Страница 72 из 190
Историк Ю. Жуков отмечает, «что практически у большинства арестованных при обыске находили оружие. Один, два, а то и три-четыре револьвера». У всех оказалась оппозиционная литература. «Платформа» группы Рютина, заявления, письма вождей оппозиции, а в середине декабря у К.Н. Емельянова нашли архив «ленинградской» оппозиции.
И лишь 14 декабря в протоколах показаний допрашиваемых появились фамилии восстановленных в очередной раз в партии - год назад в декабре - Зиновьева, Каменева и бывшего редактора «Ленинградской правды», активного участника новой оппозиции Сафарова. 16 декабря во двор дома в Карманицком переулке в Москве, где жили Зиновьев и Каменев, въехали машины НКВД.
Казалось бы, что теперь, когда следствие вышло на организаторов убийства Кирова, должно было наступить разоблачение всего заговора оппозиции. Но этого не произошло. И хотя в «Правде» появилась маленькая заметка, говорившая: «Гнусные, коварные агенты классового врага, подлые подонки бывшей зиновьевской антипартийной группы вырвали из наших рядов тов. Кирова», - прямую причастность Зиновьева и Каменева к убийству следствие не установило.
Поэтому арестованных не привлекли к процессу «ленинградского центра» над Николаевым и тринадцатью бывшими руководящими работниками ленинградского комсомола, уличенными в принадлежности к оппозиционным кругам.
Между тем общественное мнение уже было достаточно возбуждено ленинградской трагедией. Спустя три недели после покушения в Смольном 22 декабря газеты опубликовали сообщение «В народном комиссариате внутренних дел». В нем отмечалось, что предварительное расследование закончено и дело передано в Военную коллегию Верховного суда.
«Установлено, - говорилось в сообщении, - что убийство Кирова было совершено Николаевым по поручению террористического подпольного «Ленинградского центра»… Мотивами убийства тов. Кирова являлось стремление добиться таким путем изменения нынешней политики в духе так называемой зиновьевско-троцкистской платформы».
На выездной сессии Верховного суда по делу об убийстве Кирова, состоявшейся 28-29 декабря в Ленинграде, председательствовал В. Ульрих. Заседание, начавшееся в 14 часов 20 минут 28 декабря, продолжалось до 5.45 следующего дня.
29 декабря 1934 года заместитель наркома внутренних дел Агранов передал по телефону: «Совершенно секретно… Москва, НКВД, тов. Ягода. Спецсообщение № 6 о судебном процессе по делу Николаева Л., Котолынова и др. После перерыва суд приступил к заслушиванию последних слов обвиняемых. Даем краткое изложение последних слов обвиняемых.
Николаев указал, что в течение 28 дней, прошедших с момента совершения им преступления, он сделал все, чтобы скрыть от следствия всю правду о контрреволюционной организации, боровшейся против партии и советской власти, санкционировавшей террористический акт, совершенный им над тов. Кировым.
Далее он сказал, что вся его контрреволюционная активность являлась следствием воздействия на него со стороны «вождей» зиновьевской оппозиции, в том числе Котолынова. Они имели на него большое влияние, питали его всякими оппозиционными материалами и натравливали против партийного руководства.
На террор он пошел потому, что бывшая зиновьевская оппозиция еще раз решила испробовать свои силы в новой схватке против партии: они решили использовать все трудности, переживаемые страной в результате роста, чтобы создать из этих трудностей материал, на основе которого они могли бы мобилизовать силы внутри партии для борьбы за возвращение к партийному руководству Зиновьева и Каменева.
Николаев еще раз подтвердил, что имел прямую директиву от Котолынова пойти на террористический акт над тов. Кировым , так как организация добивалась насильственного устранения Сталина, Кирова и других руководителей партии. В конце своего слова он заявил, что сказал суду всю правду и просил пощады».
На процессе все подсудимые подтвердили свое активное участие «в оппозиции и контрреволюционной организации». Котолынов и Левин признали себя ее руководителями, а Мясников в качестве «члена центра». Однако вдохновителями своей антиправительственной деятельности подсудимые называли Зиновьева и Каменева.
