Наваждение

— Подождите! — Она метнулась к мужчине и ухватила его за полу пиджака. — Постойте! Вы же не слышали Полякова! Он и поет, и сочиняет…

— Полякова? — Мужчина напряг мозги, пытаясь вспомнить, не просил ли его кто-нибудь из знакомых составить протекцию некоему Полякову.

Вполне возможно, ведь во время отборочной горячки столько просьб, что легко что-то забыть, упустить, перепутать…

— Да! — подхватила Катя. — Вы не пожалеете! Димка! Иди сюда! — И она подтолкнула его вперед.

Мужчина мельком взглянул на него и буркнул:

— Ничего, фактуристый… Ладно, и ты тоже…

И Димка в числе избранных счастливчиков скрылся за дверью.

Он вошел последним, а вышел первым всего лишь через несколько минут. Отвергнутые неудачники еще не успели разойтись, гудели, кучковались в тесном дворике.

— Ну как? — разом бросились к Диме несколько человек, оттеснив Катю. — Что они требовали? Петь? Читать?

— Плясать, — буркнул Дима.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

Он кривил губы и изо всех сил сдерживал слезы.

— И что? Взяли?

— Взяли, — кивнул он, — за хвост. Раскрутили и подальше зашвырнули.

Катя наконец сумела протиснуться к нему и осторожно тронула за плечо:

— Димочка, ты бы спел им, они бы сразу…

Он посмотрел на нее абсолютно больными глазами, сорвал с плеча бесполезную теперь гитару и с размаху швырнул ее под ноги. Крепко припечатал каблуком. Потом молча раздвинул окружающих и пошел к подворотне.

— Димочка! — рванулась следом Катя. — Подожди! Ты куда?!

Он остановился, повернулся и глухо сказал ей чужим голосом:

— Не ходи за мной.

«Сама не пойму, как я попала в самый эпицентр урагана. Вокруг меня стремительно закручиваются темно-серые спирали, в ушах звучит пронзительный свист.

Тонкий, надсадный звук… И спирали вертятся все быстрее и быстрее, их центростремительная сила отрывает меня от земли…

Я лечу… Нет, я падаю… Я улетаю в мутную липкую пелену…

То вниз, то вверх… Как на качелях… Я болтаюсь между небом и землей, и ни земля, ни небо не желают меня принять…

Как страшно… Хочется крикнуть, но слова словно прилипли к горлу. Вместо них изо рта вырывается странное шипение.

Но верчение-кручение прекращается так же внезапно, как началось. Теперь я плыву параллельно земле, и подо мной сквозь клочья видна панорама города.

Это не Москва, и не Рыбинск… Я не знаю, где я… Только вижу сверху золоченые луковки церковных куполов. Кресты на них такие высокие, что почти что касаются меня заостренными макушками…

И вдруг новый порыв ветра подхватывает меня, точно пушинку, и подкидывает вверх. Дыхание перехватило… нет воздуха… Я только раскрываю рот беззвучно, как рыба, стараясь поймать пересохшим горлом хоть глоток…

И с ужасом вижу, что золоченые купола подо мной закачались, кресты согнулись… и рухнули вниз, сорванные с церквей…

Мне так страшно… Это плохая примета: видеть, как падают кресты… Это значит, что Бог отвернулся от меня…

Я никогда не верила в Бога, но сейчас поднимаю лицо к небу, покрытому клочковатыми облаками, и пытаюсь разглядеть там Его лик…

Тщетно… А губы шепчут сами собой: «Господи ты мой Боже… Спаси и сохрани…»

Но нет ответа…

И я плыву в небе, стараясь доплыть до Него, разгребаю руками густые, точно смородиновый кисель, тучи… Я едва продвигаюсь в этом вязком месиве… я захлебываюсь в нем…

А потом чья-то рука вдруг отпускает меня, и я опять лечу вниз, кувыркаясь и беззвучно вопя от ужаса…

Я не плыву… я не лечу… я па…»

Катя вздрогнула и открыла глаза. Сердце бешено колотилось в груди. За окном совсем темно, значит, часа три ночи… Сейчас темнеет поздно…

А Димочки нет рядом. И диван не расстелен, Катя лежит в одежде…

Она перевела дыхание, вытерла слезы, которые начали катиться по щекам еще во сне, и вспомнила…

После провала на показе Димка сбежал от нее, а она бегала по городу, искала, гадала, куда он мог деться… Потом вернулась домой, ждала, плакала и сама не заметила, как заснула…

Но где же он?!

