Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 92



— Отлично! К утру портрет будет готов?

— Думаю, будет… А что ты принес?

— Да вот повестку и конверт на экспертизу. Чудится мне, что их один человек писал. Только на повестке почерк изменен…

— А я с самого начала обратил внимание, что конверт не военкоматовский, а обычный. Покажи повестку… — Гурский посмотрел повестку на свет. — Явно стерта первоначальная фамилия и вписана новая. И месяц не тот. Вот видишь, тут была римская цифра «пять»? К ней добавили три черточки и стало «восемь», август… А чтобы точно было, без ошибки — отдай Галине Степановне…

Влад поблагодарил и прошел в следующую комнату к Галине Степановне Урсаки, известному не только в республике специалисту по установлению подлинности документов.

Галина Степановна сняла очки, потерла тыльной стороной кистей рук усталые глаза, взглянула на подошедшего Влада:

— Здравствуй, капитан! Сто лет к нам не заходил… Да, я тебя еще не поздравила с очередным! Поздравляю. Очень за тебя рада!..

— Спасибо, Галина Степановна… У меня просьба к вам.

— Да я знаю — без дела не придешь!.. Что у тебя?

— Получил подозреваемый повестку в военкомат. По повестке не явился. Как выяснилось, его и не вызывали. Вот эта повестка, вот конверт, в котором она пришла по почте. Что вы можете сказать о конверте и повестке?

— Адрес написан женщиной. Повестка тоже заполнена ею, только почерк слегка изменен. Здесь была другая фамилия. Вытравлена. Сверху новая надписана… Месяц тоже исправлен…

— Вот бы нам вытравленную прочесть!..

— Постараюсь помочь, Мирон Петрович.

И Галина Степановна действительно помогла. Вскоре капитан уже читал официальную справку о том, что первоначально в повестке значился Констанжогло Василий Афанасьевич. Его вызывали в Октябрьский райвоенкомат 20 мая 1982 года на 12.30…

Саша Орлов пришел в управление с четырьмя протоколами свидетельских показаний. Буфетчики подтвердили рассказ Чабаненко.

— Что ж, — сказал Влад, прочтя протоколы. — Алиби непробиваемое. Придется, пожалуй, Мишу отпускать…

— Нужно ли? Отпусти мы его, и затаятся твои иксы-игреки. Пусть лучше думают, что мы их приманку заглотали… Впрочем, этот вопрос должен «Понимашь» решать.

— Да. Оставим до утра, до прихода Жукова… Поезжай-ка ты домой — отдохни до утра.

— А ты?

— А мне ведь до восьми дежурить… К утру в лаборатории должны портрет по слепкам сделать. Не терпится взглянуть…

— Тогда счастливо оставаться!

После ухода Орлова Влад позвонил дежурному по Октябрьскому райвоенкомату и без особого труда выяснил, что Василий Афанасьевич Констанжогло работает в типографии печатником. Позвонил туда. Оказалось, что Констанжогло работает в ночную смену и сейчас в типографии. Капитан взял дежурную машину и поехал туда.

Разговаривать в громыхающем печатном цехе было невозможно. Сухонький старичок-мастер провел Влада и Констанжогло в свой закуток и оставил там.

Записав в протоколе установочные данные молодого печатника, Влад спросил:

— Вы военнообязанный?.. Когда вас в военкомат вызывали?

— В мае. Где-то в конце месяца… А что?

— Да нет, ничего… Не помните, повестка у вас сохранилась?

Констанжогло явно смутился:

— Меня в военкомате попросили ее предъявить, а я в карманах не нашел. Потерял, наверное…

— Когда в военкомат шли — заходили куда-нибудь?

Констанжогло смутился еще больше:

— Зашел кружку пива выпить…

— Один?

— Был у стойки мужичок. Заговорил со мной. Потом до военкомата проводил.



— Как он выглядел?

— Невысокий, худенький… Лицо у него остренькое, крысиное такое…

У Влада сильнее заколотилось сердце: он вспомнил, что и таксист говорил о крысином лице. Стараясь казаться равнодушным, он спросил:

— Не помните, какая у него походка? Хромал при ходьбе?

— Нет, не хромал. Правда, сказал, что нога у него болит, и мы в троллейбус сели на одну остановку…

— Народу в троллейбусе много было?

