Страница 65 из 176
Академик А. Вернадский, ссылаясь на мнение И. Павлова, считавшего, что «самые редкие и самые сложные структуры мозга – государственных деятелей, Божьей милостью… прирожденных», пишет: «Особенно ясно для меня становится это, когда по радио слышится Сталина речь… такая власть над людьми и такое впечатление на людей…» Эта речь, начинавшаяся словами «братья и сестры», всколыхнула людей разных поколений; они пошли на призывные пункты, вдохновленные сознанием ответственности за судьбу Родины.
Каждая фраза этого исторического обращения была им взвешена и продумана. Он остро чувствовал, понимал масштабность и серьезность происходившего. «Прежде всего, – говорил Сталин, – необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности… Дело идет… о жизни и смерти нашего государства…»
Опережая психологическую реакцию людей, он обратился к неизбежным вопросам: «Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка?
Конечно, нет. Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году… Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги, как Гитлер и Риббентроп».
Однако он не пытался представить войну как неожиданность . Сталин говорил лишь о вероломстве нападения, о разрыве, со стороны Германии, пакта «о мире между двумя государствами».
Он продолжал: «Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора лет и возможность подготовки своих сил для отпора. И если фашистская Германия рискнула напасть на нашу страну вопреки пакту, это определенный выигрыш для нас и проигрыш для Германии».
Перечислив, «что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной», он подчеркивает: «Враг ставит целью… онемечивание» народов СССР, «превращение их в рабов… Войну с фашистской Германией нельзя считать обычной войной.
…Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом фашизма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими… Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы».
Он высказал твердую уверенность: «Наше дело правое… враг будет разбит… мы должны победить». Он завершил обращение призывом: «Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы на разгром врага! Вперед за нашу победу!»
Длительное время историки и военные мемуаристы, объясняя неудачи первых месяцев войны, дурачили обывателя рассказами о якобы «устаревшей» советской военной технике, «устаревших советских танках, горевших как спички», с которой армия встретила противника.
Едва ли не первым, кто высмеял эти аргументы и разрушил пропагандистские стереотипы, стал В. Суворов. Он вразумительно объяснил, что все немецкие танки были «устаревшими», и их легкие танки с бензиновыми двигателями «горели» не меньше и даже лучше, чем советские «с дизелями». Правда, чтобы добраться до этого разъяснения, потребовалось почти сорок лет.
Подготовил ли Сталин страну к войне? Современные исследования показали, что с 1928 года по 21 июня 1941 года советской промышленностью было выпущено около 29 450 танков. Такого количества не имел весь, вместе взятый, остальной мир.
В 1993 году историки Н. Золотов и И. Исаев обнародовали и другой «секрет»: на июнь 1941 года в составе Красной Армии насчитывалось 23 106 танков [54] . Из этого количества, отмечают они, 80,9% «танков всех марок» были исправны и только 19,1% машин требовали среднего или капитального ремонта (включая находящиеся на складах и рембазах НКО).
Таким образом, на 1 июня 1941 года в Красной Армии числилось 18 740 исправных танков и 2376 танкеток Т-27 (исправных 1060). Неполные данные о составе советской бронированной техники сведены в таблицу [55] .
Таблица
Кроме приведенных в таблице, в начале войны на вооружении Красной Армии состояли танки следующих модификаций: Т-60 (20-мм пушка), Т-50 (45-мм пушка), БТ-7А (76,2-мм пушка), Т-26А (76,2-мм пушка), Т-18М (45-мм пушка), Т-40 (два пулемета), Т-35А (пулемет), Т-38 (пулемет).
Для сравнения следует отметить, что, согласно публикациям, на 1 января 1941 года Германия имела исправных танков 2837 единиц. В их числе: Pz. IV (572 ед.), Pz. III (1897 ед.); танки чешского производства: Pz. 35(t) (187 ед.), Pz. 38 (t) (754 ед.). Правда, в германской армии были еще «танки» Pz. I с двумя пулеметами 7,92 мм в количестве 887 единиц и 330 командирских танков с пулеметами.Штурмовые орудия III (75-мм орудия) 377 ед.; орудия на самоходных лафетах (150-мм орудие) 38 ед. К 22 июня Германия получила от чешского протектората еще 312 танков. Количество и качественные характеристики немецкой техники представлены в таблице.
Таблица
Основная часть советского танкового парка располагалась в европейской части страны. В пяти западных военных округах к 1 июня насчитывалось 12 782 танка, из которых 10 540 было на ходу и готово к бою. Из них 10 394 находилось в механизированных корпусах; еще часть танков входила в состав «пехотных дивизий – по штату они должны были иметь в своем составе по 16—18 танков». Более того, все боевые машины 20 июня 1941 года были заправлены и оснащены боекомплектами.
Для осознания танковой мощи СССР следует подчеркнуть, что в период нападения на Советский Союз вся германская армия имела всего 5640 «боевых машин», но на советской границе насчитывалось только 3350. Причем немцы совсем не имели «тяжелых» танков типа КВ или Т-34: у них «было всего 1650 средних Pz. III, Pz. IV и Stug III», которые являлись устаревшими «танками с бензиновыми двигателями».
Остальные машины были легкими, включая танкетки без пушек и пулеметов. Немецкие союзники «вообще имели только легкие машины, поэтому качественное превосходство советских войск» было налицо. Численный перевес на момент начала войны в пользу сталинской брони был в 3,14 раза!
Только новых танков Т-60, имевших в два раза больший боезапас и скорость хода, чем соответствующие по параметрам Pz. II F (модификации 1940 года), советской промышленностью было выпущено 6045 штук. Этому незаслуженно униженному «пренебрежением» танку в 1942 году пришел на смену Т-70 с увеличившейся до 45 мм броней и 45-мм пушкой 20КМ. Всего было выпущено 8226 машин Т-70.
Вместе с тем еще до 30 июня 1941 года промышленность выпустила 1865 сверхновейших танков , подобных которым не имела ни одна страна мира. В том числе 1126 машин составляли Т-34 и 693—КВ, против которых «немецкие танковые и противотанковые пушки были бессильны» – они поражались только 88-мм зенитной немецкой пушкой [56] . Поэтому Сталин был вправе ожидать от военных достойного противостояния начавшейся агрессии.
Сложнее оказалась ситуация на момент московской битвы. За вторую половину 1941 года советская промышленность изготовила 4500 танков, из них 1885 машин Т-34 и около 1700 танков – Т-40 и Т-60. Но в течение 1942 года, когда в основном завершилась эвакуация промышленности на восток, в СССР было произведено уже 24 500 танков, из них 12 500 составили Т-34, и около 9600 – Т-60 и Т-70. Наряду с «тридцатьчетверками» эти… выносливые машины стали «основными боевыми танками» Красной Армии.
Однако подготовка к войне выражалась не только в количестве реальных боевых машин, имевшихся в войсках на день нападения противника. Главным военным потенциалом Победы, заложенным Сталиным, стала сама советская промышленность, в том числе и танковая, созданная им накануне войны.