Агранов доносил Ягоде: «Анализируя, как он скатился в лагерь контрреволюции, Котолынов говорит, что еще 7 ноября 1927 года было первым шагом на пути контрреволюции, что после XV съезда ВКП(б) зиновьевцы вошли в партию с двурушническими целями, не разоружаясь, а обманывая партию. «От зиновьевщины, - говорит Котолынов, - мы приобрели ненависть к руководству партии, мы собирались и критиковали партию, вождей, мы были отравлены ядом зиновьевщины. Круговая порука не давала нам взорвать контрреволюционное гнездо зиновьевщины».
Гневные слова в адрес своих вдохновителей бросали все. Мясников сказал: «На скамью подсудимых должны сесть Зиновьев и Каменев, которые воспитали их, зиновьевцев, в духе ненависти к партийному руководству».
Румянцев, признавший, «что до последних дней состоял в контрреволюционной организации… Заявил, что очутился в лагере врагов, так как свято верил Зиновьеву, Евдокимову и Залуцкому, что из этой веры происходили его преступления». Обвиняя в своем падении духовных «вождей» оппозиции, все подсудимые просили о помиловании.
Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР объявила приговор утром в 5 часов 45 минут. За организацию и убийство Кирова все 14 обвиняемых были приговорены к смертной казни. Почти все выслушали приговор подавленно, но спокойно. Николаев воскликнул: «Жестоко» и слегка стукнулся головой о барьер скамьи подсудимых.
Приговор был приведен в исполнение через час после его оглашения. При расстреле среди присутствующих находились руководитель следственной группы Агранов и заместитель Генерального прокурора А.Я. Вышинский. Однако пули расстрельных выстрелов не расставили точки в деле убийства ленинградского секретаря.
Между тем в следовательских кабинетах продолжались допросы Зиновьева и Каменева. Оба упорно отрицали свою организационную роль в убийстве Кирова, и следствие уже не настаивало на их прямой причастности к случившемуся. Сценарист Радзинский пишет: «В Архиве президента находится первый вариант обвинительного заключения. Он составлен 13 января. В нем указывается: «Зиновьев и Каменев виновными себя не признали».
Казалось бы, что арестованные могли чувствовать себя удачливыми, успешно избежавшими опасности. И вдруг все переменилось. Неожиданно в тот же день Зиновьев написал «Заявление следствию»:
«Сроки следствия приближаются к концу… и я хочу разоружиться полностью. Я много раз после XV и особенно XVI съезда говорил себе: довольно! Доказано, что во всем прав ЦК и тов. Сталин… но при новых поворотных трудностях начинались новые колебания. Яркий пример этого - 1932 год, события которого я подробно описал в своих показаниях… Субъективно я не хотел вредить партии и рабочему классу. По сути же я становился рупором тех сил, которые хотели сорвать социализм в СССР».
Объективно он признавал себя врагом и заявлял о готовности к саморазоблачению:
«Я был искренен в своей речи на XVII съезде… Но на деле во мне продолжали жить две души… Я утверждал на следствии, что с 1929 года у нас в Москве центра бывших зиновьевцев не было. И самому мне думалось: какой же это центр - просто Зиновьев плюс Каменев… плюс еще два-три человека…
На самом деле это был центр , так как на этих несколько человек смотрели остатки бывших зиновьевцев… бывшие мои единомышленники… голосовали всегда за линию партии… а промеж себя преступно продолжали говорить враждебно к партии и государству.
Но факты - упрямая вещь. И узнав из обвинительного акта против «Ленинградского центра» все факты… я должен был признать морально-политическую ответственность бывшей ленинградской оппозиции и мною лично за совершенные преступления…
Я полон раскаяния, самого горячего раскаяния. Я готов сделать все, чтобы помочь следствию… Я называю и назову всех лиц , о которых помню как о бывших участниках антипартийной борьбы… и буду это делать до конца, памятуя, что это мой долг».