Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 139 из 190

Голоса : Чепуха, чудесные люди есть.

Сталин : В нашей армии непочатый край талантов. В нашей стране, в нашей партии, в нашей армии непочатый край талантов. Не надо бояться выдвигать людей, смелее выдвигайте снизу…».

Осторожный человек может сказать много, не выдав ничего. И в этом пространном и лишь выборочно процитированном выступлении Сталин умышленно упростил ситуацию, приземлил ее. Удар последовал с неожиданной стороны, и в этот период ни он, ни следствие еще не знали полностью действительных масштабов заговора. Многие сторонники заговорщиков могли находиться здесь же в зале. Поэтому он поступил как осторожный человек, не выдав своих намерений, но и не солгав.

Он тонко отделил в своем выступлении руководителей заговора от примкнувших соучастников. Первых он уличил в шпионаже, поставив их за грань политической борьбы. Лишив их, таким образом, ореола авантюрного благородства. Они предстали не классическими шпионами - по убеждениям, и даже не платными агентами, а людьми, пойманными на компромате, - невольниками. Вторых он обвинил в простодушии и наивности, выставив дурачками. Примечательно то, что в реальности именно так и обстояло дело. Это был тот случай развенчания, когда, взглянув глазами трезвого человека, можно было увидеть «голого короля».

Одновременно это была своеобразная подсказка условий «разоружения» тем, кто еще не был разоблачен. Но он никому заранее не дал индульгенций, и уже на следующий день после Военного совета, 5 июня, НКВД арестовало начальника бронетанковых войск комдива Бокиса.

Однако в это время паника охватила не военных, а другую ветвь заговора - чекистскую. 14 июня был снят с должности начальник отдела охраны правительства, с апреля по июнь 1937 года заместитель наркома внутренних дел СССР В.М. Курский. Бывший начальник Секретно-политического отдела ГУБГ НКВД застрелился 8 июля, но еще 16 июня застрелился Председатель ЦИК Белоруссии Червяков.

Подготовка судебного процесса над верхушкой заговора военных началась 5 июня. Из большой группы арестованных в мае были отобраны восемь. Днем раньше постановлением Президиума ЦИК СССР был утвержден состав судей: Алкснис, Белов, Блюхер, Буденный, Горячев, Дыбенко, Каширин и начальник Генштаба командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников.

Обвинение Примакову было предъявлено 7 июня, а на следующий день - Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Фельдману и Путне по ст. 58-1 «б», 58-3, 58-4, 58-6 и 58-9 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, шпионаж, террор и т. п.). 9 июня Вышинский и помощник Главного военного прокурора Субоцкий провели в присутствии следователей НКВД короткие допросы арестованных, заверив прокурорскими подписями достоверность показаний, данных на следствии в НКВД. Субоцкий объявил об окончании следствия и разрешении обратиться с заявлениями.

Раскаялись все. Якир 9 июня писал на имя Сталина: «Родной и близкий тов. Сталин. Я смею к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный (курсив мой. - К. Р.), преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей - потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся . Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».

Унизительное по форме и противоречивое по смыслу это заявление беспринципно. Признаваясь в измене и заявляя о раскаянии, Якир уверяет в своей «честности». В чем его «честность»? По существу, он предал дважды: сначала вступив в заговор, затем - сдав своих сообщников.

Может ли это заявление вызвать жалость? Наверное, нет. Оно не могло вызвать ничего, кроме брезгливости, как малодушие перед страхом смерти. Такие чувства и отразили увековечившие его резолюции. И, хотя они и суровы, но тоже искренни: «Мой архив. Ст.»; «Подлец и проститутка. И. Ст.»; «Совершенно точное определение. К. Ворошилов»; «Молотов». Еще более эмоциональна фраза «единородца» Якира: «Мерзавцу: «сволочи и б… одна кара - смертная казнь. Л. Каганович».





В обвинительном заключении, подписанном Вышинским 9 июня, указывалось, что в апреле - мае 1937 года органами НКВД был раскрыт и ликвидирован в г. Москве военно-троцкистский заговор, в «центр» руководства которым входили Гамарник, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман и Фельдман. Военно-троцкистская организация, в которую вступили все обвиняемые по этому делу, образовалась в 1932-1933 годах по прямым указаниям германского генштаба и Троцкого. Она была связана с троцкистским центром и группой правых Бухарина - Рыкова, занималась вредительством, диверсиями, террором и готовила свержение правительства и захват власти в целях реставрации в СССР капитализма.

Обратим внимание, что в нем ни слова не говорится о шпионаже. 11 июня было опубликовано официальное сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе, написанное редактором «Правды» Мехлисом. В нем констатировалось, что подсудимые обвиняются в « нарушении воинского долга (присяги), измене Родине , измене народам СССР, измене Рабоче-крестьянской-Красной Армии».

То есть в официальном сообщении не упоминалось не только о шпионаже, но и о «военно-политическом заговоре». Слово «заговор» было заменено понятием «измена». И это не случайно. Хотя, выступая на Военном совете, Сталин и говорил о военных заговорщиках: « Это агентура германского рейхсвера », но ни следствие, ни суд не стали делать акцент на этой стороне вины подсудимых.

Юридическое обвинение в шпионаже заговорщикам даже не было предъявлено. Их обвинили в ином: в измене и нарушении присяги. Слово «шпионы» в деле заговорщиков фигурировало лишь как близкий к сути предательства термин.

Конечно, сговор с лидерами и силовыми службами иностранной державы о политической поддержке государственного переворота и обещание удовлетворения территориальных интересов иностранной стороны в случае его удачи не являются «классической» шпионской, агентурной деятельностью.

Тухачевского и его подельников резоннее назвать коллаборационистами. Что происходит от французского слова «collaboration» - сотрудничество. Так назывались лица, сотрудничавшие с оккупационными властями в захваченных Германией странах. По современным понятиям, это «агенты влияния».

Еще точнее, характер такой подрывной предательской деятельности определяет термин «пятая колонна». Он появился в 1936-1939 годах в Испании. В то время когда 4-я колонна фашистских мятежников наступала на Мадрид, «пятой колонной» стали называть агентуру генерала Франко, действовавшую в тылу республиканцев.

Но Сталин не стал вдаваться в тонкости лингвистической философии и, говоря о сотрудничестве заговорщиков с рейхсвером, называл их всем понятным русским словом «шпионы». Между тем такое логическое обобщение, как лингвистический, языковой казус, привел к потрясающему парадоксу. Существует устоявшееся мнение, будто бы лица, осужденные по делу «военно-троцкистского заговора», были реабилитированы. На самом деле и юридически, и морально такая реабилитация не произошла!

Дело в том, что, объясняя реабилитацию Тухачевского и его подельников, официальная пропаганда 60-х годов делала упор именно на их «непричастности» к шпионажу! На этой версии и строился вывод о якобы необоснованности осуждения и расстрела этой группы заговорщиков.

Обвинения в измене и нарушение воинской присяги реабилитационной комиссией исследованы не были. О заговоре военных хрущевская пропаганда вообще не упоминала. Время сбрасывания масок еще не наступило, и реабилитаторы запутались во лжи. Построив аргументацию решения о реабилитации Тухачевского и его подельников только на выводе о непричастности их к шпионажу, компетентные органы совершили юридический подлог.