсуждения проекта не могли не обратить внимания на то, что первые секретари обкомов и крайкомов, да и не только они, теперь лишались возможности влиять на формирование высшего органа Советской власти. Более того, они лишались традиционных полномочий автоматически получать депутатские места на съезде Советов, и это насторожило верхи партийных функционеров.
Именно с этого момента стал развиваться процесс, который позже вылился в «большую чистку». Но начиналось все с Троцкого. Вскоре два судебных процесса, последовавшие один за другим, показали, что в это время его сторонники начали активную деятельность по осуществлению вредительства и террора.
И все же, вредительство или террор? Что было поставлено Троцким во главу угла? Он придавал одинаковое значение и тому и другому. Правда, для выполнения этих задач намечал разных людей, и с определенного времени своеобразной манией Троцкого стало стремление: во что бы то ни стало убить Сталина. С этой целью им были даны задания направленным в разное время в Советский Союз Берману-Юрину, В. Ольбергу, Фрицу-Давиду, Горовичу, Гуревичу, Быховскому и другим троцкистским функционерам.
Прибывший в СССР по заданию Троцкого, но вскоре арестованный, его агент В. Ольберг стал одним из первых, кто дал в руки следствия новую информацию. На допросе 13 февраля 1936 года Ольберг признался: «Я был непосредственно связан с Троцким, с которым поддерживал регулярную связь, и с Львом Седовым, который давал мне лично ряд поручений организационного порядка, в частности по нелегальной связи с Советским Союзом.
Я являлся эмиссаром Троцкого в Советском Союзе вплоть до моего ареста. С целью ведения в Советском Союзе троцкистской контрреволюционной работы и организации террористических актов над Сталиным я нелегально приехал в СССР».
В Советский Союз Ольберг прибыл нелегально по паспорту гражданина Гондурасской республики, который он приобрел через связи с гестапо. Имея обдуманный план, вплоть до обратного возвращения после совершения теракта, он получил и явки германских агентов. В сотрудничество с немецкой охранкой он вступил лишь после согласования этого вопроса с Троцким. На допросе 9 мая Ольберг показал: