Улица Пяти Лун

Может, сделать подкоп, как граф Монте-Кристо? Сколько времени понадобилось ему и его приятелю, престарелому аббату, чтобы выбраться из замка Иф? Годы... И если я правильно помню, туннель все равно оказался бесполезен. Пол в третьей комнате, правда, земляной, и чайная ложечка у меня есть... Вон, на подносе лежит. Итак, предположим, каждые две секунды я буду выковыривать одну чайную ложку земли, сто чайных ложек — и вот вам суповая чашка, четыре чашки составляют ведерко... Каких-то пять миллиардов ведерок земли — и путь к свободе открыт... Я вернулась к груде одеял и рухнула без сил, словно и в самом деле выгребла чайной ложкой все эти горы грунта.

Мне следовало продолжить размышлять, строить планы бегства, искать способы... Вместо этого я легкомысленно заснула. Не знаю, сколько уж времени проспала, но проснулась мгновенно — от нестройного хора цепей и засовов. На этот раз я решила принять вертикальное положение и встретить тюремщика с гордо вскинутой головой.

Это опять оказался старина Бруно. Прибыл еще с одним подношением. Подарок был перекинут через плечо, ноги в безупречно элегантных туфлях безвольно болтались в воздухе. Увидев меня, Бруно, не мешкая, сунул свободную руку в карман и извлек длинный и чрезвычайно блестящий нож.

— Ни с места! — прорычал этот добрый человек, тыча в мою сторону ножичком. — Не двигаться!

— Ну что вы! — отозвалась я, небрежно махнув ручкой. — И в мыслях таких глупостей не было.

Бруно слегка повел дюжим плечом, и тело Смита мешком соскользнуло на пол. Хорошо хоть глупая голова сэра Джона угодила точно на груду шерстяных одеял — иначе не избежать бы сотрясения мозга от удара о холодный и чертовски твердый пол темницы. Не думаю, что Бруно сделал это намеренно, вряд ли его волновало состояние головы подопечного. Честно говоря, Бруно совершенно незачем таскать с собой нож, он и без оружия вполне мог претендовать на местечко в музее мадам Тюссо — в уютном зальчике, населенном восковыми копиями знаменитых убийц и маньяков всех мастей. Достаточно взглянуть на огромные лапищи, чтобы навсегда потерять желание спорить с их обладателем. Этот инструмент поопаснее кинжалов.

С невнятным рычанием Бруно удалился, не забыв, разумеется, напоследок погреметь засовами и цепочками. Вжавшись в стену, я рассматривала неподвижное тело Смита.

Надеюсь, меня не обвинят в паранойе, если я признаюсь, что первой была мысль о коварной ловушке. Конечно, я не знала, в чем суть ловушки, но подлый Смит отнюдь не числился в списке самых честных и откровенных моих знакомых.

Впрочем, он действительно был без сознания. Вялый, как чучело змеи, набитое соломой. На четвереньках я осторожно приблизилась к нему. Смит лежал на спине, обращенное вверх лицо было неприятного землистого оттенка, щека вымазана в свежей крови. Глянув на алую струйку, я заключила, что его стукнули по голове совсем недавно.

Я устроилась поудобнее, пригляделась внимательней, принюхалась... Ничуть бы не удивилась, распознай мой нос запах кетчупа или клубничного сиропа. Но кровь выглядела совсем как настоящая, помидорами не пахло, да и ранка не походила на имитацию. Ссадина, конечно, но весьма красноречивая ссадина — вокруг уже набухала шишка, которая совсем скоро обещала приобрести чудесный пурпурный оттенок. Если этот коварный человек что-то задумал, то он далековато зашел в своем стремлении к правдоподобию.

Без сознания Смит лежал довольно долго. Я даже начала беспокоиться: это проклятое подземелье и без трупа не давало поводов для жизнерадостности, а уж с мертвецом под боком и вовсе будет не до веселья. Мрачным взглядом я сверлила красивое лицо Смита, и он наконец соизволил открыть глаза. Посмотрел на меня и поспешно снова зажмурился. Лицо исказила страдальческая гримаса.

— Где бо-бо, малыш? — проворковала я нежно. — Скажи тетушке Вики, она подует на это место, и все мигом пройдет.

Как и предполагалось, мистер Смит исторг поток ругательств, слегка поразивших меня своей оригинальностью и энергичностью, а я, поверьте, всякое слыхала.

