Страница 67 из 112
Третья, анонимная рецензия в «Нойе нюрнбергише гелертен цайтунг» — это наглость, оправдывающая войну, которую Жан-Поль всю жизнь вел против критиков. Аноним, правда, признается, что прочитал всего лишь девяносто страниц, и тем не менее бесцеремонно высказывает суждения, которые затем подытоживает следующим образом: «Некоторые удачные места свидетельствуют о том, что соч. обладает талантом, чтобы создать что-то лучшее, но прежде он должен изучить природу, научиться рисовать и воплощать характеры, избавиться от авантюрности и дикости, столь несвойственных хорошему вкусу, и от причудливости и претенциозности своей манеры».
К счастью, у соч. Жан-Поля было достаточно уверенности в себе, чтобы противостоять такой литературной критике, достаточно почитателей и почитательниц, чьи оценки подтверждали его место в литературе. Одна из женщин, пославшая ему восхищенное письмо, упоминается во всех историях немецкой литературы, хотя вклад ее в литературу незначителен. Она играла роль в жизни Шиллера и Гёльдерлина, теперь она намерена занять место и в жизни Жан-Поля. Она происходит из тюрингской знати, на два года старше Рихтера, несчастлива в браке, мать троих детей, живет в Веймаре. Зовут ее Шарлотта фон Кальб. В феврале 1796 года она пишет автору «Геспера» восторженное письмо, которое он воспринимает как приглашение и которое, судя по развитию их отношений, так, вероятно, и было задумано. Прочитав слова о том, что Гердер его высоко ценит, а Виланд называет «нашим Йориком, нашим Рабле», обитатель Гофа решает осуществить свою мечту о поездке в Веймар. Веймар для него не только большой мир, это священный город немецкой интеллигенции, Рим и Мекка духа.
«Да, наступит новая эпоха, просияет свет, и человек пробудится от возвышенных сновидений и увидит их осуществленными, ибо он не потерял ничего, кроме сна», — говорится в видении будущего в «Геспере». Однако человечество еще далеко от этой эпохи: «еще не пробил двенадцатый час ночи; в небе еще парят ночные хищники, еще бродят призраки; еще кривляются мертвецы, а живые видят сны», но для одного живого, для Иоганна Пауля Фридриха Рихтера, сны стали явью, цель, к которой он стремился, голодая и трудясь, достигнута: Германия узнала его имя, Веймар призывает его.
«Когда я услышу и увижу высокое триединство трех великих мудрецов, равных которым не знал даже Восток, — пишет он в своем первом письме Шарлотте фон Кальб, отвечая лестью на лесть и подразумевая Гёте, Виланда и Гердера, — я едва ли не смогу слышать и видеть, ибо онемею от любви и восторга».
Это и произойдет через три месяца. Но он будет все видеть и слышать очень отчетливо. И не утратит дара речи.
20
СВЯЩЕННЫЙ ГОРОД
В Веймар он не свалился, как считал Шиллер, с луны; гораздо хуже: он пришел пешком.
Непогода однажды заставила его отложить путешествие до тех пор, пока новолуние не возвестит изменения. 9 июня 1796 года (через несколько дней после окончания «Зибенкеза») он чуть свет пускается в путь, как это снова и снова делают юноши в его романах. Как и в книгах, погода отвечает его настроению, она благоприятна, и друг провожает его за черту города. Вечером он прибывает в Шлейц, где хозяин считает, что бедный путник не достоин комнаты лучшей, чем самая большая, то есть общая, зато это обходится ему всего в восемнадцать грошей. Через Нойштадт на Орле и Кале он на следующий день достигает Йены: это почти восемьдесят километров за два дня. В четыре часа дня он пишет Отто короткое письмо, хвалит красоты Орланской земли и жалуется на мерзкое йенское пиво. В семь часов вечера он надеется быть в Веймаре. Он нанял карету экстренной почты, ибо опасается, как бы хозяин «Наследного принца» не отнесся к пешему путешественнику подобно хозяину в Шляйце. «Почтовые лошади… прибыли тотчас же и потащили мое радостно замирающее сердце в страстно желанный рай».
