Наваждение

— Двадцать шесть. А что?

— В двадцать шесть я думал точно так же. А в двадцать семь — уже иначе.

Он посмотрел на меня уважительно, как на умудренного опытом старика:

— А теперь вам сколько?

— Двадцать девять.

— И камней столько же! — воскликнул он. — Вы не находите, что это символично? Я же говорю: камушки — вещь непростая!

Сегодня в Катиной программе был подъем на колокольню. Туда непременно считали своим долгом слазить все туристы, за исключением пожилых людей, которым такое восхождение было не под силу.

Катя не чувствовала себя туристкой, она проходила послушание, готовясь к постригу. И к заданию игуменьи подошла вполне серьезно. Приехала заранее.

А потому пока она стояла внизу: на колокольне еще звонили, и общий доступ туда был закрыт.

— Федор Сергеевич, дорогой, уважаемый, вы так меня порадовали, просите что хотите!

Этот молодой фанатик камня поставил меня в тупик: просить-то я как раз и не умею. Однако надо. По себе знаю: если он хоть что-то для меня не сделает — будет чувствовать себя должником. А это очень неприятно.

— Да, есть одна просьба, — сказал я. — Хотелось бы посмотреть то место, где обнаружен ваш клад.

Сам не понимаю, почему я брякнул именно это!

Он просиял:

— О! Я вам столько всего покажу и расскажу! Это ведь случилось как раз у подножия холма, где стоит наш Саввино-Сторожевский монастырь! Вы знаете, кто такой был святой Савва Звенигородский? Ученик самого Сергия Радонежского, который в тысяча триста восьмидесятом году…

— Пойдемте? Вы по дороге расскажете.

Но вот и смолкли колокола, и покинули свое рабочее место звонари. И Катя, вместе с безумно толкающейся толпой экскурсантов, ринулась к ступенькам звонницы.

Древние зодчие позаботились о том, чтобы подъем на звонницу был не слишком тяжелым. Легкая лесенка довольно круто вилась вверх, но прерывалась несколькими площадками, на которых можно было отдохнуть.

И с каждой открывался вид, от которого дух захватывало. Уже на первой Катя не могла не задержаться: отсюда видно было все, что заключено внутри крепостных стен Саввино-Сторожевского комплекса.

Маковки монастырского храма со сверкающими крестами были совсем рядом, и казалось, что до них можно дотянуться кончиками пальцев. Иллюзия, конечно, но какая прекрасная!

Толпа туристов давно обогнала Катю, по-скоростному промчавшись вверх, а она все стояла. Созерцала. Только наглядевшись вволю, медленно двинулась дальше.

Со второй площадки обзор был еще шире, пейзаж еще величественнее. Теперь открылся вид на сам город Звенигород — монастырь стоит немного в стороне.

Кате казалось, оттуда посылал свой светлый привет городской кафедральный собор — Успенский, тоже выстроенный на холме, только не на таком высоком.

А внизу на зеленый травяной ковер была обронена синяя шелковая лента Москвы-реки. За нею разбросаны были разноцветные прямоугольники полей, а дальше темнел лес, погруженный в дрему…

Толпа туристов с шумом прокатилась обратно вниз. Кате даже страшновато стало: разве можно так бежать по крутым ступенькам? Не ровен час, оступишься невзначай и покатишься кубарем, ломая руки и ноги!

Зато на самом верху ей никто не мешал.

«Глядя отсюда, я воочию убедилась: земля и в самом деле круглая! Да, да, края нашей планеты вдоль горизонта мягко загибаются.

Только географы ошиблись насчет земных полюсов. Они находятся вовсе не там, где среди льдов бродят пингвины и белые медведи. Один из них — точно здесь!

Я нахожусь на самом полюсе, только не знаю, на Северном или Южном. Но это не важно. Главное — что это вершина того мира, в котором все мы живем.

Я никогда в жизни не была лидером, а сейчас почему-то ощущаю себя капитаном на капитанском мостике. Или по крайней мере впередсмотрящим.

Нет, скорее — вокругсмотрящим.

Я должна, я просто обязана замечать все, что происходит на нашей земле. Это — мое послушание. И я стараюсь не упустить ни одной детали.

Что это за две точки у подножия холма? А, люди.

Внизу много людей, но почему-то мое внимание притягивается именно к этим. Особенно к одному из них.

Конечно, черт лица невозможно разглядеть отсюда. Но я почему-то не могу оторвать от него взгляда.

Но меня отвлекает какой-то странный шелест. О, это шум крыльев. Неужели ангелы где-то поблизости?

Нет, это с золотого креста храма поднялся белый голубь и летит прямо ко мне.

Стараюсь не шелохнуться: пусть бы сел рядом, на ограждение площадки.

Но птица приземляется прямо мне на плечо!

Это знак! Я должна что-то сделать! Я должна… запеть!

Но «Аве, Мария» нельзя. Это католическое. А православных песнопений я еще не разучила. Ну что ж, пусть тогда будет просто песня:

…Мы пришли на место находки клада. Теперь здесь просто росли клевер и лебеда, ничего особенного.

Мой молодой спутник с увлечением рассказывал мне о явлении мощей святого Саввы, потом о разорении монастыря французами в двенадцатом году, потом еще о каких-то исторических событиях.

А я не мог оторвать взгляда от колокольни, которая высилась над крепостными стенами.

Она напомнила мне другую, тоже прекрасную, но затопленную Рыбинским водохранилищем. Я видел ее из окна того поезда, стук колес которого давно сросся с биением моего сердца.

Сначала с колокольни, как и положено, звонили. Потом верхняя площадка заполнилась людьми. Я понял: это любопытствующие туристы.

А затем там осталась только одна человеческая фигурка. Из-за слепящего солнца трудно было разобрать, мужская или женская. Я сам не понимал, зачем, почему я так пристально туда смотрю. Какая, в сущности, разница, кто там маячит?

Не знаю, искры ли вспыхнули у меня в глазах от долгого взгляда против света или в самом деле туда вспорхнул белый голубь? Только воздух почему-то зазвенел и запел.

И мне представился золотой город с прозрачными воротами, а в нем сад с цветами и травами… И яркая звезда — прямо среди бела дня!

— Вы слышите? — спросил мой спутник. — Поют!

— А вам что, тоже послышалось?

— Так ведь на самом деле поют. Да как! Прекрасное сопрано.

— Этого не может быть, — прошептал я, узнавая этот тембр, который не узнать не мог.

— Да вы скептик, — улыбнулся мой спутник. — Поживите у нас подольше — уверуете.

Но я уже невежливо покинул его. Я вбежал в монастырские ворота и кинулся вверх по ступенькам, на колокольню.

Не понимаю, почему я так торопился. Ведь лесенка была узкой, и, если б моя Русалочка надумала спуститься, мы все равно ни за что бы не разминулись…

Эпилог

Кате повезло: она попала в сказку. А сказки всегда заканчиваются свадьбой.

Да, свадьбой, а не монашеским постригом.

У Екатерины Криницыной оставалось еще много-много сил для земной любви, еще много чувства глубокого, самоотверженного, но на этот раз счастливого. Ей еще рано было отрекаться от мирского.

Демоны и без того отступили от нее, и она поняла: тот человек, которого она увидела с самой вершины мира, тот человек, что всегда спасал ее, тот единственный человек и есть ее настоящая любовь и судьба. И он ей послан самим Богом. Федор. Или, иначе, Теодор. Тео по-гречески и означает: Бог.

А все, что было прежде, рассеялось как морок, как наваждение. Отступило перед большой любовью.