Страница 105 из 176
«Дивизиями первого эшелона, – отвечает Ефремов, – управляет Военный совет армии. Выезд мой и опергруппы в район действия первого эшелона 29.01.1942 г. временно отложен в связи с обстановкой в районе Износки».
Но Жуков не стал вникать в проблемы командующего армией. Ему не терпелось отрапортовать Верховному о победе. Он уже чувствовал себя на коне, и его не трогали заботы подчиненного. С высокомерной бесцеремонностью он раздраженно приказал:
«Ваша задача под Вязьмой, а не в районе Износки. Оставьте Кондратьева (начальника штаба 33-й армии. – К. Р. ) в Износках. Самому выехать сейчас же вперед ».
Докладывая в этот же день Жукову о силах противника на своем участке, командующий 43-й армией Голубев объяснял: «Двигаться на запад без разгрома этих группировок не считал возможным, опасаясь за возможность удара в тыл Ефремову, у которого, как я сейчас узнал, противник с севера и северо-востока на подступах к Износкам…»
На это предупреждение Жуков отреагировал самоуверенно: «Бояться противника со стороны Ефремова не следует, так как у Ефремова на подходе к Износкам две дивизии, а северо-западнеее Шанского завода действует 110-я стрелковая дивизия. В район Кувшинова завтра к исходу дня подойдет фронтовой резерв – 9-я гвардейская стрелковая дивизия, почти полнокровная. Оглядываться вам не стоит, можете положиться на нас ».
Последняя фраза оказалась роковой. Жуков спешил, и для этого у него были основания. В этот день он ожидал нового назначения. Еще накануне с целью улучшения координации действий Западного и Калининского фронтов, для успешного завершения Ржевско-Вяземской операции Сталин решил сосредоточить управление ею в одних руках.
1 февраля он назначил Жукова главнокомандующим Западным стратегическим направлением с сохранением по совместительству поста командующего Западным фронтом. Одновременно генерал был восстановлен в должности заместителя наркома обороны. Этим решением Сталин как бы возвращал свое расположение бывшему начальнику Генерального штаба, растерявшемуся в первые месяцы войны.
Сталин рассчитывал на уверенного в себе генерала армии. Действиями Конева и Жукова противник был отброшен. И теперь надо было усилить удары. В директиве от 1 февраля 1942 года, подписанной Сталиным и Шапошниковым, вместе с приказом о восстановлении Жукова в должности говорилось: «Задачей ближайших дней Западного направления, наряду с задачей занятия Вязьмы, считать окружение и пленение ржевско-сычевской группы противника…»
Эта задача была реальной. И Жуков имел все для ее осуществления, но он провалил дальнейшую операцию. Уже на следующий день после нового назначения он принял поразительное решение, повлекшее за собой тяжелые последствия. Конечно, можно лишь подозревать, что Жуков слишком эмоционально «отпраздновал» свое назначение.
Но чем бы ни объяснять последовавшие события, они получили трагическое развитие. 2 февраля Жуков действительно получил из резерва Сталина свежую, полнокровную, укомплектованную до 10 тыс. человек 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала А.П. Белобородова. Это была крепкая кадровая часть. Ее численность была больше, чем состав всей группы 33-й армии.
Уже при движении дивизии на запад от Износок по пробитому армией Ефремова коридору до деревни Замытное Белобородову «стало ясно, что фашистские войска перешли к решительным действиям с целью «подрубить» основание прорыва ударной группы 33-й армии и окружить ее».
Однако знавший об этом Жуков не принял мер для отражения немецкого контрудара против коммуникаций ударной группировки 33-й армии. Наоборот, он предпринял противоположное. Совершенно игнорируя настоятельные просьбы Ефремова о необходимости пополнения его слабеющих частей, в этот же день Жуков передал дивизию Белобородова в состав 43-й армии, находившейся левее.
Что это было – просчет «полководца»? Жест самодура? Или безумный поступок «отпраздновавшего» новое назначение, но еще не протрезвевшего человека?