Экипаж произвел должное впечатление: хозяин «Наследного принца» счел пассажира достойным хорошей комнаты, с окнами на улицу. «Еще не отряхнув дорожной пыли», Жан-Поль берется за перо и пишет госпоже фон Кальб. Он просит уделить ему час для свидания наедине, ибо первая встреча не допускает зрителей. «Наконец-то, милостивая сударыня, я открыл врата рая и стою в центре Веймара».
Но сообщение о его прибытии излишне. О нем уже известно. Старая герцогиня Анна Амалия дала должный наказ страже у городских ворот, которая не слишком перегружена, поскольку в день проезжает не более двадцати путешественников. Веймар в курсе дела.
По нынешним понятиям, эта резиденция со своими 6500 жителями — крохотный городок, но она соответствует малому государству, не превосходящему размерами нынешний район. Герцогство Саксония-Ваймар-Эйзенах — так именуется это раздробленное создание, насчитывающее около ста тысяч жителей; шестьдесят три процента из них — мелкие и средние крестьяне — ужасающе бедны, не только из-за допотопного хозяйствования, но и из-за нищенской оплаты дворянством барщинного труда. Поскольку городское бюргерство составляло двадцать три процента населения, а дворяне были освобождены от налогов, доходы государства от налогов были невелики. Но надо было содержать двор с его огромным аппаратом чиновников — эту раздутую от водянки голову на тщедушном тельце малюсенького государства. Поэтому в то десятилетие в резиденции много говорили о бережливости. И действительно, при обоих дворах (дворе герцогини-матери и дворе правящего герцога Карла Августа) жили не роскошно, в отношении еды, питья, комфорта — скорее бюргерски скромно. Зато на многочисленных придворных, на строительство дворцов и парков тратили больше, чем имели. Когда в 1783 году долги выросли до двадцати тысяч талеров, Карлу Августу пришлось распустить насчитывающую восемьсот человек армию — свою любимую игрушку. Но и оставшиеся тридцать восемь гусаров и сто тридцать шесть пехотинцев, меняющиеся фаворитки, внебрачные дети, разодетые егери, чистопородные псы и английские лошади тоже стоили денег. Карл Август мало чем отличался от других мелких князей того времени. Его заслуга лишь в том, что он привлек в страну Гёте, который тщетно пытался в качестве воспитателя и министра улучшить положение. Одной из причин, которые в 1786 году побудили Гёте уехать в Италию, было осознание им бесполезности своей политической деятельности.
Гостиница «Наследный принц», в которой остановился Жан-Поль, расположена подле рынка. Хозяин принадлежит к немногим состоятельным горожанам. Не говоря о придворных, кроме него, лишь хозяин гостиницы «У слона», два банкира и два предпринимателя сумели составить себе состояние. До новой эпохи, которую воспевают здешние прекраснодушные мечтатели, с точки зрения экономики еще очень далеко. Это видно по городу, являющемуся лишь придатком двора. Гердер, приехав туда, назвал его «пустынным городом», «чем-то средним между деревней и придворным поселением». Многие дома покрыты соломой, улицы тесны и грязны. Сточные воды распространяют зловоние. Пастухи гоняют свои стада через город, улицы по ночам не освещаются. Дворец, сгоревший за двадцать два года до прибытия Жан-Поля, все еще не отстроен. Прилавки мясников установлены под галереями ратуши. Пекари продают товар через окна или в передних своих квартир. На рынке всего три магазина с витринами: аптека, косметический и магазин дорогих тканей. Покупателями, следовательно, являются лишь придворные.
Но все это не омрачает счастья путешественника. Он не видит убожества. По сравнению с захолустным Гофом Веймар роскошен. Для него город не резиденция мелкого князя, а обитель муз.
Образованные люди очаровывают его. Он наслаждается духовным общением с ними, но больше всего тем, что они восхищаются им. Впервые в жизни он ощущает уважение со стороны людей, которых сам высоко ценит, и счастлив этим. Его письма к Отто, торопливо написанные, выдают в нем провинциала, в изумлении разинувшего рот перед таким обилием вкуса, образованности и свободомыслия, так и возгордившегося молодого автора, который вдруг заметил, как велика его слава. Восторг, каким его окружают, создает у него впечатление, будто он среди сплошных единомышленников.