— Много. Едва вошли.

— Вы с ним в дверях стояли?

— Да. Остановку проехали и вышли.

— Где у вас повестка лежала?

— Я без пиджака был. В кармане брюк.

— А как называл себя ваш провожатый?

— Николаем, кажется…

— Где живет, работает — не говорил?

— Нет.

— Потом встречались с ним?

— Нет. Обещал ждать меня около военкомата, но я вышел, а его не было…

— Как считаете — мог он в троллейбусе вытащить у вас из кармана повестку?

— Мог, конечно. Но на кой она ему?

— Возможно, для одного неблаговидного дела понадобилась… Вы ведь ему сказали, когда пиво пили, что в военкомат идете?

— Сказал.

— Большое вам спасибо, Василий Афанасьевич. Очень вы нам помогли… Извините за беспокойство и до свидания!..

ИСПОВЕДЬ БУЛАТА

Из типографии Влад заехал домой — побрился и сменил рубашку.

А в управлении, когда он приехал туда, его уже ждал приблизительный портрет Игрека, который ему так не терпелось получить. С листа плотной бумаги на него смотрело пустыми глазницами узкое овальное лицо, намеченное легкими штрихами, словно пунктиром. Лишь рот и подбородок были вырисованы фломастером уверенно, с растушевкой. Рядом то же лицо было нарисовано в профиль, и в нем было что-то крысиное.

Капитан сидел у себя в кабинете за своим столом. Сидел над листом с рисунками и думал. И таксист, и печатник в один голос, одними словами говорили о человеке с крысиным лицом. Три месяца назад человек этот вытащил из кармана Констанжогло повестку с вызовом в военкомат. Значит, взятие институтской кассы планировалось еще тогда. Но вот об одном человеке шла речь или о двух разных людях? Пассажир таксиста хромал, у него вместо левой ноги — протез. У случайного знакомого Констанжогло нога болела, но он не хромал. Мнимая боль в ноге, очевидно — предлог сесть в троллейбус, где в давке спутник выкрал из кармана печатника повестку. Так один или двое? Если двое — кто из них Игрек? Кого из двоих изображает рисунок?..

Влад вспомнил об еще одном незаконченном деле. Спустился к дежурному по управлению и от него позвонил дежурному по Ялтинскому горотделу милиции. Попросил снять с теплохода «Карелия» туриста Евгения Долю и первым же самолетом доставить к ним в город. Теплоход прибывает в Ялту в шесть утра. Значит, здесь Доля будет часиков в девять… Может, стоит съездить домой? Поспать уже не удастся, так хоть поесть…

Он запер стол и собрался идти, но в комнату вошел Гурский с несколькими бумажными листками, перехваченными скрепкой. Это было заключение трасологической экспертизы. Влад пробежал акт глазами. Подтверждались предположения Гурского насчет обуви. Комочки сухой земли во всех случаях идентичны — то есть, взятые в кассе, в кабинете Булата, на лестнице, в мастерской и на подходах к ней. В комочках — следы мазута, кирпичной и цементной пыли, споры сурепки, колючки мелкого репейника. Микроследы волокон на подоконнике в кабинете Булата — от альпинистской веревки советского производства. Пепел, взятый на лестничной площадке запасного выхода около дверей в мастерскую, — от сигарет «Мальборо». У человека, который сгрыз половину яблока, а вторую половину выбросил в форточку, передний зуб на верхней челюсти сломан, и дефект должен быть виден при улыбке. Приводилось описание и других особенностей строения зубов, но Влад, ни разу в жизни у зубного врача не бывавший, читать это место не стал — такие сведения для специалистов-стоматологов. Акт был подписан тремя работниками лаборатории.

Гурский поехал домой, пообещав к семи утра вернуться, чтобы ехать на пустырь и пройти по следам в бурьяне.

Было уже без четверти пять, и Влад решил тоже съездить домой. Предупредил дежурного по управлению и поехал.

Дома Влад сделал зарядку, не пропустив ни одного упражнения. Потом поплескался под холодным душем в свое удовольствие, благо квартира еще спала, позавтракал, разогрев банку болгарских бобов и добавив к ним огурец и пару помидоров.

По еще прохладному утреннему городу вернулся в управление.