Катя вскочила и посмотрела на часы. Полчетвертого. Где можно быть до такого времени?! Может быть, с ним что-нибудь случилось?! Он был сам не свой… гитару разбил…

Надо бежать, искать его… Но куда?

Нет, надо справиться в бюро несчастных случаев… Вот только отыскать бы хоть один жетон для таксофона… Ведь на этот раз они снимают квартиру без телефона, и, чтобы позвонить, надо топать к метро…

Катя заглянула в кошелек, пошарила по карманам — пусто. Но все равно, дома сидеть невозможно.

Она накинула кофточку и спустилась во двор, принялась бесцельно расхаживать рядом с домом, вглядываясь в одинокие силуэты на проспекте.

Дима? Не Дима…

Ночная прохлада забиралась под тонкую кофточку, холодила плечи и голые ноги. Они скоро покрылись мелкими мурашками, а губы побледнели.

Но Катино ожидание не было напрасным — стало светать, открылось метро, появились на улице первые прохожие… Они пробегали мимо Кати деловитой трусцой, поглядывали удивленно: не время для одиноких прогулок…

Потом, видимо, на их станцию пришел первый поезд, потому что люди пошли не только по направлению к метро, но и от него… И среди них Катя сразу увидела Диму.

Он еле брел, пошатываясь на ходу, а Катя со всех ног понеслась навстречу, обняла его, прижала к себе.

— Димочка… Слава Богу… Где ты был? Я видела такой плохой сон…

— Не важно, — еле шевеля губами, отозвался Дима.

— Не важно, что плохой?

— Не важно, где был… Ты совсем не умеешь формулировать вопросы…

И оттого, что он опять сделал ей замечание, Катя неожиданно обрадовалась: подсознание подсказало, что, раз Димка в своем репертуаре, значит, все обойдется…

Отпоенный горячим чаем, обцелованный и обласканный, он лежал под одеялом, а Катя гладила его по лбу, по щекам, утешала…

— Я полное ничтожество… — мрачно говорил Димка. — Я переоценил свои силы…

— Чепуха, милый… — шептала Катя. — Ты же прекрасно знаешь, что это не так… Все это знают…

— Но тогда меня взяли бы хоть в один институт…

— Знаешь, бывает такая полоса невезения… Но если все сразу плохо, то потом станет все хорошо…

— Глупая философия. Что-то ничего не улучшается…

— Значит, надо подождать… — ворковала Катя, покрывая его лицо мелкими поцелуями.

— Сколько можно ждать?! Я столько сил на это потратил!

— Бедный мой… любимый… хороший… Потерпи немного… Для меня ты самый талантливый, самый лучший…

— Для тебя! — усмехнулся Дима. — Не велика честь.

— Разве этого мало?

— Мало!

— Конечно… Но тебя примут, обязательно… У тебя будут толпы поклонниц… Помнишь, как за тобой девчонки бегали у нас в Рыбинске?

— А ты до сих пор ревнуешь?

— Вот и нет…

— Вот и да, — передразнил Дима.

— Ты мне не даешь повода…

— Это только потому, что сейчас я никому, кроме тебя, не интересен, — заявил Димка.

Катя отстранилась и посмотрела ему в глаза.

— Ты так шутишь? — печально спросила она. — Не надо. Мне больно это слышать.

— А мне больно сознавать, что я дерьмо! — взорвался он. — Ты хоть сама-то понимаешь, что это значит?

— Ничего страшного… — пробормотала Катя. — Будешь готовиться еще год…

— Еще год… А ты будешь надрываться на рынке…

Она обняла его.

— Не думай об этом. Это не имеет значения. Мне не трудно…

— Но это стыдно…

— Глупости! — горячо оборвала его Катя. — Мы же любим друг друга… Если бы мне была нужна помощь, ты бы помог?

— Ну конечно…

— Вот видишь! И я хочу тебе помочь. И знаешь, я подумала… может, тебе надо позаниматься с кем-то из профессионалов? Ну… найти какого-нибудь режиссера или актера… и он с тобой порепетирует…

Дима саркастически усмехнулся:

— А деньги? Это дорого стоит, малышка.

— Я заработаю, — торопливо заверила Катя.