Наваждение

— Не мое! — вскинула на него глаза Катя.

— Может, кто-нибудь тебе подкинул?

— Н-не знаю…

— А ты подумай… Кто мог?

…Димины пальцы медленно разжались, и пакетик полетел в открытую Катину сумочку…

— Никто! — быстро ответила она.

— Кто принес?

— Никто. Я на улице нашла.

— На улице? — присвистнул следователь.

— Ну да. Валялось в подземном переходе…

— И ты все бумажки с земли поднимаешь?

— А эта на сторублевку похожа…

Следователь повертел в руке пакетик и фыркнул:

— Ничего общего!

— А я с бодуна была… — пояснила Катя.

— Тогда похоже, — согласился он. — Значит, все берешь на себя?

— В смысле?

— Никого тянуть не хочешь?

— Но я правда ничего не знаю! Отпустите меня, мне плохо… У меня температура…

Следователь вздохнул и нажал кнопку на столе.

— Можешь идти.

— Домой? — обрадовалась Катя.

— В камеру.

«Злые люди! Злые! Жестокие!

Этот мир проклят! Из него исчезли краски. Значит, исчезла музыка…

А без музыки и без красок он — ничто. Просто пространство, расчерченное ровными линиями — продольными и поперечными.

Мир номер ноль.

Черно-серое чудовище, которое проглотило солнце…

«Горе, горе, крокодил наше солнце проглотил!»

Я отбила все кулаки о железную дверь. Они уже распухли и саднят. От грохота железа звенит в ушах, голова раскалывается.

Но меня все забыли. Никто не подходит.

А мне плохо! Почему никто не верит?!

Вот приоткрылось крошечное окошко в двери, кто-то заглянул и сказал:

— Ломает. Может, тазепам дать или седуксен?

— Перебьется, — ответил ему другой невидимка. — Перебесится.

И окошко опять захлопнулось.

— Спасите! — кричу я. — Помогите!!!

Но всем на меня наплевать.

Мне по-настоящему холодно в одном платье в этом каменном мешке. Стены тут словно пропитаны влагой.

На улице льет дождь вперемежку со снегом — сплошная серая пелена. Но и ее мне видно лишь в крошечное окошко под потолком, заплетенное прутьями решетки.

Почему меня сюда посадили? Разве я преступница?

Никому меня не жалко… Никому я не нужна…

Я умру здесь, прижавшись к стене, свернувшись клубочком, как одинокая собака, а никто даже не узнает…

Сделайте мне укол!!! Помогите!!! Укол!!!

Дверь открывается, и входят две здоровенные тетки. Одна наотмашь бьет по лицу, а вторая набрасывает мне на голову какой-то балахон.

Теперь я похожа на кокон. Не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Не могу подняться. Ничего не могу. Только кататься по полу и орать.

Руки неудобно прижаты к груди, ноги спеленуты…

Злые люди! Злые! Жестокие!»

— Как самочувствие, Криницына?

— Спасибо… лучше…

— Скажите, вы знакомы с Чикиным Владимиром Леонидовичем?

— Нет. Впервые слышу.

— Ну как же! Он ведь был на вашем… дне рождения…

— Я не знаю фамилий и имен…

— М-да… Только клички? Так и запишем… А с Антоновым Вячеславом Ивановичем?

— Нет…

— Так ведь это хозяин квартиры.

— Он Антонов?

— Представьте себе. И долго вы там прожили?

— С лета.

— И за столько времени не удосужились познакомиться?

— А что, я ему в паспорт смотрела? — огрызнулась Катя.

— А кто вам Поляков Дмитрий Владимирович?

— Никто.

— Совсем никто? А он, представьте, тоже из Рыбинска…

У Кати внутри все похолодело. Они знают, что Димка был с ними, они всех переписали по паспортам… Надо постараться убедить их, что Димочка оказался с ними случайно…

— Значит, совпадение. — Она безразлично пожала плечами.

— А вот все эти незнакомцы прекрасно знают вас, Екатерина Степановна, — торжествующе сказал следователь. — И все они, как один, заявили, что вы проживали совместно с ними в квартире и регулярно употребляли наркотики. А вот где вы их брали — вопрос!

