Страница 107 из 176
Находясь под Вязьмой по Вашему приказу (курсив мой. – К. Р. ), я тыл никак не мог прикрыть, что Вы прекрасно понимаете, – состав дивизий Вам был до выхода под Вязьму известен, как и растяжка коммуникаций 33-й армии.
Поймите, мы каждые сутки ведем бой вот уже полтора месяца почти без боеприпасов и уничтожили несколько тысяч немцев. Сами имеем почти три тысячи раненых. Воюем… Не могу понять одного, как можно месяцами стоять перед какой-либо деревней, и терпеть не могу, когда свою вину сваливают на других…
…В последний раз Вам как Военному совету докладываю: положение дивизий армии тяжелое, я сделал и делаю все, чтобы врага бить и не допустить разгрома нас врагом. Спешите дать боеприпасы, у нас нет боеприпасов ».
На эту шифрограмму – своеобразный «SOS» – Жуков ответил немедленно, но снова по-солдафонски грубо: «Вам не дано право вступать в полемику с Военным советом фронта и наводить критику на командарма-43».
Ни Голубев, ни Жуков Ефремову не помогли, и неотвратимая развязка приближалась. Сражаясь в окружении, в конце марта 33-я армия получила приказ идти на соединение с 43-й армией. Без поддержки, без достаточных боеприпасов, вступая в непрекращающиеся бои с противником, брошенная на произвол судьбы, – армия пошла в прорыв, пытаясь выйти из окружения. Это был путь через снега, под постоянным обстрелом противника, не дававший никаких шансов на удачу. Армия была обречена.
Конечно, посылая откровенно хамские телеграммы Ефремову, Жуков не бездействовал. Он ежедневно увещевал командармов, призывая их к активным действиям. В разговоре 15 апреля с командующим 50-й армией генерал-полковником Болдиным он отмечал: «Из 15 соединений, которые вы имеете, у вас на сегодняшний и вчерашний день активно дрались только три дивизии, а 10 действовали пассивно… Из 13 стрелковых дерутся только пять, остальные стоят на месте. Танковые бригады сегодня бездействовали, что за тактика, не понимаю.
Противник вас гонит с 7 танками, вы имеете 100 танков, то есть в четырнадцать раз больше, что же это за тактика такая. Вы, видимо, читали доклад командира 10 (немецкой. – К. Р. ) мотодивизии, как он одним полком все время отбивал наступление ваших семи дивизий, такое поведение дискредитирует Красную Армию…
Вы все время жаловались на отсутствие танков, сейчас у вас танков в десятки раз больше, чем у противника, но результаты все те же… Противник имеет четыре дивизии и ими маневрирует против ваших 15 соединений так, как ему хочется. Он играет с вами как кошка с мышкой».
Все это так. Но и эти увещевания и наставления результатов не принесли. В записи разговора, последовавшего через четыре дня, Жуков в пространном монологе снова «воспитывает» генерала: «Почему Вам понадобилось вести танки на артиллерийский огонь…
Азбучная истина обязывает: прежде чем бросить танки, нужно подавить систему огня… В отношении паники от авиации противника… Никакой массовой гибели от бомбометания на протяжении всей войны не было (курсивы мои. – К. Р. ) и нет сейчас. Все это выдумывается для оправдания невыполнения приказа… и массовых потерь от плохой организации боя, массовых потерь от той вакханалии и беспорядка, который существует и творится в армии».
Пожалуй, эти же слова Жуков мог адресовать в первую очередь и себе. Но пока он выяснял отношения со своими генералами, наступила развязка трагедии 33-й армии. 9 апреля от окруженных улетел последний самолет. Посылая остаткам частей 33-й армии самолет, Жуков потребовал от Ефремова перелететь линию фронта, но командующий не бросил свой «корабль». Он руководствовался собственной моралью и честью.
Очевидец событий генерал Киносян пишет: «Командарм при всех вскрыл пакет и прочитал вслух доставленную летчиком записку. Посмотрев на осунувшиеся лица бойцов, он сказал: «Я с солдатами пришел и с ними вернусь назад!»
