Точка росы

К охотнику виновато подошел Тяпа, потерся об ногу.

— Явился? Где шатался? Жениться бегал? Привяжу теперь тебя на веревку, чтобы ты зря не носился и не давил птенцов. И мне пора вешать ружье!

В то дождливое утро замолк разноголосый птичий гомон; утихли любовные песни и трели; на мочажинах перестали драться куропачи. В леса и тундру вернулась прежняя тишина с пересвистом ветра и шумом секущего дождя.

«Явился мужик на коротких ногах», — говорил себе Ядне Ейка, имея в виду затяжную весну. Дожди сменялись морозами, и закраины озер снова схватывались коркой льда. Ветер пригонял черные тучи, и к земле летели мохнатые снежинки, выбеливая все вокруг. Солнце почти не выглядывало, и было неизвестно, придет ли вообще когда-нибудь тепло.

Ядне Ейка не любил затяжных дождей. Болота вспухали. В Пуре поднималась вода, и рыба скатывалась в соры. Три дня не уходил охотник с реки. Вытаскивал сети без рыбы, забитые песком. Дрянная погода сулила голодные дни. Но он не привык жаловаться на неудачу.

Теми же заботами жил его отец. А до него его старый отец. Всем им не раз приходилось голодать, но были и сытые дни, когда в избе появлялось мясо.

Так бы и прожил в Уренгое до глубокой старости Ядне Ейка, повторяя жизнь своего отца и деда. Зимой охотился, летом промышлял на реке. Приходил бы поиграть в подкидного дурака с Филимоном Пантелеевичем, вполне довольный своей жизнью. Есть изба, одежда для лета и зимы, ружье и собаки. Не послушался он отца, а то бы у него была баба — стоило жениться.

Как и раньше, Ядне Ейка уходил гулять в тайгу. Потом сдавал на факторию пушнину. Как и раньше, за весной приходило лето, осень сменялась зимой. Но, возвращаясь с охоты, Ядне Ейка замечал, как менялся поселок, разбегались в разные стороны дома. С утра до вечера стучали плотники топорами. Под дождями чернели крыши новых домов, покрытые досками.

Ядне Ейка все больше привязывался к Большому Мужику. Привык к его вопросу:

— Живешь, курилка?

— Живу, — улыбался охотник и, покачивая озабоченно головой, говорил: — Однако, ты, мужик, много бегаешь. Олень и тот устает. Пробежал мерку, отдыхает. А ты все бегаешь и бегаешь!

— Надо бегать, иначе ничего не успею!

Смотря на Большого Мужика, охотник тоже улыбался или недовольно морщил лицо.

Не все Ядне Ейка понимал, что делали приезжие, и не все их дела одобрял. Трактора железными ногами разбивали землю. Трава и листья на кустах пахли керосином. Не понимал, зачем новые жители в — поселке рыбу ловили без меры, а не съев, выбрасывали. Надо поговорить с Большим Мужиком. Один раз Шибякин уже послушал его: перенес склады дальше от Пура. Весенняя вода теперь дома не заливает. Должен и теперь послушать. Не надо гонять зверей. Не надо рубить землю тракторами!

Встретил как-то Ядне Ейка Сероко. Долго смотрел на него и сказал задумчиво:

— Толстеть стал. Живот отрастил, как Филька. — Не дожидаясь ответа, протянул газету. — Вот, смотри!

— Что там?

— А ты разуй глаза. Трактора наши посмотри! — обиженно ткнул пальцем в картинку.

— Ну и что? — покровительственно спросил Сероко. Не торопясь, достал из кармана очки и оседлал ими нос. В очках, как он считал, ходят все начальники. А он хотя и маленький, но все же начальник.

— Хвалят, — довольно произнес Сероко.

— Хвалят, — протянул Ядне Ейка. — Машину хвалят. А о земле заботы нет.

— Напиши в газету, — сказал Сероко.

— Ты начальник, ты и напиши! — Охотник отвернулся от Сероко и неторопливо зашагал по дороге. Никому не мог рассказать о своей беде Ядне Ейка: не слушались его слова, когда брал карандаш и бумагу. На дверях фактории висел большой замок. Дужка в петлях. Подергал Ядне Ейка замок. Сокрушенно постоял, обдумывая, куда потопал приемщик. С досады подергал себя за волосы. Повернулся, чтобы уйти, но услышал громкий стук в дверь.

— Ядне Ейка, постой! Окно открою.

Охотник узнал хриплый голос приемщика.

