Страница 20 из 176
Аналогичные требования 16 июня были предъявлены Латвии и Эстонии. Несомненно, что политику Сталина в этот период необходимо рассматривать детерминированно; она опиралась на объективные процессы, которые были сильнее его желаний и устремлений. К принятию конкретных шагов его обязывал сам ход мировых катаклизмов, а они становились все более потрясающими. Однако нельзя не заметить, что Сталин предвидел эти события.
Еще 23 марта 1935 года, делая правку статьи Тухачевского, пытавшегося блеснуть своим знанием высказываний некоторых немецких военных, из предварительно просмотренного текста Сталин выбросил начетнические рассуждения о том, что «политику мира» Советского Союза «поддерживают десятки миллионов пролетариев и трудящихся всех стран», и восхваления в свой адрес.
Он вообще изменил акценты статьи. Из книги Гитлера «Mein Kampf» он выделил мысль: «Мы кладем предел вечному движению германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на востоке… Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства».
Одновременно Сталин сделал вставку, менявшую смысл содержания статьи. Указав на то, что империалистические планы Гитлера имеют не только одно «антисоветское острие. Это острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс). Помимо всего прочего нельзя отрицать того, что Германии нужна французская руда. Ей необходимо расширение ее морской базы. Опыт войны 1914 – 1918 годов показал со всей очевидностью, что без прочного обладания портами Бельгии и северными портами Франции морское могущество Германии невозможно построить. Таким образом, для осуществления своих реваншистских захватнических планов Германия будет иметь к лету этого (1935-го. – К. Р. ) года армию минимум 849 000 человек…».
То есть еще за четыре года до действительных событий в Европе Сталин пророчески предсказал их логическое развитие. И когда предсказанное им свершилось, у него не могло быть иного убеждения, что, покончив с делами на западе, Гитлер закономерно обратит свой взгляд на восток.
Уже предвосхищая капитуляцию Франции, Сталин предпринял энергичные действия по расширению пространства, отдалявшего потенциального агрессора от центров Советского Союза. Его меры по укреплению обороноспособности страны не могли не завершиться советизацией Прибалтики, с соответствующим переносом границ.
Он не строил воздушные замки и на события в Европе отреагировал сразу. Понимая, что мирных перспектив нет, он спешил устранить удобный плацдарм для потенциального агрессора. Он отдалил тот рубеж, с которого враг начнет нанесение первого удара. Уже на следующий день после триумфального вступления германских армий в Париж с 15 по 17 июня на территории прибалтийских стран стали вводиться дополнительные части Красной Амии.
Там уже готовились к выборам. Для наблюдения за формированием новых правительств в Таллин, Ригу и Вильнюс выехали Жданов, Вышинский и Деканозов. Значительная часть населения городов Прибалтики откровенно приветствовала советские войска, встречая их восторженно как защитников и освободителей, но иной была реакция националистов. В Эстонии по приказу генерала Лайдонера полиция «разгоняла митинги и арестовывала ораторов, приветствовавших Красную Армию». Полиция проявила жестокость и в Риге: при разгоне демонстрантов, вышедших встречать советские части, было ранено 29 человек, двое из которых скончались. Жданов осмотрительно запросил Москву: «Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства?»
Москва не хотела создавать лишние осложнения отношений, но после расстрелов в Риге и арестов, произведенных полицией в Таллине, Молотов 20 июня телеграфировал Жданову: «Надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».
Проявляя выдержку и благоразумие, советское руководство не стало форсировать события. Даже когда в период формирования новых правительств местные коммунисты стали настаивать на комплектовании их состава из числа членов компартий и их союзников, то Жданов, Вышинский и Деканозов, имевшие соответствующие инструкции Сталина, отвергли эти предложения.
Поэтому в правительство Литвы, сформированное Креве-Мицкевичусом, вошел бывший министр финансов при режиме Сметоны Э. Гланаузкас, а единственным коммунистом был министр внутренних дел. В эстонском правительстве И. Вареса коммунистов не было совсем – в его составе преобладали социалисты и беспартийные. Только в Латвии коммунисты добились включения в состав правительства, возглавленного беспартийным А. Кирхенштейном, четырех членов компартии, но президенты Латвии – Ульманис и Эстонии – Пятс сохранили свои посты, и лишь бывший президент Литвы Сметона эмигрировал – естественно, в Германию.
Взвешенность осуществленных мер обусловила то, что новые правительства пользовались несомненной поддержкой населения. Это была вынуждена признать даже комиссия АН Эстонской ССР, готовившая идеологическое обоснование выхода страны из состава Советского Союза.
«Большая часть народа Эстонии, – отмечается в докладе «академиков», – приветствовала новое правительство по различным причинам: демократически настроенная интеллигенция связывала с этим свои устремления к демократизации государственного строя, наиболее бедные слои населения надеялись на улучшение своего материального и социального положения, основная часть крестьянства добивалась уменьшения налогов, ложащихся на хутора, малоземельные и безземельные крестьяне хотели получить землю, коммунисты видели в этом один из этапов своих программных требований. Это подтверждают многочисленные митинги, народные собрания, резолюции трудовых коллективов и программные документы созданных новых организаций».
Сталин не ограничился мерами стратегического переустройства Прибалтики. Он уже не мог больше откладывать и решение другого вопроса. В эти же дни он форсировал изменение ситуации на юго-западе страны. Еще при заключении советско-германского договора о ненападении Сталин оговорил заинтересованность Советского Союза в Бессарабии.
Однако к реализации этого пункта договора он приступил лишь сейчас, спустя почти год. Он понимал, что, занятый «поглощением» Франции, Гитлер не станет отвлекаться на «второстепенные» проблемы. Учитывал он и то, что вернуть добровольно территории, отторгнутые от России в результате Гражданской войны, Румыния может не согласиться.
Сталин не дал возможности немцам на осмысление его целей. Уже на следующий день после капитуляции Франции, 23 июня, посол Германии в СССР фон Шуленбург телеграфировал в Берлин: «Срочно! Молотов сделал мне сегодня следующее заявление. Разрешение бессарабского вопроса не терпит дальнейших отлагательств. Советское правительство все еще старается решить вопрос мирным путем, но оно намерено использовать силу, если румынское правительство отвергнет мирное соглашение. Советские притязания распространяются на Буковину, в которой проживает украинское население…»
Расчет Сталина оказался правильным, и в своем ответе послу 25 июня Риббентроп просил посетить Молотова и заявить, что «Германия остается верной московским соглашениям. Поэтому не проявляет интереса к бессарабскому вопросу». Однако в отношении Буковины, которая ранее «была территорией австрийской короны и густо населена немцами», он проявил озабоченность. Он просил высказать, что «имперское правительство вместе с тем надеется, что в соответствии с московскими соглашениями Советский Союз сумеет решить этот вопрос мирным путем».
Встретившись с Молотовым, в этот же день посол телеграфировал в Берлин, что на рекомендацию отказаться «от Буковины, которая никогда не принадлежала даже царской России… Молотов возразил, сказав, что Буковина является последней недостающей частью единой Украины и что по этой причине Советское правительство придает важность разрешению этого вопроса одновременно с бессарабским…».