Вместо себя с этим самолетом он отправил начальника штаба Киносяна. Вечером 10 апреля Ефремов доносил: «С 13.00 10.04 1942 г. враг бросил на сжатие кольца танки и пехоту, нацелив на каждый наш укрепрайон… Стремлюсь организовать оборону по реке Угре…»
Ефремовская армия ударной группы погибла, и только входившие в ее состав конники Белова сумели прорваться из окружения. О последнем бое командарма рассказал бывший командир партизанского отряда В.И. Ляпин:
«Генерал М.Г. Ефремов, подойдя к деревне Новая Михайловка, встретил сильный огонь противника с двух сторон. После боя часть группы во главе с генералом Ефремовым прорвалась в лес к деревне Жары Юхновского района, другая отошла на запад. 19 апреля группу Ефремова атаковали во много раз превосходящие силы противника.
Атаки шли одна за другой, очевидно, гитлеровцам стало известно, что здесь находится командующий армией. Они окружили группу плотным кольцом. Ефремовцы бросились с громким «ура» в контратаку, генерала ранило в третий раз, автоматная очередь прошила поясницу, тело стало неподвижным. Боясь потерять последние силы, живым он не хотел попасть в плен, последним усилием генерал достал револьвер…»
Еще накануне гибели командарма и его армии, докладывая Сталину (№ 120 от 18 апреля 1942 года), Жуков – почти хрестоматийно, в духе ремарковского «На Западном фронте без перемен», сообщил: «33-я армия. Положение частей восточной группировки без изменений… В положении частей группы генерала Белова за 18.4. существенных изменений не произошло».
Жуков не сумел спасти армию Ефремова, не сумел он и выполнить задачу, поставленную перед ним Верховным главнокомандующим. Ему опять «не хватило» войск, и по настоятельной просьбе Жукова 20 апреля Сталин прекратил операцию на Западном направлении.
Что привело к такому бесславному завершению второго этапа Московского наступления? Кто виноват в невыполнении задач, которые Верховный главнокомандующий поставил в начале операции? На чьей совести гибель 33-й армии и его командарма?
В докладе о причинах неудач в проведении операции 33-й и 43-й армиями на Вяземском направлении полковник (впоследствии генерал) Генштаба К.В. Васильченко в мае 1942 года писал: «…Неверный расчет времени и игнорирование условий, в которых действовали наши войска, привели к неправильному принятию решения, вследствие чего задуманная операция не была выполнена…
Получалось так: когда ударная группировка одной армии наступала, то другая стояла на месте, потом они менялись ролями. А командование Западного фронта (командующий Жуков. – К. Р. ) продолжало наблюдать, как рядом ударные группировки двух армий дерутся вразнобой, и не вмешивалось в дела до тех пор, пока операция на этом направлении не была сорвана.
Западный фронт не создал кулака в виде крупной и мощной группировки из всех родов войск на решающем направлении, при помощи которого решал бы задачу крупного оперативного размаха.
Силы и средства были почти равномерно распределены почти по всему огромному фронту. Громкие приказы, которые отдавал командующий Западным фронтом (Жуков. – К. Р. ), были невыполнимы. Ни один приказ за всю операцию вовремя не был выполнен войсками. Они оставались голой и ненужной бумагой, которая не отражала действительного положения войск и не представляла собой ценного оперативного документа. А та торопливость, которую проявляло командование Западного фронта, передавалась в войска и приносила большой вред делу .
Операции начинались неподготовленными (силами), без тесного взаимодействия родов войск, части вводились в бой пачками, по частям, срывали всякую внезапность, лишь бы скорее начать операцию, без анализа дальнейшей ее судьбы.
Авиация также была раздроблена по всему фронту на мелкие группы, не было ее сосредоточенных ударов последовательно по определенным направлениям, а при прорыве войсками заранее подготовленной обороны противника на поле боя она почти не участвовала, что сильно сказывалось отрицательно на моральном состоянии войск.
Танковые и артиллерийские средства также нерационально использовались и сильно распылялись. Управление войсками, действовавшими на этом направлении, со стороны (командующего) Западным фронтом было слабым».