Как бы то ни было, но немцы не замедлили воспользоваться ситуацией. Подрезав основание прорыва, они восстановили свою оборону на реке Угра. Почти не встречая сопротивления, 3 февраля 20-я немецкая танковая армия смогла соединиться с частями 4-й армии. Захлопнув капкан, противник захватил большое число боеприпасов – 5,3 млн патронов и 1200 авиабомб и значительное количество артиллерийских снарядов.
Теперь 33-я армия оказалась отрезанной не только от соседних войск, но и от снабжения боеприпасами. То была непростительная, преступная оплошность Жукова. Командующий направлением прекрасно это понимал. Но, как и в начале войны, он снова топил свою вину в крови других. Батальон, оборонявший фланги прорыва у деревни Захарово, он приказал «вернуть обратно, виновных в сдаче этого особо важного пункта арестовать, судить и расстрелять на месте независимо от количества ».
От генералов Ефремова и Белова Жуков потребовал «ускорить взятие Вязьмы, используя время, пока противник еще слаб». Немцы тоже знали, чем грозила им потеря Вязьмы. Сначала они без особого труда отбросили 11-й кавалерийский корпус Калининского фронта. Затем 33-ю армию и конную группу генерала Белова, начавших атаку на город, противник встретил хорошо организованным огнем и контратаками пехоты, поддержанной танками и авиацией.
В полной мере осознал угрожавшую ему опасность и генерал Ефремов. Он немедленно телеграфировал о создавшейся обстановке командующему фронтом, но Жуков не отреагировал на обращение. Он вообще предпочел промолчать.
На недоумевающий вопрос Ефремова в телеграмме от 5 февраля «Получаете ли Вы мои донесения?» и очередную просьбу «усилить ударную группировку армии» Жуков ответил только через два дня. 7 февраля он высокомерно заявил генералу: «Меньше истерики. Держите себя спокойно».
Опровергая это откровенно хамское обвинение, Ефремов возмущенно вопрошал: «В чем истерика? Где у меня истерика? Я Вас не понимаю. Таким элементом я еще не обладал. Просто Вас не понимаю, что у Вас за отношение ко мне, как к командующему 33-й армией?»
К этому моменту только численность группы Белова сократилась с 28 тыс. до 6 тыс. человек, причем 1500 из них были ранены. Вместо поддержки и помощи все обращения Ефремова Жуков отвергал, в унижающей командарма форме. Он обвинил генерала в том, что его «части ведут себя преступно плохо, поддаваясь панике и беспорядку». Садистски потребовал « всех трусов, паникеров, провокаторов судить и расстрелять перед строем ». И дал указание «продовольствие искать на месте, подавать его не будем, нет самолетов, искать снаряды тоже на месте».
Впрочем, повод для истерики был как раз у свежеиспеченного главнокомандующего Западным направлением. Примерно в это же время, когда развивался сюжет этой жизненной драмы, достойной острого писательского пера, противник нанес внезапные контрудары и по группировке Калининского фронта. Он отрезал от основных сил 11-й кавалерийский корпус, 29-ю армию и четыре дивизии из семи 39-й армии.
Кольцо вокруг 29-й армии немцы замкнули 5 февраля. Более двух недель ей пришлось сражаться в окружении; из него вышли только 3,5 тысячи человек. Это было все, что осталось от армии. Не приносили успеха и просьбы Жукова к командарму 43-й армии Голубеву «быстрее пробиться к Ефремову…».
Между тем Сталин снова собирал резервы; он ждал от Жукова других результатов. Его план был обдуманным и далеко устремленным. Он предусматривал решительный разгром германских войск, с выходом на оборонительные рубежи, занимаемые Красной Армией до начала немецкого наступления на Москву.
В очередной директиве Ставки № 01542/сс от 16 февраля 1942 года Верховный главнокомандующий вновь потребовал от Жукова: «К 5 марта… войскам Западного фронта, при содействии 39, 29, 30 и 31– й армий и 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта, разгромить и уничтожить ржевско-вяземско-юхновскую группировку противника… К тому же 5 марта… разгромить болоховско-жиздринско-брянскую группировку… Занять город Брянск и закрепиться на нашем старом оборонительном рубеже с готовыми противотанковыми рвами…»