— Подождите, подождите, — остановила его Катя. — Я не поняла. Это кто сказал, что я… употребляла?

— Все, — развел руками следователь.

— Когда?

— Да вчера утром. Мы всех допросили, и показания совпадают. Полное единодушие.

— Нет, — шепнула Катя, покачала головой и добавила громче: — Нет! Неправда!

— Да вот у меня протоколы. Подписаны собственноручно. Показать?

— Да.

Он положил перед ней несколько листов бумаги. На одном из них был действительно Димкин почерк: «С моих слов записано верно» и красивая роспись с элегантной загогулинкой.

Катя лихорадочно пробежала по нему глазами сверху вниз.

— Значит… я приносила… — пролепетала она. — И кололась… и больше никто…

— У Чикина множественные следы уколов, — сказал следователь. — Но он стоит в поликлинике на учете как больной диабетом, официально получает инсулин со скидкой. Мы проверяли.

— Инсулин? — упавшим голосом переспросила Катя. — Ну да… он говорил…

Вот хитрый Чика! Даже справкой запасся на всякий случай, Как ему удалось? Катя-то знала, что за инсулин он выпаривал в ковшике…

Выходит, все вокруг умные, одна она дура?

Даже Димка, и тот испугался, написал, что дружки подсказали.

Ну и правильно, так дуракам и надо! Умные пакостят, а всегда дураки отдуваются.

— Ну как? Теперь вы признаете, Екатерина Степановна, что незаконно приобретали и хранили героин?

— Ну, раз все так говорят… — ответила Катя.

— А где? И кому, кроме себя, передавали? Антонову и Полякову?

— Нет!

— А Антонов утверждал, что в тот вечер вы ему дали дозу.

— Но мне тоже дали…

— Кто?

— Дед Пехто! — буркнула Катя.

— Ладно, — зловеще пообещал следователь. — Подумай еще. У меня времени много. Я всю твою подноготную выужу. Знаю, голубушка, что ты посредница у арбатской братвы… Через них большой поток наркоты идет…

— Какой братвы? — опешила Катя.

— Такой… За идиотов нас тут не держи… Ты свои мозги все уже пропила да проширяла, так что расколем в два счета.

«Час от часу не легче… Наверное, это у него мозги опухли от наркоты, а не у меня.

Какие еще арбатские братки? Можно подумать, я курьер наркобарона! Итальянских фильмов чувак насмотрелся? Комиссара Катанья из себя строит? Насочинял тут целого спрута…

Если бы это были шуточки, то я бы тоже посмеялась. Но эта игра не по правилам…

Три года! Прошло только три дня, а я уже задыхаюсь в этом каменном мешке. А три года?

Димочку я ждала из армии два года, и время тянулось так медленно… День за днем зачеркивала на настенном календаре, а срок все не сокращался…

Срок… Теперь мне мотать срок…

А Димочка? Он меня дождется?

Должен! Обязан! Иначе не может быть! Ведь я же ждала его! И наш директор сказал, что это подвиг… потому что… его самого не дождались…

Значит, не всех дожидаются?

И почему он сказал, что приносила наркотики я?

Фу, глупая, ведь иначе его тоже начали бы таскать… А разве лучше, если б и Димку засадили в такую же камеру?

Нет! Только не это!

Кажется, у преступников принято валить все на одного, на того, кто попался… И правильно — ему ведь все равно отвечать. Один за всех..

И все на одного?

Но ведь я помню… я видела… Это Димка кинул мне в сумку этот пакетик… А откуда у него героин? Он где его брал? Он ведь даже кололся редко…

Ох… мозги перегрелись. Вредно с непривычки столько думать. Я устала… Надо отдохнуть и как следует выспаться…

А Димочка мне потом сам все объяснит. Он всегда все умеет объяснить…

Вот придет ко мне на свидание…

Смешно как! В тюрьме тоже свидания…

Вот если бы моя камера была на первом этаже, Димка подхватил бы меня с подоконника, как в детстве, и унес на руках подальше он этого ужаса.

— Это сон, любимый?

— Конечно, сон. Это Морфей сморил тебя и заморочил голову…

— Mop-фей… Мор-фий…

— Нет, героин, моя героиня…

Он несет меня по серым полям, и туман колышется вокруг ног его, словно облака.