— Однако, зачем открывать окно? Дверь есть. Я в дверь войду!

— Я замок повесил.

— Однако, зачем замок повесил?

— Себя закрыл.

— Прячешься? — Охотник догадался, что Филька боится Шибякина.

Ядне Ейка не один раз видел пьяного приемщика. Но когда он всунул в окно голову, отпрянул в сторону. Лицо Фильки заросло жесткой щетиной. Глаза заплыли. Руки тряслись. Вспомнил, как Шибякин однажды приемщику пригрозил: «Выгоню к чертовой матери, — так сказал Большой Мужик, — чтобы духу твоего пьяного тут не было».

Большого Мужика Ядне Ейка встретил на вертолетной площадке, обрадованно закивал ему головой. Большому Мужику некогда пить и петь песни. Не будет он стучать головой по стенке, как Филька.

— Смотри, наши трактора, — сказал охотник, тыча пальцем в газету.

— Трактора, но не наши. Подожди, будут еще писать и о нас. И скоро будут писать об Уренгойской экспедиции. Газ мы открыли! Не понимаешь? Подожди, скоро все поймешь. Вертолет возит нам баллоны с газом. Придет время, будут об этом вспоминать со смехом. В Уренгой газ привозили! Понимаешь? — Шибякин весело похлопал охотника по плечу.

— Мало, мало!

— Хорошо, что честно признался. А твой друг, приемщик фактории, ничего не понимает. Куда-то убежал. Замок повесил на дверях фактории и убежал.

— Филька не друг! — резко сказал Ядне Ейка.

— Если не друг, хорошо.

— Ты мне друг.

— Знаю! — Шибякин напряженно посмотрел на небо. Ему не нравились темные облака. Их где-то потрепал ветер, и рваные хвосты свешивались до самой земли. — Ну, метеоролог, наблюдатель природы, скажи, прилетит вертолет? Не зря ждем с тобой?

Охотнику понравилось, что Большой Мужик обратился к нему ласково и назвал новым именем, видно, хорошим. Посмотрел озабоченно на небо, потом на кустарник. Порывы ветра шевелили листья, и они переворачивались на ножках, показывая сероватые рубашки.

— Солнце скоро прибежит. Ветер повернул. Прилетит вертолет.

— Если твои предсказания сбудутся, назначу тебя метеорологом!

В конце дня звук летящего вертолета обрушился на землю. Тяжелая машина выскочила из-за леса, как будто прыгала с разбегу. Через три прыжка зависла над площадкой.

Ядне Ейка не первый раз видел вертолет. Он знал, что должно произойти. Длинные лопасти, как хореи, сразу сгонят с земли лужи воды, листья с кустов и белые шарики пушеницы. На землю один за другим спрыгнут парни в синих фуражках. Шибякин жадно набросится на газеты, которые привезут летчики. Тут же примется их читать.

— Узнаем, как на земле живут! — скажет и потом будет то улыбаться, то хмурить густые брови.

Но на этот раз Василий Тихонович зажал газеты под мышкой, а читать стал маленький листок. «Письмо получил», — решил Ядне Ейка, взглянув на подобревшее лицо Большого Мужика. Не дочитав письма, Василий Тихонович окликнул Ядне Ейку.

— Ай-яй-яй! — сказал укоризненно. — Как же это мы прозевали! Пирцяко Хабиинкэ давно уже был здесь!

Рыжий олененок с белыми пятнами по бокам на тонких ножках-палочках медленно двигался за Пирцяко Хабиинкэ. Много дней шагали они так вместе, бывший бригадир и спасенный им малыш. Олененок не научился еще копытить наст, чтобы самому добираться мягкими губами до травы и ягеля.

Земля между Пуром и Ево-Яхой с набегавшими от рек косами тайги давно была исхожена вдоль и поперек. Пирцяко берег в голове все переходы. Два раза не гонял по ягельникам, когда откочевывал летом в сторону Тазовской губы и возвращался обратно к зиме. Сейчас он все чаще об этом думал.

Олененок смотрел большими и грустными глазами. Заглядывая в них, мужчина старался вымолить прощение. «Зачем он все еще не со своим стадом?»

Схваченная картина у озера не забывалась. Среди столпившихся людей он видел одного Большого Мужика.

Он стоял за высокой железной вышкой, кряжистый, как старая лиственница.

Пирцяко Хабиинкэ долго смотрел, задрав голову. Все старательно разглядывал: приваренные поперечины, ползущую вверх лестницу. Пугали висящие трубы. Зачем их бросают с силой в землю?