— И поделом тебе, — злорадно ответствовала я, когда фонтан непристойностей и проклятий иссяк. — Люди, сующие свой нос в дела других, заслуживают лишь...

— Заткнись! — простонал Смит.

Я заткнулась. Он и в самом деле плохо выглядел. Через мгновение, повинуясь несвойственному мне — а в данном случае к тому же и совершенно незаслуженному — порыву милосердия, я плеснула в бокал вина и поднесла к губам мученика.

— Попробуй-ка. Всего лишь обычное вино, но, думаю, тебя позабавит само его наличие в этих застенках.

Смит посмотрел на меня поверх края бокала, и слабая искра смягчила взгляд пронзительно-синих глаз.

— Спасибо... Это то, что нужно.

Он медленно приподнялся и взял у меня бокал. Я подперла спиной стену и скрестила ноги.

— Ты успел поужинать? Тут осталось немного телятины и кусочек хлеба.

— Спасибо, я поел. По крайней мере... — Смит нахмурился, вертя пустой бокал. — Да, точно... Тебя ведь не было за ужином, так?

Я кивнула:

— Именно. Я была здесь.

— Помню, княгиня Кончини спрашивала о тебе, — медленно продолжал Смит. — Пьетро сказал, что ты уехала в Рим, у тебя свидание сегодня вечером.

— У меня и было свидание. С милым Бруно.

— В студии Луиджи? Пьетро потом мне все рассказал. За ужином он держался великолепно, но затем зазвал меня к себе в кабинет и выложил правду про тебя. Бедняга был очень расстроен. Понимаешь, ты вынудила Пьетро действовать. Ему пришлось быстро принимать решение, чтобы ты не успела рассказать о мастерской. Но, увы, наш добряк Пьетро никудышный преступник. Он терпеть не может насилия.

— Ты хочешь сказать, что это Пьетро ударил меня и притащил сюда?

— Нет-нет, толстяк не стал бы марать руки. Он вообще не любитель подобных глупостей, — презрительно сказал Смит. — Но ты ведь наверняка подозревала, что за тобой наблюдали всякий раз, когда ты выходила из виллы. Сегодня следил Бруно. У него хватило ума сцапать тебя, едва только ты вышла из студии.

— Значит, Пьетро, приказав Бруно запереть меня в этой дыре, затем поделился своим чудесным вином и прекрасной телятиной? Он несколько непоследователен, ты не находишь?

— Не нахожу. Если бы все решал Пьетро, у тебя не было бы ни малейшего повода для беспокойства.

Наступило молчание... тягостное, неприятное молчание.

— Ты хочешь сказать, что не Пьетро решает, что со мной делать? — уточнила я.

— В самую точку, дорогуша.

— Тогда кто? Ты?

— Ага, именно поэтому я сижу здесь, с тобой, — язвительно ответил Смит. — Несмотря на свою приятную и располагающую внешность, в глубине души я последний садист. Люблю, знаешь ли, самолично душить людей. Я, правда, еще не решил, задушить тебя сразу или сначала подвергнуть какой-нибудь изощренной пытке...

Я прожгла его сердитым взглядом:

— Ладно, хватит нести чушь! Что я больше всего в тебе терпеть не могу, так это твой мерзкий язык. Ты намекаешь, что очутился здесь потому, что поцапался из-за меня со своим хозяином?

Смит не ответил. Он поерзал, принимая удобную позу, прислонился к стене и вытянул ноги. На лице застыла маска холодной ярости. Если в ему было шесть лет, я сказала бы, что он дуется.

— О, мой герой! — пропела я сладко-сладко. — Как я в тебе ошибалась. Прости меня, глупую, и позволь смиренно преклонить перед тобой колени. Мое нежное девичье сердечко трепещет от восторга, ведь ты рисковал своей жизнью ради...

Бокал с музыкальным звоном разбился о стену, Смит обхватил меня и привлек к себе, едва не раздавив грудную клетку.

— Внимание, внимание, уважаемые радиослушатели! — проквакала я сдавленно. — Поцелует герой героиню или убьет? Включите свои приемники завтра в это же время, и вы услышите продолжение спектакля...

Лицо Смита перекосилось, я даже испугалась, как бы оно не лопнуло. Через мгновение он зашелся в приступе хохота. Меня он не выпустил, но хватка ослабла, так что я смогла устроиться поудобнее. Так мы и сидели бок о бок, Смит смеялся, а я внимательно наблюдала за ним. Наконец он выдавил: