Страница 38 из 53
Мой голос испуганно затих, ибо я вдруг вспомнила, что это за стена. Она имела двадцать футов в высоту, а поверху была натянута колючая проволока.
— Ладно, о стене будем думать, когда доберемся, — отмахнулся Джон. — С таким уровнем адреналина я, наверное, смогу перепрыгнуть ее без разбега.
Мне ужасно не хотелось оставлять уютный рододендрон. У него были пышные пурпурные цветы и такая густая листва... Что ж, прощай, цветочек!
Торопливым шагом мы двинулись вдоль стены, которая закончилась открытой решетчатой беседкой, обогнули ее и со всех ног припустили по парку. Хорошо, что сейчас, весной, под ногами бесшумно пружинила мягкая травка, а не предательски хрустели опавшие листья.
Английский парк окружала высокая самшитовая изгородь. Самшит имеет обыкновение к старости прикидываться деревом, высоким и очень густым. Его часто используют для садовых лабиринтов, поскольку сквозь такие заросли невозможно пробраться. Держась в тени изгороди, мы отыскали место, где в самшитовой стене зияла крошечная прореха, и с огромным трудом протиснулись через нее.
Эту часть поместья Пьетро относил к своим любимым и фонарей на нее не пожалел. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: пересечь напрямик английский парк не удастся. Это все равно что пробежаться по ярко освещенной сцене.
Мы и не стали его пересекать, а обогнули по-пластунски, держась поближе к самшиту. Очень не рекомендую такой способ передвижения. Зато мы никого не увидели, и нас тоже никто не увидел. Добравшись до длинной аллеи, я подумала, что самое трудное позади. Высокие остроконечные кипарисы выстроились по обе стороны гравийной дорожки живыми колоннами и давали такую густую тень, что свет от низких фонарей не проникал под деревья. Аллея шла под уклон, следуя рельефу холма, и мы со спринтерской скоростью устремились вниз. Впереди уже маячил розарий, как вдруг послышался звук, от которого я едва не растянулась во весь рост. То был собачий лай.
— Ищейки! — выдохнула я.
— Не говори глупостей. — Джон остановился и прислушался. — Еще хуже, чем ищейки! Цезарь.
— Только не это!
— Именно это. Кроме Цезаря, в поместье нет ни одной собаки. Надо же было тебе оказаться любительницей зверушек! Быстрей.
И мы чуть ли не кубарем покатились по склону холма, презрев осторожность. Да, от Цезаря жди неприятностей. Собаки-ищейки идут по следу из чувства долга, а старина Цезарь от чистого сердца рвется отыскать свою любимую подружку, которая угощала его гусиным паштетом и копчеными устрицами, а потом еще и кувыркалась с ним на травке. На такие вещи у собак долгая память, будь они благословенны. Кроме того, у них превосходное обоняние...
Вот и конец аллеи. Я рванула влево, в сторону розария, но Джон схватил меня за руку и дернул обратно.
— Какого черта...
— Забудь про розарий, нам нужна вода. Проточная вода... Надо сбить эту чертову собаку со следа...
Джон тяжело дышал, и я его за это не винила.
Воды хватало. Но, увы, все фонтаны были залиты светом. Мы опрометью бросились в самый большой, спотыкаясь о нимф и водяных богов. Джон поскользнулся на мокрых камнях и припал к нимфе, чтобы не потерять равновесие. Страстное объятие выглядело таким забавным, что я невольно рассмеялась, но фонтан тут же заткнул мне рот изрядной порцией брызг. Мой истеричный хохот перешел в сдавленное бульканье, вдобавок я заработала ненавидящий взгляд Джона. Слава богу, у него не хватило дыхания, чтобы затеять свару. Только дискуссий нам сейчас недоставало.
Забравшись на узкий парапет фонтана, мы засеменили а неведомом направлении. Я совершенно утратила чувство ориентации и покорно тащилась за Джоном, подстегиваемая радостным лаем, который звучал где-то вдалеке. Но, осознав, что задумал Джон, остановилась как вкопанная.
Одна из достопримечательностей знаменитой виллы д'Эсте — аллея Ста Фонтанов. Каждый «фонтан» — это самая обычная струя холодной водицы, но все вместе, расположенные вдоль длинного бассейна, они производят большое впечатление. Предок Пьетро решил превзойти это достижение и создал аллею, вдоль которой разместил целых двести фонтанов. От подножия холма, где мы стояли, задрав головы, казалось, что водяная пыль устремляется прямо в небо. Джон разбежался, плюхнулся в воду и принялся молотить руками.
Не знаю уж, что на меня нашло. Наверное, то была истерика. Я просто затряслась в пароксизме хохота, и, чтобы не упасть, пришлось даже ухватиться за хвост каменного дельфина.
Помахав руками, Джон величественно поднялся на ноги (вода едва ли доходила ему до пояса, зато неслась вниз с устрашающей силой), схватился за хвост другого дельфина (скульптуры этих милых животных тянулись вдоль всего фонтана до самой верхушки холма) и свирепо посмотрел на меня.
— Ты совсем как лосось, — проговорила я, давясь от смеха. — Те тоже скачут вверх по течению. На нерест.
Джон промок насквозь: от башмаков до золотистых волос. Он ткнул в меня пальцем:
— А ну плыви, черт тебя возьми!
Увидев, как он снова принялся молотить руками, я согнулась в очередном приступе хохота. Немного отсмеявшись, бочком залезла в воду и попробовала последовать примеру Джона. Толку-то. Вода неслась вниз мощным потоком, совладать с которым не под силу и дельфинам. Не то что плыть, идти-то было трудно. Но дельфины нам все же помогли: цепляясь за их каменные хвосты, мы поползли вверх, преодолевая фут за футом. Жаль, что это феерическое зрелище никто не снимал на камеру. Положение осложнялось тем, что я никак не могла перестать смеяться. Стоило глянуть на мокрого Джона, как меня разбирало с новой силой.
Мы преодолели незамеченными примерно половину пути. Я даже вошла в ритм: шагнуть, скользнуть, схватиться за следующего дельфина, отсмеяться, шагнуть, скользнуть, схватиться — и так до самого верха. Мне начало нравиться. Мы все еще находились на почтительном расстоянии от цели, когда Джон забрался на голову одного из дельфинов, а оттуда запрыгнул на стенку водоема. Сидя на корточках, он ужасно напоминал лягушку. Протянув мокрую лапу, эта лягушка втащила меня наверх.
— Ну вот, только стала получать удовольствие... — Я уселась рядом второй лягушкой. — Куда теперь?
Без лишних разговоров он столкнул меня вниз.
Я приземлилась на азалии. Если вы думаете, что азалии не колючие, попробуйте на них упасть. Не успела я выругаться, как Джон приземлился рядом, его ладонь зажала мне рот.
И тут снова послышался лай Цезаря. Первый фонтан не сбил его с толку, пес упрямо шел по следу и был слишком близко, чтобы мы могли забыть о нем и расслабиться.
Пора было уносить ноги, что мы и сделали. Лишь преодолев изрядное расстояние, я сообразила, куда мы направляемся. Теперь наш маршрут пролегал через сад чудовищ. Если его огибать, пришлось бы бежать до внешней стены вдвое больше, да еще через самые открытые участки.
В сиянии дымчато-зеленых и пурпурных огней сад монстров казался сошедшим со страниц романа ужасов. Огромные полые головы подсвечивались изнутри мощными красными лампами, щелочки глаз сияли, будто у выходцев из преисподней, а клыки выглядели так, словно их только что окунули в кровь. Джон взял меня за руку. Его ладонь была мокрой, но теплой и крепкой, от нее исходило спокойствие. Впрочем, я не думаю, что Джон пытался меня успокоить. Он был напуган не меньше меня. Я отчетливо слышала, как стучат его зубы. Конечно, мы промокли до нитки, но ночь-то была очень теплой.
Самые маленькие чудища не были подсвечены, с коварством истинных монстров они прятались в траве, и я непременно перелетела бы через детеныша дракона, если в Джон вовремя не ухватил меня за шиворот. Тот самый взрослый дракон, жертвой которого я недавно чуть не стала, в свете пульсирующего сиреневого прожектора выглядел до жути живым.
Внезапно чуть позади нас, рядом с головой огромного стража, раздался тихий щелчок.
Вспыхнул луч фонарика. Его белый свет казался лучом здравого смысла в этом ожившем кошмаре, но сейчас я предпочла бы самый безумный сон. Не сговариваясь, мы упали на землю и вжались в траву. А в следующий миг в противоположном конце сада, неподалеку от выхода, замелькал еще один белый луч.